— Ирка, да это же царапина!
— Монтик, милый, как ты? — просияла она.
— Оставьте меня в покое, — прошептал Серж, глядя на Ирку с необъяснимой неприязнью. — Идите к черту! Видеть вас не могу!
То, как он это сказал, не оставляло сомнений в искренности его слов. Не веря своим глазам, я смотрела, как Иркин возлюбленный встает на ноги и, пошатываясь, уходит в подъезд. Загудел лифт. Онемевшая Ирка приросла к месту.
Проводив взглядом Сержа, я обернулась к подруге, долго смотрела на ее лицо в разводах туши и не знала, что можно ей сказать. Не повторять же в самом деле: «Ты его потеряла!»
Когда шайка буйных сумасшедших разбежалась кто куда, Бурундук осторожно положил пистолет на подоконник, погрозил типу на полу кулаком и задумался: что теперь делать? В обещание психованной бабы вызвать милицию Вася не поверил: разумеется, это был просто подходящий повод сбежать. Казалось подозрительным, что ему оставили пистолет — а вдруг из него кого-нибудь уже пристрелили? Отдувайся потом за чужую мокруху! Не выпуская из виду вяло копошащегося мужика на полу, Вася тщательно протер рукоятку пистолета кухонным полотенцем, истребил свои отпечатки и, не зная, куда деть оружие, пристроил его в горшок с кактусом. Потом тем же полотенцем туго связал типу руки за спиной, вежливо попрощался и вышел из квартиры, аккуратно прикрыв, но не заперев входную дверь.
В подъезде никого не было. Во дворе нудно шелестел холодный осенний дождь.
— Пережду, пожалуй, — сам себе сказал Бурундук, зябко ежась.
Скучая, он почитал простые и понятные, исполненные корявыми печатными буквами надписи на беленых стенах и, воровато оглянувшись, обугленной спичкой дописал кое-что от себя. Той же спичкой исправил в приклеенной к стене листовке одну букву в фамилии кандидата в депутаты городской думы, отчего фамилия сразу стала непечатной, и пририсовал кандидату лихие кавалерийские усы.
Дождь не прекращался. Вася вздрогнул и вдруг вспомнил о цели своего визита в Сержеву квартиру: баксы! Две тысячи девятьсот долларов США в конфетной коробке! Не оставлять же их неизвестно кому, тем более что сам Серж позорно бежал, уступив поле боя подозрительным гражданам, в свою очередь, тоже удравшим.
Вася спрятал спички в карман, прошел к лифту и поднялся на третий этаж. Дверь Сержевой квартиры по-прежнему была не заперта. Вася тихо вошел, из коридора заглянул в кухню. Там, дергая локтями и сдавленно произнося непонятные слова, рвался из объятий полотенца незнакомец. Вася бесшумно закрыл дверь, на всякий случай запер ее изнутри, прошел в комнату, открыл дверцу бара и достал из конфетной коробки американские деньги. Пересчитал: точно, без одной сотни три штуки баксов.
Мягко ступая по линолеуму, тихо улыбающийся и уже не чувствующий холода Бурундук прошагал к входной двери, и тут снаружи в нее вкрадчиво поскреблись.
Вася замер на одной ноге, не зная, что предпринять. Над ухом у него раздался звонок.
— Кто там?
— Свои…
Вася нерешительно открыл дверь, выглянул в щелочку и увидел покачивающегося Сержа.
— Так ты живой?
Тот, не отвечая, проследовал к дивану. Вася закрыл дверь, но отойти от нее далеко не успел. На этот раз с той стороны донесся настойчивый стук.
— Кто? — неожиданно севшим голосом спросил Бурундук.
— Откройте, милиция! — ответили из-за двери.
Когда стражи порядка вошли в подъезд, я тихонько вывела машину со двора на улицу. Ирка сидела рядом, молчаливая и неподвижная, как истукан: точь-в-точь каменная половецкая баба из собрания краеведческого музея. На заднем сиденье с комфортом устроился Томка, залез, паршивец, грязными лапами на чехлы, но я это увидела слишком поздно, а Ирка не заметила вовсе.
Нервничая, я как следует придавила педаль газа. Вообще-то лихачить не стоило: Пионерский микрорайон славен своими обширными и глубокими лужами, поэтому в дождливую погоду перемещаться по нему надо неторопливо и осторожно. Если, конечно, ваше транспортное средство — не субмарина.
Нам повезло, ни в одну Марианскую впадину мы не угодили, но зато окатили грязной водой одинокого путника. Оглянувшись, я узнала в нем Капитана и совестливо подумала, что после такого холодного душа он может и заболеть. А впрочем, чего жалеть бандита? Я разозлилась: Ирку мою кто бы пожалел!
Капитан Сидоров торопливо шагал по улице Трудовых Подвигов, громко стуча зубами. Он промок насквозь. Виноват в этом был в основном Томка: следуя привычной тактике, он в хорошем темпе провел капитана по большому кольцу Пионерского микрорайона, дразняще держа в пасти дискету с яркой наклейкой. Ни зонтика, ни капюшона у Сидорова не было (у собаки тоже, но ей-то это хоть бы хны! Неслась под дождем, как спортсмен-марафонец!), и обувь у капитана не была непромокаемой, поэтому в исходную точку — к подъезду Сержева дома — он пришел в изрядно подмоченном состоянии. Зловредная собака, все время издевательски маячившая впереди, вдруг куда-то пропала. Недалеко от знакомого здания капитан наступил на хрустящие огрызки дискеты, узнал яркий ярлычок и запоздало пожелал подлой псине подавиться. Впрочем, после пробежки под дождем эмоций у него осталось мало, доминировали естественные желания сначала обсушиться и погреться, потом поесть и поспать, но реализовать их удалось нескоро.
Поднявшись на третий этаж, капитан Сидоров без труда вошел в квартиру Максимова, но там сначала пришлось объясняться с невесть откуда взявшимися хмурыми парнями в милицейской форме. Первым делом путем предъявления удостоверения доказав, что он не верблюд, а, наоборот, свой надежный товарищ, вторым делом капитан засвидетельствовал личность полковника Лапокосова, а третьим — выдвинул требование его развязать. Требование это было удовлетворено, смежники неохотно, но все же освободили полковника от полотенца, и тут Лапокосов повел себя странно. Сначала он с чувством произнес несколько энергичных иностранных слов, из которых Сидоров понял только «Санта Мария».
— Матерь божья, — согласно брякнул капитан, подходя ближе к полковнику, но тот неожиданно отшатнулся, правой рукой нырнул в стоящий на подоконнике горшок с кактусом, вытащил из него пистолет и наставил его на Сидорова.
— Твою мать! — не сдержавшись, воскликнул тот. И специально для полиглота-полковника привычно перевел: — Фак ю.
Полковник сказанное капитаном понял и, обведя присутствующих колючим взглядом и пистолетом, в свою очередь, на чужом языке поведал им, что он фак ю, ю и ю. Растерявшиеся присутствующие не выразили решительного несогласия, и вооруженный собственным табельным оружием полковник, пятясь, беспрепятственно направился к входной двери. Капитан Сидоров, в голове которого в этот момент беспорядочно роились самые неожиданные мысли, беспомощно смотрел ему вслед, не зная, что предпринять, чтобы остановить это безумие.
И тут из неприметной двери с пластмассовым изображением писающего мальчика-дауна, застегивая на ходу ремень, вышел Вася Бурундук! Резко распахнутая дверь ударила отступающего полковника в спину, повергая его ниц и одновременно направляя обратно в кухню. Полковник упал, мгновенно на спину ему с двух сторон рухнули парни в форме, а упущенный пистолет хоккейной шайбой проехал по скользкому линолеуму к ногам Сидорова. Капитан проворно нагнулся, чтобы его подобрать.
— Товарищи начальники, мне бы еще водички попить! — кротко попросил грустный Бурундук, наконец справившись с ремнем.
Он поднял голову, поглядел в сторону кухни и осекся: на полу один на другом, не шевелясь, лежали три мужика, а четвертый гнул спину в земном поклоне.
— Здрасте, — севшим голосом машинально сказал Вася, делая неловкое подобие книксена.
— Ну, полный дурдом! — зло рявкнул кто-то с полу, и разогнувшийся Сидоров согласно кивнул. Только тут он нашел единственное правдоподобное объяснение происходящему: очевидно, полковник Лапокосов сошел с ума.
Теперь капитан знал, что ему делать. Пока милиционеры вязали полковника все тем же полотенцем, он вынул из лапокосовского кармана его же сотовый и набрал знакомый номер, которому в телефонном справочнике соответствовал запоминающийся адрес: «Зеленая, один».
И удивительное дело: не успел еще Сидоров закончить разговор, как в открытую дверь двенадцатой
