— Не успел, — пробормотал Петр.
— Вот загнул! Времени не хватило? — удивился Виктор. — Так это быстро делается: раз, два — и готово! Уже весь по уши в дерьме! Полный атас! Нерасторопный ты, брат, как я погляжу. А этот твой, 'дровосек железный', Толик, тоже не успел?
— Он успел, — вздохнул Петр. — Жена у него была такая хорошая, Лелей звали, и девчонка махонькая. Не знаю, как они теперь живут.
— Не утешаешь, значит, вдову? — засмеялся Виктор. — Нечуткий ты, Петруха! Слушай, что ты все жмешься, как неродной! Пей и ешь на халяву, вон еды пока навалом! Нелька вчера чего только не наготовила.
— А Нелька — это кто? — осторожно полюбопытствовал Петр.
— Да так, шалава одна, — неопределенно отозвался Виктор. — Шастают тут всякие приблудные… Еще не вечер, но первый тайм мы уже отыграли. Не обращай внимания, мелочи жизни. Ну, а чем же ты все это время занимался, Петро, если даже минутки не нашел, чтобы бабу уговорить? Небось, тоже воровал и по тюрьмам мотался?
Петр неожиданно обиделся, и лицо его потемнело.
— Ты ври да знай меру! — сказал он, потихоньку закипая негодованием. — Зачем мне воровать и сидеть? Я свой срок один раз отмотал, и больше туда неохота! Работаю теперь сантехником в РЭУ, деньги есть. Чего мне надо-то?
— Афоней, значит, будешь! — обрадовался Виктор.
Петр беспокойно завозился на стуле, с недоумением глядя на Крашенинникова.
— У меня как раз бачок протекает, не посмотришь? Бутылку я тебе уже заранее поставил! И ванна у меня ни к черту не годится! Я в ней сдуру кисти отмачивал, перепортил всю на фиг! А потом и вовсе выкинул. 'Ну, а этот забулдыга ванну выпер на балкон…' Вознесенский обо мне лично написал. Не слыхал о таком?
— Не слыхал, — с уважением сказал Петр. — Прямо так о тебе и написал? Ишь ты! Да, а как тебя зовут? Сколько сижу, все не спросил…
— Бывает, — хмыкнул Виктор. — И я тоже хорош! До сих пор не представился! Позвольте отрекомендоваться, — он встал и шаркнул ногой. — Виктор Крашенинников собственной персоной! Завсегда к вашим услугам!
— Витюха, значит? — обрадовался Петр. — Хорошее имя!
Что он все так радовался именам? Забавный тип! Виктор сел и снова закурил.
— Куришь? — он подвинул Петру пачку. — Пользуйся!
— Дорогие! — почтительно оглядывая коробку, сказал Петр. — Богато живешь! За твои картинки хорошо платят?
— Есть такое дело, — пробормотал Виктор. — Жаль, Петруха, что я к тебе раньше не подошел: у меня выставка была на Кузнецком, пригласил бы тебя посмотреть. А теперь закрылась.
— Ну, ничего! — утешил Петр. — Другая будет. Тогда и приду!
Крашенинников пристально осмотрел его сквозь синеватый табачный дым.
— Значит, закорешили мы с тобой? — спросил он вполне утвердительно. — Это приятно! Уговорим бутылку-то? Еще одна имеется. Все за тебя решать надо…
Петр поежился.
— Пьешь ты много, Витюха! Даже я и то так сразу не могу…
— Ништяк, привыкнешь! — утешил его Виктор. — Зато у меня оправдание найдено, вот послушай:
А квартирка-то своя имеется?
— Неужели! — тихо отозвался Петр. — Сам отделал всю и обставил!
— И баба есть? — Виктор по новой налил Петру и себе.
Петр как-то странно сморщился.
— Неужели… — пробормотал он без прежнего оттенка уверенности и гордости. — Да тоже крикливая попалась, вроде твоей Анюты, пью, дескать, я много, ругаюсь… Уйти все к кому-то грозится.
— Песня знакомая, — согласился Виктор. — А ты наплюй: все равно последние верные жены ушли за декабристами в Сибирь! И сколько сидим, я от тебя пока ни одного бранного слова не слыхал. Может, заливает подруга? Они все врать здоровы! И вообще, заметь, к вопросу о ненормативной лексике так просто не подступишься. Какая разница, нормативная она у тебя или нет? Главное, чтобы поступки твои были нормативные, жизнь нормативная, душа! А лексика? Тьфу! Поверхностный слой, как пыль на земле! Суть — в ее глубине.
Петр снова глянул на Крашенинникова с уважением.
— А твоя-то… скоро придет? — спросил он осторожно.
— Это ты про кого? — наморщил лоб Виктор.
Он уже начисто забыл свое сообщение о Нельке.
— Да вот, — неуверенно проговорил Петр, — Неля, что ли…
— А-а, эта! Старая клюшка! Орешек мне не по зубам — и так уже четыре коронки, — махнул рукой Крашенинников. — Ништяк, не бери в голову! Придет, не придет… Без разницы! Вот Танюша скоро появится, — он быстро глянул на часы. — Очень скоро, Петруха…
У Петра растерянно вытянулось лицо.
— Ты про Танюшу не говорил… Это у тебя еще одна, что ли? А Анна как же?
— Ну, ты даешь, Петр! — развеселился Виктор. — Я ведь тебе объяснил ситуацию: богема, развратники! И все такое прочее! Улет! Беда, Петруха, с творческими людьми. Настоящее наказание, стихийное бедствие — иметь с ними дело! А Таня, если помнишь, это та самая, которую ты тогда встретил со мной в лесу… Вместе со своим корешом.
— Таня… — прошептал ошарашенный Петр. — Так ее Таней звали…
— Ну да! — кивнул Виктор. — Только не талдычь, что имя хорошее: обрыдло, понимаешь? Смени пластинку!
Лицо у Петра стало на глазах меняться, темнеть от страха, съеживаться, сморщиваться… Он весь застыл на стуле, превратившись в мраморное изваяние алкаша, судорожно вцепившегося в стакан с водкой.
Крашенинников окинул его профессиональным взглядом. Неплохо бы сделать набросок, картина очень впечатляющая: строитель капитализма в России! Герой нашего времени! Коммунизм не состоялся, социализм создать не удалось, так теперь, глядишь, на буржуазном фронте чего-то получится…
— Так она не умерла тогда, что ли? — робко, неуверенно спросил Петр. — В лесу?
— Почему не умерла? — невозмутимо сказал Виктор. — 'Уж если я чего решил, так выпью обязательно'. 'Какой бы мы красивой были парой, когда бы не было…', — он пристально взглянул на Петра. — Похоронили ее, браток! Но без меня. С двусторонней пневмонией я валялся, без сознания, с двумя вывихами и сломанным носом по твоей милости! С температурой за сорок! Чуть Богу душу не отдал! Но оклемался! Себе на горе, людям на беду!
Лицо Петра приобрело страшный землистый оттенок.
— Так как же… — начал он и осекся, не в силах продолжать.
— Темнота ты, Петруха! — посетовал Виктор. — И с подсознанием у тебя большая напряженка! О Фрейде, небось, не слышал? Оно, впрочем, и к лучшему! К чему себе голову чепухой забивать!
— Чокнутый ты! — в страхе прошептал Петр. — Я и раньше заметил…
— Не дрейфь, Петро, я в полном порядке! — успокоил его Виктор. — На учете в диспансере не состою, так что дееспособен и за свои поступки отвечать по закону обязан!
