Сара с готовностью оглянулась — как бы в поисках знакомых лиц. На самом деле ей хотелось убедиться, что за ней нет хвоста. Сегодняшний телефонный разговор испугал ее не на шутку. Насколько опасен может быть тот преследователь?
— Мужчина или женщина?
— Мужчина. Давайте подержу ребенка.
Сара поднялась и передала ему девочку. Рози приоткрыла на миг один глаз, продолжая умиротворенно потягивать из бутылочки молоко. Сара внимательно оглядела зал, но ничего не заметила. Ах, поскорее бы все это кончилось! Потом остановила взгляд на Алеке с Рози на руках.
— А вы ей и впрямь нравитесь, — заметила она, отпив из чашки и пытаясь расслабиться.
— Ничего удивительного, — бросил он и бережнее прижал к груди ребенка. — Все девчонки от меня без ума. Большие и маленькие.
Сара почувствовала, что краснеет — вспомнилась та игра на постели. Тогда она вдруг почувствовала себя такой привлекательной, такой желанной! И еще: живо представилось, каково это — быть его возлюбленной. Угораздило же встретить его именно теперь, в самый неподходящий момент!
— Ну что, видите?
— Нет. Может, он ушел?
Алек незаметно посмотрел в проход между столиками.
— Еще здесь.
Сара удивленно округлила глаза. В помещении был только один мужчина.
— Вы имеете в виду этого рыжего?
— Да, этот малый явно из клана Доунсов. Вылитый Тим. Лет через сорок.
— Да-да, верно. — Сара обхватила себя руками, зябко поежившись. — Как здорово, должно быть, иметь такие глубокие корни. Много родных, на которых всегда можно положиться…
— Видите ли, мы с сестрами были еще детьми, когда отец умер, а мама начала пить и… мы оказались предоставлены самим себе.
Алек ощущал, как медленно и неотвратимо втягивается в ее коварные сети. Слова срывались с губ как-то сами собой, помимо его воли и желания. Но он убеждал себя, что в ответ и ей захочется поделиться чем-то сокровенным, облегчить душу. И он позволил воспоминаниям прошлого выплеснуться наружу, снести высокую и неприступную стену, воздвигнутую им вокруг собственной души.
— Сколько вам было тогда?
— Десять лет.
— Почему же никто не взял над вами опеку?
— Потому что я был слишком хитер, — пояснил Алек с горечью и гордостью одновременно. — Я решил, что все эти органы опеки только ухудшат дело. Девочки не хотели разлучаться… и все мы любили мать. Не так уж трудно было заставлять ее расписываться на официальных бумагах. Можно сказать, для меня это стало делом чести. Вообще для меня семья была и остается чем-то очень важным.
Явилась Лесли с заказом, и Алек обрадовался возможности оборвать свою исповедь.
— Скажите… вон тот человек… — начал он, кивая в сторону рыжеволосого.
— А, доктор…
— Не родственник ли он…
— Мы все здесь чьи-нибудь родственники, — довольно резко оборвала его хозяйка и тут же махнула кому-то у кассы. — Прошу простить, меня ждут посетители.
— Странно, стоит заикнуться об их семьях, как здешние жители тут же замыкаются, — произнес Алек, вспомнив Хола и фотографию в конторе гаража.
— А почему вы не проводите Рождество с сестрами? — спросила Сара.
— Потому! — отрезал он, старательно сдабривая гамбургер зеленым салатом.
— Мне бы хотелось, чтобы вы когда-нибудь рассказали о себе подробнее, — проговорила Сара, доверительно наклоняясь к нему через стол. — Что вы делаете тут, в этой гостинице, один, в разгар Рождества? Без жены, без подруги… Почему вышли в отставку?
Алек принужденно улыбнулся. Это дознание оказалось тяжелее, чем он предполагал. И так уже он поведал ей о своем детстве больше, чем открывал даже близким друзьям. Вдобавок они, кажется, поменялись ролями. Это ему хотелось бы знать, что она здесь делает.
— Почему это вас интересует, Снегурка?
Теперь, считая ее Келли Хаттон, Алек не мог заставить себя называть ее Сарой.
— Потому, — передразнила она. — Потому что мне не все равно. Знаю-знаю, это не мое дело. — Она вскинула руки. — Вы для меня всего лишь ворчливый незнакомец, который интересуется скорее не мной, а моим ребенком. И все же вы чем-то нравитесь мне, Алек.
Он криво усмехнулся. Женщине нужно обладать недюжинным характером, чтобы с такой прямотой требовать отчета от крепкого орешка вроде него. А то, что она и сама мастерски владела искусством лицемерия, очаровывало и притягивало еще больше.
— Не хочу, чтобы сестры видели меня таким, — отрезал он.
— Каким?
— А вот таким! Поверженным, беспомощным… Таким, которого собственные товарищи признали негодным по ничтожному поводу! — Он помолчал, пытаясь унять заново вспыхнувшую обиду. — В представлении сестер я остаюсь непобедимым, и мне не хочется разочаровывать их. Простое невезение они могут принять за слабость. Не знаю уж, что миссис Несбит наговорила вам о моей отставке…
— Только то, что вы служили в ФБР и получили пулю.
— Ну так знайте, что отстранение меня от оперативной работы было величайшей несправедливостью. Мой отдел был… и остается… лучшим во всем ведомстве! Я вложил в это дело всю жизнь. Всю, без остатка! Но происходит нелепейший случай — и меня сажают в контору заниматься бумажками.
— А вас это не устраивает.
— Ни в коей мере. — Он решительно мотнул головой. — Разработка операции на бумаге — это лишь первый шаг. Главное — грамотное воплощение. Чувство опасности… оно электризует… дает ощущение подлинной жизни!.. Со мной поступили гнусно, уж можете мне поверить!
Сара слушала молча. Так вот он какой! Уязвленный, отчаявшийся и угрюмый воитель, мучительно переживающий свою отставку и неспособный примириться с неизбежным. Все еще пытающийся неловко угнаться за бывшими товарищами.
Ясно, что в ее лице он просто нашел удобный объект слежки, возможность отвлечься от своего унылого существования и вновь ощутить себя бравым агентом.
Легкий досадливый вздох сорвался с ее уст и не укрылся от Алека.
— О чем вы думаете? — решительно спросил он. — Только честно.
— Э… я подумала, что, конечно, тяжело, когда тебя понижают или увольняют… Но ощущать себя…
— Меня никто не понижал и не увольнял! — Он возмущенно стиснул зубы. — Я в отпуске по болезни. Уверен, моя группа ждет моего возвращения. Потому меня и отправили отдыхать в этот допотопный отель. Все сделано для того, чтобы я смертельно соскучился в этом богом забытом краю… чтобы даже сидячая работа показалась раем… Но я не вернусь.
— По-моему, вы здесь вовсе не скучаете.
— Это правда, — согласился он.
Некоторое время они смотрели в глаза друг другу.
— С тех пор, как сели за стол, вы еще ни разу не назвали меня Сарой, — с мягким упреком промолвила она.
— Вам это неприятно?
— Немного. Мое имя в ваших устах звучит восхитительно.
Морщина, залегшая между его темных бровей, разгладилась.
— Так зовут мою младшую сестру. У нее имя пишется с двумя «р». А ваше как?
— Эти сведения интересуют агента ФБР? — холодно спросила она.
— Я уже не агент.
Как будто для того, чтобы шпионить, нужны какие-то официальные титулы! — подумала Сара.
