Из жизни читательницы

- Наверное, вкус стал тоньше… Починим пока старые.

Какая-то часть моего существа словно сжалась и застыла, а другая не способна была действовать без нее. А в голове четко, словно план воспитательных мероприятий на текущее полугодие, формировался список вопросов - и с каждым днем все неразрешимее…

- Я где-то такую книжку видела - «Ура, я развожусь!» или что-то в этом роде, - вспомнила Римус. - И вообще, моя соседка Зинка говорит: разводиться тяжело только первый раз. А потом - ерунда, раз плюнуть!

- Я вот так и не решилась, - вздохнула Людасик. - Хотя поводов бы-ы-ло… Просто к человеку прирастаешь кожей. Ну как это я своего Сережку не буду больше видеть? Да я умру!

- Привычка! - пробормотала я. - Годы жизни бок о бок! Ну нет, я, слава Богу, не успела… или не далась… Только вот интересно: почему-то все время одни и те же картины перед глазами. К чему это? Может, я схожу с ума? Зациклилась? Или они что-нибудь означают?

- А какие именно картины? Можешь описать? - деловито спросила Людасик. В глазах у нее засветилось профессиональное любопытство.

- Да глупости разные… Например, как он на диване сидит: сгорбится, смотрит перед собой и моргает - не как все люди, а как-то снизу вверх… Или как яичницу жарит. Разобьет яйца прямо на сковородку, а потом скорлупки выковыривает. Глупо, да?

- Все нормально! - отрезала Людка. - Это чисто женский инстинкт: «Не уберегла! Не научила яичницу жарить! Пропадет он, бедный, без меня…» Главное - не поддавайся, Маринка! Через месяц-полтора само пройдет. Захочется порыдать - дыши поглубже. Имей в виду, дыхание - это ниточка, через которую к нам идет здоровье!

- Нет, ты посмотри на нее! Натуральный психотерапевт! - прокомментировала Римус. - Людка, где ты такого набралась?

- Есть соответствующая литература… Успокаивает, кстати, лучше романов! И вообще интересно: что там дальше? Хотя с этой жизнью уже все в общем-то понятно. Через десять лет - климакс. Через пятнадцать - пенсия. Через двадцать - здравствуй, старческий маразм… Одна надежда на здоровое питание. Плюс биодобавки…

- Ты рехнулась, что ли, Людмила? - осведомилась Римка. - Сложим, значит, ручки крестом?! Ну уж нет, фигушки! Да я, может, еще ни разу в жизни блондинкой не была! Ни с одним итальянцем не целовалась! Меня муж еще, может, в Венецию обещал повезти! На карнавал! А?!

Вдруг мы разом пришли в возбуждение и стали кричать несвязно, перебивая друг друга, как пьяные. Хотя пили всего лишь зеленый чай с жасмином и магнолией.

- Не в этом дело! Просто все люди разные. У некоторых все жизненное назначение - быть просто чьим- то проводником, спутником, понимаете? Да и то с ограниченным сроком! А у некоторых - просто переставить, допустим, эту лампу с места на место… Потому и живут по-разному!

- …Или вот возьмите нового дворника. Говорят, бездельник! По утрам только бегает по спортплощадке, тренируется, а ворота закрывать забывает… А лично я думаю - нормальный дед! У него шаг твердый, как у завоевателя! И взгляд такой же! Жизненный тонус. И пусть себе крутится на брусьях! И безо всяких биодобавок!

- …А если, ты говоришь, это женский инстинкт, то почему иногда так страшно? Как будто своими руками что-то драгоценное разбила? А может быть, существуют какие-то тайные законы жизни, какие-то законы счастья, а просто мы их не знаем? И нарушаем почем зря?

- Существуют, конечно, а ты думала! И судьба, и законы, и суд… Я при Сережке как-то стала гадать по Пушкину, ну а он, конечно, сразу издеваться. И говорит: «Ты бы вот спросила у Пушкина своего - где он сейчас?» Я сдержалась и спокойно так говорю: хорошо, называй страницу и какая строчка сверху… Он называет… И что вы думаете?! Читаю: «Спокойно спит в сени блаженной!» Черным по белому! Хотите, перекрещусь?!

- …Не о том речь! Вот я по телевизору видела одного мужика, негра, певца какого-то. Так он внезапно прославился в шестьдесят семь лет! До этого всю жизнь пел в кабаках, кажется. А в шестьдесят семь снялся в каком-то фильме, в эпизоде - и вдруг обрушилась слава! В шестьдесят семь! Показывают - морщинистый такой дедок. Но глаза горят! И чувствуется, уверен - все лучшее у него впереди! Это что же значит? Значит, некоторые до своего звездного часа просто не доживают?! Не знают просто, что он еще впереди! Устали надеяться!

- По-настоящему тебе бы, Марысь, сейчас отвлечься… Уехать куда-нибудь, что ли. Сменить гардероб, сделать ремонт. Или хоть мебель в комнате переставить. По себе скажу…

- Мама уже занялась. Приобрела мне люстру - два зеленых колокольчика…

Непривычный зеленоватый свет заливал мою комнату. Теперь мама собралась сменить в ней старые тяжелые шторы на легкие гардины нежно-салатного цвета, а со временем купить и зеленоватый палас в тон. Я не мешала ей развлекаться этими преобразованиями. Меня они не занимали.

В гардеробе по-прежнему висели мои классические костюмы нежных тонов, а также безнадежно вышедшие из моды - только теперь я заметила это - серые юбка и свитер. А тоненькие девушки и молодые женщины надели этой весной яркие короткие кофточки со сборочками и шнуровкой и свитера с открытыми плечами, с отдельными, ничем не прикрепленными к ним рукавами.

Но мне это было как-то безразлично.

В школе понемногу приближался последний звонок. Пора было составлять график сдачи учебников. В городе заканчивался конкурс «Библиотекарь года». Где-то в центре построили новый торгово- развлекательный центр, по телевизору шла реклама. И еще передавали репортаж о готовящемся полете на Марс.

Но и это меня ничуть не волновало.

А в одной из комнат пятиэтажного дома наверняка накопилась пыль под диваном, хозяин забывал проветривать ее на ночь, а в холодильнике у него…

Но думать об этом строжайше воспрещалось. На этом месте следовало несколько раз вздохнуть медленно и глубоко и вытащить из ящика детектив.

А дверь в свою комнату я теперь не закрывала. Родители как-то отвыкли воспитывать меня и следить за моим режимом.

А может быть, наша жизнь вообще никогда не существовала? Может, все это я просто придумала?

И вот ее образ больше не реет в недостижимой высоте надо мной. Ее имя больше не звенит нежно и тонко. Я освободился от наваждения - теперь уже в принципе не так важно, по собственной воле или по воле обстоятельств. Я освободился. Иногда я вспоминаю самого себя, каким я был, и искренне удивляюсь. Нет, я не стыжусь ни своих мыслей, ни стихов, ни нескладных попыток приблизиться к ней. Просто я все отчетливее понимаю, что был сумасшедшим, одержимым, каким-то заколдованным или заговоренным - если только эти слова вообще что-нибудь означают. Хотя и смешно: кому бы, спрашивается, понадобилось колдовать, заговаривать меня?

А иногда приходит в голову: может быть, наоборот, та любовь имела какой-то тайный смысл в моей жизни? Может, я просто не понял, в чем он, этот смысл? Может, отказавшись от нее, от борьбы за нее, я отказался от какой-то части самого себя?

Впрочем, такие мысли посещают меня нечасто. Просто нет времени размышлять о прошлом. Вернее, пришла пора конкретно подумать о будущем: какие перспективы оно сулит, на что я способен, чего в состоянии достичь через десять, двадцать лет?

Хотя иногда кажется: теперь в общем-то все равно…

Родители не то спорили, не то ругались.

- Да в каком же шестьдесят втором? - возмущалась мама. - Если Мариша родилась в шестьдесят первом! До шестьдесят четвертого вообще на море не ездили.

- Разве до шестьдесят четвертого? - неуверенно переспросил папа.

- Здра-а-сьте! - вскричала мама в крайнем раздражении. - А как потом приехали по привычке с вещами по старому адресу, а у Аркадия квартира другая, - тоже не помнишь?

Так странно было, что люди искренне переживают, раздражаются и чуть ли не ссорятся из-за какой-то ерунды. Тем более люди в возрасте моих родителей.

Я вышла в зал и некоторое время рассматривала их. Бывает, что близкие люди вдруг открываются тебе