— Не хочешь говорить — твое дело. Может, и правильно делаешь.
— Здесь и стены уши имеют, — приглушенно вставил второй.
— Как это? — удивился Володя.
— Потом расскажу. Ложись отдыхай.
Володя залез на помост, свернулся калачиком у самой стены. «Мать будет волноваться», — сразу подумал он. Стараясь отвлечься от тяжелых мыслей, стал прислушиваться к разговору тех двоих.
— Я вам говорю, все решает следователь.
— Какой следователь? Здесь их двое.
— Знаю, что двое. Корчак — тот дурак, сам не знает, чего хочет. Вот Божко — голова! Умный, хитрый, кого хочешь вокруг пальца обведет.
— А вы их знаете?
— Из Ольшаницы оба. Корчак на железной дороге работал; пришли немцы — стал начальником станции, а потом перевели в полицию следователем. Божко — лесник. Жена жила в селе, хату справную имели, сад, а он по лесам носился…
«Это же тот самый Божко, что на сходке выступал», — сразу догадался Володя.
— Он перед немцами начал выслуживаться… — услышал мальчуган шепот. — Они его даже на курсы посылали. Слухи прошли, что после тех курсов его собирались сделать начальником полиции.
— Ну и что?
— Пока он на курсах учился, Сокальский не один раз немцам услужил, за что и был назначен начальником. И вот теперь Божко и Сокальский живут, как кот с собакой в одном мешке.
— Здорово ссорятся?
— Со стороны вроде бы и незаметно. На людях они: «Иван Ефимович… Михаил Кононович…» А сами так и ждут подходящего случая, как бы за горло друг друга ухватить…
— А нам-то от этого легче?
— Черта лысого! Только еще больше зверствуют.
В коридоре послышались гулкие шаги дежурного. Разговор сразу прекратился. Открылась дверь.
— Бучацкий, на допрос!
Володя спрыгнул с нар, ловко натянул замусоленную фуражку и выскочил в коридор.
— Кто меня будет допрашивать? — обратился он к полицаю.
— Сейчас узнаешь! — сказал он и влепил мальчишке такую затрещину, что у того голова закружилась.
Володя едва удержался на ногах.
— Живее, живей, Божко еще не так умеет! — торопил полицай, подталкивая мальчугана кулаком в спину. Потом робко приоткрыл дверь в кабинет следователя, просунул голову и виновато спросил: — Разрешите завести?
— Давай!
Володя переступил порог, снял с головы фуражку, поклонился. Нашел силы, чтобы улыбнуться:
— Здравствуйте, Иван Ефимович! Следователь поднял голову:
— А ты откуда меня знаешь?
— Кто же вас не знает? Во всей Ольшанице только и разговоров, что о вас.
— Какие еще разговоры? — насторожился Божко.
— Хвалят вас, говорят, вы…
— Что говорят?
Володя опустил глаза и нахмурился. Следователь вышел из-за стола:
— Что говорят?
— Что несправедливо начальство поступило…
— Какое начальство? — вплотную подошел Божко к мальчишке. — Что ты мелешь?
— Несправедливо, что не вас начальником полиции назначили. А у вас, говорят — голова!
Володя заметил, как у Божко часто задергалось правое веко.
— Ты чей будешь?
— Бучацкого.
— Что на будке?
— Ага.
— Знал я твоего отца. Коммунистом был… Ты зачем приходил в Ракитное…
— Кролика на базар принес.
— И хотел выменять за него камушек?
— Ага, — кивнул головой Володя.
— К радиоприемнику.
— К какому радиоприемнику? — удивился Володя. — Камушек к зажигалке. Спичек ведь нет.
— А ты не врешь?
— Зачем мне врать? Разберитесь и отпустите меня.
— А если дома сделаем обыск и найдем? Что тогда? Володя детали спрятал на лугу, в дуплистой вербе. Ни за что не найдут! И потому с уверенностью сказал:
— Тогда меня можете повесить!
Склонившись над телефоном, Божко долго крутил ручку, еще дольше дул в трубку, алёкал, наконец, грубо выругался и закричал:
— Вы что там все, оглохли? Позовите начальника кустовой полиции! Даниила Анисимовича!.. Следователь Божко!
С минуту в трубке что-то трещало, потом Божко сказал:
— Сейчас же пошлите людей с обыском в будку к Бучацкому. Ищите радиоприемник или детали к нему. О результатах срочно доложить мне! — и резко бросил трубку.
В кабинет вошел Сокальский в немецкой форме.
— Что вы с ним возитесь? — прошипел он, глядя в лицо Божко.
А потом, быстро повернувшись на каблуках, подошел к Володе:
— Ты скажешь, негодяй, кто тебя послал? — закричал Сокальский. И его тяжелый кулак опустился на голову мальчугана.
Парень не выдержал — упал. Из носа пошла кровь. Следователь поднялся с кресла.
— Михаил Кононович, — твердо произнес Божко, — следствие веду я и прошу вас в это дело не вмешиваться! — И, широко распахнув дверь, крикнул полицаям: — Заберите арестованного!
Полицай грубо схватил за воротник Володю и поволок его обратно в камеру.
— Не годится, Михаил Кононович, таким образом допрашивать подростка, виновность которого пока не доказана. Я допускаю такой способ при допросе агитатора, но в отношении ребенка…
— А вы думаете, если вырастет, то нас поддержит? Черта лысого!.. — В желтовато-зеленых глазах Сокальского вспыхнули огоньки. — Как вас понимать, Иван Ефимович? Вы кого защищаете?
Лицо Божко покрылось багровыми пятнами. Едва сдерживаясь, он терпеливо пояснил:
— Я защищаю новый порядок! Я работаю так, как меня учили. В Ольшанице в доме Бучацких уже производят обыск. Если найдут радиоприемник или детали, я заставлю этого мальчугана рассказать все, что он знает. Но как вы будете чувствовать себя, если сведения вашего агента не подтвердятся?
— Мои агенты всегда говорят правду!
— Меня удивляет, как доверчивы вы к своим подонкам!
— Прошу не оскорблять моих людей! — вспыхнул Сокальский. — Имейте в виду, я их сам подбирал!
— Тем хуже для вас, родненький! — сказал Божко.
— О вашем поведении узнают в гебитскомиссариате! — погрозил кулаком Сокальский.
— О вас тоже все узнают, — таким же тоном ответил ему следователь. — Мне нечего бояться. А вот вам…
— Что «вам»? — подскочил Сокальский.
— Я же вас знаю, Михаил Кононович, как собственный карман. Вы такой человек, что с вами дружи, а
