— Не яд? А что же? — баба Рая слегка растерялась.
— Кажется, я знаю, что это такое, — с трудом сдерживая нервный смех, сказала я. — Это афродизиак!
Наша пожилая подруга не зря посвящала свой досуг разгадыванию кроссвордов, это трудное иностранное слово было ей знакомо.
— Не может быть, — прошептала она.
Уставилась на Солоушкина и тоже покраснела как маков цвет.
— Объясняю в расчете на то, что за стены данного кабинета этот наш разговор не выйдет, — напыщенно сказал Игорь Валентинович. Пафосный тон плохо сочетался с его смущенной физиономией. — Девушка правильно догадалась, это (тут он встряхнул пакетик) не что иное, как средство для повышения потенции. Очень эффективное, настоящее гималайское, мне его прямиком из Китая привезли.
— Гималаи разве в Китае находятся? — шепотом спросила я Трошкину.
Она молча толкнула меня локтем, и в моих географических познаниях так и остался досадный пробел.
— А зачем же ты… Зачем вы… Валентину-то Ивановичу зачем? — запинаясь, спросила баба Рая.
— А затем, что я люблю своего отца и хочу, чтобы он жил долго и счастливо! А мужчина не может жить полнокровной жизнью, если упускает такую важную ее составляющую, как секс! — запальчиво ответил Солоушкин. — Папа в последние годы болеет, скучает, не живет, а доживает, смотреть больно! Вот я и решил ему помочь.
— Как благородно! — пискнула Трошкина.
Лицо у нее было каменное, и я заподозрила, что подружка нечеловеческим усилием сдерживает гомерический хохот.
— Ко всяческим новомодным средствам отец относится с недоверием, по собственной воле он ничего такого пить не стал бы, — продолжил Солоушкин. — Я решил, что это даже к лучшему, старик будет думать, что вторая молодость пришла к нему сама. Кстати, гималайское снадобье я сначала проверил лично.
— И Анжелику тоже? — вполне доброжелательно подсказала я.
Игорь Валентинович кивнул, потом спохватился и помотал головой, но я лично в отрицание сказанного не поверила. Первоначальный кивок выглядел гораздо убедительнее.
Тут дверь кабинета открылась, пропуская внутрь сервировочный столик на колесиках.
— А вот и кофе! И печенье! — преувеличенно обрадовался Солоушкин. — Спасибо, Наташенька! А лимончик не принесешь?
— Лимон к кофе? — супруга Игоря Валентиновича заметно удивилась, но послушно отправилась за лимоном.
— Мне больше нечего вам сказать, давайте закроем эту тему, — дождавшись, пока она выйдет из кабинета, попросил Солоушкин.
— Только один вопросик! — попросила я, чтобы окончательно прояснить ситуацию. — Гималайское средство вы тестировали не в паре с супругой, да?
Красноречивый взгляд был мне ответом.
— Ладно, давайте пить кофе, — сказала сердобольная Трошкина. — Вечер уже, нам домой пора, а Раисе Павловне, наверное, лучше будет в больницу вернуться.
— Я скажу, чтобы сиделку убрали, — взглянув на молчаливую бабу Раю, тихо сказал Солоушкин. — А VIP-палату вам оставят, я за все заплачу. Выздоравливайте, Раиса Павловна, и простите меня, пожалуйста.
— Лимон! — объявила Наталья Владимировна, входя в кабинет с тарелочкой.
— Ничего, Игоречек, не тревожься, все будет хорошо, — немного невпопад сказала баба Рая. — Мы с тобой попозже об этом еще поговорим.
Едва пригубив кофе с сахаром и лимоном, мы распрощались с любящими супругами Солоушкиными. Они нас не задерживали.
Пошарив по карманам, мы с Трошкиной наскребли денег на такси и вернули Раису Павловну в отделение. Солоушкин не обманул, позвонил в больницу и дал отбой тревоге, так что прибытие бабы Раи, в отличие от ее убытия, прошло тихо, скучно и ничуть не интересно.
Домой мы ехали на троллейбусе и всю дорогу молчали. Трошкина клевала носом, а я думала, думала, думала…
Теперь мне стало ясно, что, увлекшись загадкой про гастроном и Римму с ядом, мы сбились со следа. Как говорят в сказках — это была совсем другая история. Впрочем, Римма явно присутствовала в двух сюжетах одновременно, раз убили ее в моей собственной страшной сказке. Это немного сбивало меня с толку.
Тем вечером, когда некто с хриплым голосом позвал меня на тайное свидание у гастронома, там же гуляла какая-то темная личность в лохматом старушачьем платке. Я видела, как она шла прочь от помойки, но не обратила на нее особого внимания. А она меня и вовсе не заметила, потому что у людей нет глаз на затылке… К чему это я? А к тому, что наутро такой же лохматый шерстяной платок красовался на плечах у Риммы-Рюмки. Собственно, именно поэтому я и решила, что нищенка имеет какое-то отношение к Хрипатому.
— Логичнее предположить, что какое-то отношение к Хрипатому имеет сам платок, — поправила меня Трошкина, когда я поделилась с ней своими мыслями.
Короткий сон подружку взбодрил, на свежую голову она особенно хорошо соображала.
— Римма подобрала и надела шапочку, которую ты потеряла, — напомнила Алка. — С платком могло быть то же самое. Кто-то его потерял или выбросил, а она нашла и взяла себе.
— Хрипатый! — осенило меня. — Вероятно, это он кутался в платок, маскируясь под безобидную старушку, когда поджидал меня у магазина! Мальчишки, Денис и собака его спугнули, он ушел, а платок и чушку выбросил. Все сходится!
— Что — все? — чувствовалось, что Трошкина настроена критично. — Пока совершенно непонятно главное: кому и зачем понадобилось тебя убивать. Вспоминай, Инка, свои прегрешения за последнее время. Кому ты так сильно насолила?
Я собралась с мыслями и начала каяться:
— Денису интимное свидание обещала и зажилила, у Зойки Липовецкой в бутике сумку от Гуччи из- под носа увела, и еще что-то в этом духе было в прошлом месяце… Ах, да: я еще у Люси кавалера отбила, это считается за смертный грех или нет?
— А хороший кавалер? — заинтересовалась Алка.
— Так себе. Я его уже бросила.
— Значит, он тоже может быть на тебя в обиде, — подытожила Алка. — Ладно, давай дальше вспоминай дела свои черные.
— Черных больше не было, одни белые! — заверила я. — Я в последнее время сплошь достохвальные деяния совершала, прям, как мать Тереза! Чужой мобильник не прикарманила, носок с деньгами честно вернуть хотела.
И тут я замолчала, потрясенная мгновенной догадкой, а троллейбус как раз замер на нашей остановке, двери открылись, и засидевшаяся Трошкина первой стартовала в направлении двери.
— Кузнецова, не спи! — позвала она меня уже с улицы. — Сейчас двери закроются, и ты поедешь на конечную!
— Ну, конечно! — забормотала я, замедленно двигаясь к выходу и при этом оглядываясь на покинутое нами сиденье. — Конечно, конечная!
— Ты заговариваешься, — озабоченно заметила Алка, помогая мне спуститься по ступенькам. — Тебе пора отдохнуть. В горы, что ли, поехать, подальше от всей этой кутерьмы.
— В горы не могу, у нас лыжи сломаны, — отговорилась я, думая о другом. — Трошкина, побежали скорее домой!
— Побежали, — согласилась подружка. — Я устала и есть хочу как собака. А ты?
— И я как собака.
Это была чистая правда. Я чувствовала себя, как ищейка, напавшая на верный след. Ни спать, ни есть мне не хотелось, не терпелось только поскорее оказаться дома и пошарить в карманах сумки, с которой
