немного и словно сам себе сказал: — Эх, оружие бы мне…
— Где его сейчас возьмешь, — вздохнула мать.
Пока Воронин собирался в дорогу, складывая продукты в мешочек, Володя незаметно побежал к деду Михаилу.
Дед просо толок в ступе.
Володя поздоровался.
Старик присел на бревно, закурил.
— Куда ты пропал, Володя? Я уже думал, не подался ли ты, внучек, к партизанам.
— А где их найдешь?
— Хорошо поищешь — найдешь…
— Мне бы, дедушка, пистолет. Очень нужен.
— Зачем? — В старческих глазах засверкали лукавые искорки.
— Это секрет.
— Секрет? — рассердился дед. — А чего же ты пришел ко мне!.. Ему пистолет, видите ли, нужен! Ишь какой нашелся! Смотри, парень, с немцами шутки плохи. Они не посмотрят, что мал ты. Выбрось глупости из головы!
— Не глупости, дедушка. Пистолет не мне нужен.
— А кому же?
— Сержант у нас. Из плена бежал, мы лечили его. Завтра на фронт уходит…
— Ты один ко мне пришел или мать послала?
— Один.
Дед потянул цигарку, закашлялся, бросил окурок на пол и растер его ногой.
— Нет у меня пистолета. Нет! И никуда не ходи, ни у кого не спрашивай. Погибнешь и ты, и твой сержант. Ну, беги домой!
Грустный возвращался Володя домой.
«К деду, как к родному, пришел, — рассуждал мальчишка, — а он тебе: выбрось из головы глупости, не мешай!»
Поздно вечером, когда солнце уже зашло за Прусянский лес, в окошко кто-то осторожно постучал.
— Кто там? — спросила Ирина Ивановна.
— Дед Михаил. Выйди-ка на минутку. Вышла.
— Сержанта ты прячешь? — шепотом спросил дед Михаил.
— Да, — призналась она растерянно. — А откуда вы знаете?
— Малый твой был у меня, пистолет для него просил… На фронт собирается?
— Да…
— Не подосланный немцами?
— Что вы! Наш человек.
Дед из-под полы достал серый сверток и незаметно протянул Ирине.
— Передай. Ждал подходящего времени, берег для себя. Да, видно, солдату сейчас нужнее. К лесу пускай пробирается берегом, у водокачки. Вели Володьке проводить солдата. — И, немного подумав, старик добавил: — Занятный он у тебя не в меру!..
Серым осенним утром Володя и сержант подошли к берегу. Мелкая холодная изморось приятно обдала их лица влагой. Шли молча. Как только прошли водокачку, сразу же остановились у кустов. Слева виднелись серые хатки. Слобода. Справа, далеко на горизонте, железная крыша прусянской мельницы на Роси. А совсем прямо темнел густой лес.
Тут же, на ставне водокачки, висело объявление. Володя знал, что там написано. Такие объявления он уже не раз видел возле железнодорожного разъезда.
«Строго запрещается, — сообщалось там, — входить в лес. Туда имеют доступ лишь те лица, у которых есть специальное удостоверение гебитскомиссара. В противном случае военные и полицейские посты немедленно будут открывать огонь…»
Настороженно огляделись. Ничто не тревожит молчаливую таинственность сумрачного леса… Вдруг оба сразу заметили, как между деревьями промелькнул брезентовый плащ полицая. Через некоторое время полицай вышел из засады и стал ходить взад и вперед.
Долго наблюдали, как он лениво вышагивал вдоль канавы.
— Вы низиной, лозняком пробирайтесь к лесу, а я отвлеку на себя полицая… — шепнул Володя.
— Поблагодари, пожалуйста, деда Михаила.
— За что?
— Он знает. Останусь жив, обязательно приеду к вам, — сказал на прощание Воронин и крепко прижал мальчишку к груди; а потом, быстро подхватив под руку мешочек, тут же исчез в кустах ивняка.
А через минуту Володя вышел из кустов и неторопливо, в полный рост пошел по направлению к лесу. Останавливался, смотрел под ноги, точно что-то разыскивал. И снова шел вперед, незаметно наблюдая за полицаем. Наконец тот его увидел, снял винтовку с плеча, направился к мальчишке.
— Что здесь потерял? — сердито спросил он.
— Дяденька, вы не видели, куда рябенькая пошла?
— Какая рябенькая?
— Ну та… рябенькая корова. У нее один рог до половины сбит. Рог тот в прошлый год соседская телка сломала. Билась она сильно…
— Не было здесь никакой коровы, марш отсюда! — разозлился полицай.
— Ну как же не было? — удивляется Володя. — Вы же поглядите, вот следы и помет коровий, совсем свежий!
— Не свежий, а вчерашний, — уточнил полицай. — Возвращайся назад, здесь запрещается ходить.
— А огородами на Слободу выйти можно? Полицай кивнул головой.
— А вы стрелять не будете? — надоедал Володя.
— Вот я тебе уши сейчас намну, тогда узнаешь, сукин ты сын!
— А вы не ругайтесь, — нахмурил Володя брови и пошел по направлению к Слободе.
Полицай долго смотрел ему вслед.
Только на огородах оглянулся Володя, посмотрел на лес. Наверное, Воронин уже там. Счастливого тебе пути, дядя солдат!
Сколько их, раненых, попавших в окружение, бежавших из плена, собаками травленных, голодом моренных, в тяжелые, грозные дни сорок первого года ходило по оккупированной земле! И все они пробирались на восток, туда, где шли ожесточенные бои, или в леса, к партизанам. Какие крылья несли их, голодных и раздетых, измученных, но сильных духом? Стыд и боль поражений взывали к отмщению. Еженощно, тайком, с огромным риском для жизни заходили они в села, осторожно стучались в окна…
— Кто? — недоверчиво спрашивали люди.
— Свои, из окружения…
— Свои, из плена…
— Свои, от партизан… — сбивчиво объясняли бойцы.
И тихо, так, чтоб не вспугнуть темноту ночи, открывались перед ними двери.
— Заходите, — едва слышался приглушенный шепот.
Делились последним куском хлеба, худенькой одежкой. Никакими угрозами, пытками или убийствами не в силах были фашисты запугать людей. Напрасно гебитскомиссары, полицайфюреры, начальники гестапо по всей Украине кричали, сеяли панику, потрясали оружием…
В городах, селах, деревнях — повсюду были вывешены предупреждения:
«Еще раз обращаем внимание на то, что каждый, кто прямо или косвенно поддерживает красных бандитов, саботажников или военнопленных, снабжает их продуктами или чем-либо помогает, — карается смертной казнью с конфискацией имущества.
Предупреждаем население, которое живет возле железной дороги, что в случае нападения на железную дорогу заложники будут расстреляны на месте».
