Если тебе что-нибудь дарят на день рожденья, не так уж важно, нужна тебе эта вещь или нет. Главное — дух, а не материя. То, что тебе преподнесли подарок от всей души. Я всегда радуюсь даже ненужной вещи, если мне ее подарили с любовью!
Выслушали вполуха. Все лопали плов и тянулись за новыми порциями. А Лев Аполлонович постепенно хмелел все сильнее.
— Эх! — произнес он. — Хорошо тебе, Лидочка! Ты такая вольная, поешь и пляшешь! И я до института и пел, и плясал, а детей так и не заимел и ни на ком до сих пор не женился!
Повисло молчание. А потом подруга Льва отозвалась с растерянной улыбкой:
— Лева, ты сам себе противоречишь! Всегда твердишь, что ты — убежденный холостяк, не хочешь жениться и иметь детей! Разве не так?
— Именно так! — с жаром ответил хозяин и резко помотал головой. — Не хочу жениться!
— А чего тогда жалуешься?
— Так со мной никто не хочет быть, и от меня детей тоже никто не хочет! — завопил Лев. — Всем на меня наплевать! Я не хочу жениться, это да, но девки об этом не знают! А все равно идут мимо!
Симе стало жаль оскобленную подругу Льва. Она наверняка хотела быть с ним, но тот ее не учитывал.
— Люди все чувствуют, Лев Аполлонович! — наставительно объяснил Илья. — Ощущают флюиды. И раз догадываются, что вы — убежденный холостяк, то с них и взятки гладки. Чувства — они всегда ответные. Если человек чего-то не имеет — значит, не хочет этого иметь. Если бы хотел, добился бы своего!
— Да, ты, кажется, прав, — пробурчал Лев Аполлонович. — А по этому поводу тост! — Он словно пытался замять неловкость своих слов и прорвавшихся чувств. — За вас двоих! — он посмотрел в сторону Ильи и Лидочки. Те с любопытством глядели на него. — Чтобы и дальше у вас все продолжалось так, как сейчас! Чтобы жили вместе, чтобы вместе вам было хорошо, чтобы любовь жила и дальше! А потом, может, и поженитесь?
— Может быть, — Илья почесал нос.
— Тогда меня позовите на свадьбу, ладно? В качестве свидетеля! А то я никогда не был на свадьбе и в загсе! Возьмете?
— Возьмем, — пообещал Илья.
— Слышали? — обратился Лев Аполлонович ко всем. — Мое место свидетеля забронировано!
Все согласно и миролюбиво закивали головами.
— Так вот, — продолжал он, — а потом, глядишь, у вас появятся дети!
— Пока мы не собираемся, — заулыбался Илья. — Но потом — возможно. А сейчас куда нам с ними?
— Я понимаю! За это самое будущее! — провозгласил Лев Аполлонович.
Все дружно одобрительно чокнулись. Стаканы поехали над столом, встречаясь и расходясь, весело сталкиваясь. Снова зазвенели вилки о тарелки.
— Давайте тост за именинника! — крикнула Сима. — Просто за нашего Илюшу!
— Илюшу? — опять раздался голос уже пьяного вдрызг хозяина. — Какого такого Илюшу? За Илью! Человеку двадцать, можно ск-ть, лет! И он уже не И-люша, а взрослый мух-шына, к-торому пора качать в люльке несколько детей! Э-э-эх! — жестко добавил он с каким-то сурововато-мирным мужицким укором.
Все ошеломленно замолчали, раздумывая, почему Лев Аполлонович махнул аж на несколько детей. А потом выпили 'просто за Илюшу'.
Инга не появлялась, и Сима подумала, что она не придет.
Прошло еще некоторое время, и вдруг молчаливый, тяжело шевелящийся Лев Аполлонович, медленно подняв опущенную голову и уперев руки в колени, пронзительно и холодно посмотрел на сидящих напротив Илью и Лидочку, заставив их в страхе передернуться, обжег взглядом и неожиданно свирепо и твердо произнес:
— Морды сейчас вам я набью, вот что! Поняли?
Наступило молчание. Растерянная Лидочка перестала улыбаться. Илья оторвался от тарелки и ответно взглянул на хозяина. Тот уставился исподлобья застывшим мутным взглядом. А потом стукнул коротко, резко и сильно кулаком по столу. И громко злобно повторил:
— Всем сейчас морды буду бить!
К Льву Аполлоновичу проворно подбежала его подруга.
— Милок, я умоляю тебя, — проговорила она, прижимая руки к груди. — Перестань! Довольно! Пойдем! Я уложу тебя спать!
Лев Аполлонович сидел неподвижным отекшим камнем и молчал. Тусклое сознание замерло, казалось, навсегда.
— Милок! Ну, хватит, прошу! — голос подруги задрожал измученно и нервно. Было понятно, что она успела по-черному намучиться со своим дружком. — Пойдем в комнату!
— Я люблю тебя, — сказал задумчиво Лев Аполлонович и поцеловал ей руку, наклонившись вниз. А затем деловито обернулся ко всем остальным и заорал: — Всех сейчас ногами бить буду!
Тут, не выдержав, встал Илья. Немного привыкший к подобному, он подошел с другой стороны к хозяину и, стараясь его не бояться, спокойно стал уговаривать уйти к себе и лечь баиньки.
Лев Аполлонович, кряхтя, нехотя встал. Но, сделав два шага, налетел на стул, чуть не упал, вовремя подхваченный под локоть Ильей, едва не сбил с ног ахнувшую в испуге подругу и опрокинул на пол тарелку.
— Да что же ты делаешь?! — истерично, чуть не плача, закричала подруга.
— Ну, прости, налетел сослепу! — проговорил, тяжело ворочая языком, Лев Аполлонович. — Я же близорукий! Видишь, во! Очки на мне! — и он неверным пьяным пальцем указал на стекла своих очков. — Не вижу!
— А раз ты в них не видишь, то зачем тогда тебе очки?! — завопила подруга и резким движением, схватив за дужку, стащила очки с возлюбленного и осторожно положила их на тумбочку.
Лев Аполлонович дернулся вперед, поддерживаемый с двух сторон подругой и Ильей. Но, пройдя несколько шагов, рухнул на пол огромной подкошенной колодой.
Все безмолвно смотрели на лежащего без движения, вырубившегося хозяина. Сжавшаяся от страха Сима жалела, что пришла сюда, и мечтала поскорее отсюда выбраться. Как тут живет брат? Нет, надо срочно искать ему другое жилье! И какой дурак посоветовал Симе этого Аполлоныча?! То есть дура… Консьержка в подъезде…
— Так, спокойно! — деловито крикнул не растерявшийся Илья. — Нужна помощь. Мужская сила! Добровольцы! Девушки, вы сойдете за одного мужика!
Симе и Лидочке пришлось нехотя встать, взять под командованием Ильи обмякшего и совершенно неподвижного громадного Льва за руки и за ноги, поднять и потащить в другую комнату. Путь оканчивался у кровати, на которую они уложили даже ни разу не пошевелившегося хозяина. Затем все снова вернулись к столу.
— Вынос тела прошел успешно! — объявил Илья.
Проснулся Лев Аполлонович поздно, когда уже стоял белый день. Сильно болела голова. Постанывая, он заворочался. 'Уехать бы, — подумал он. — Куда-нибудь далеко. На лесоповал в тайгу, где я работал в ранней молодости. Что там сейчас, интересно? Да куда мне ехать… Мне уже стукнуло сорок. А ведь неплохо податься из Москвы… Денег можно заработать… Бросить все и смыться в тайгу. А потом вернуться, сделав виток. Только я делал его тогда, а что толку?.. Круги в жизни и есть круги…'
Он не знал ничего о том, что происходило на дне рождения Ильи дальше.
Его подруга, оставшись без повелителя, вдруг опустила подбородок, скрестила на могучей груди руки и надрывно, заунывно завела тягучую мелодию. Остальные притихли, обалдев. Женщина выла, тосковала, грустила о своем одиночестве, это было ясно без слов, проклинала тяжкую, несправедливую долю. И в этом ее выкрике-пении выплескивалась измотанная, исстрадавшаяся, изболевшаяся женская душа.
Даже Симочка, давно и сильно жалевшая, что пришла сюда, заслушалась.
— Расслабься! — сказал ей Илья. — Ты боишься Льва?
Лидочка хихикнула. Получилась смешная игра слов: 'боишься льва'. Грозного и хищного.
