ее всепроникающей вони, наполовину размотался, и его острые треугольные концы вздыбились, как рожки.
— Тихо-то как! — делая второй шаг к лифту, задумчиво пробормотал Цапельник, подсознательно ожидающий от умиротворяющей тишины какой-то несказанной подлости.
Интуиция у него была очень даже писательская! В следующий миг в освещенный нежным розовым светом дверной проем ворвалась угольно-черная тень, распространяющая вокруг себя невообразимо гнусное амбре. Его обеспечило сочетание туалетной воды «Душистый ландыш», болгарского тонирующего крема «Черный тюльпан», дизайнерской краски для меха и паленой собачьей шерсти.
— Ай! Кто это?! — мягко роняя себя в ближайший угол, взвизгнула пугливая Антонина Трофимовна.
Черное, как сама ночь, четвероногое существо, освещая общий мрак пылающим филеем и оставляя за собой дымный ракетный след, с воем вознеслось вверх по лестнице. Обалдевший Цапельник успел заметить волочащиеся за адским созданием лохматые хвосты, заканчивающиеся заостренными деревянными колышками. Они были густо испачканы землей и пересчитывали ступеньки с веселым костяным перестуком.
— Это… Это…
Задыхающаяся Антонина Трофимовна не смогла толком сформулировать свой вопрос, но это не имело значения: ее спутник все равно не сумел бы на него ответить. Остановившийся взгляд Цапельника был по- прежнему прикован к двери, в светлом прямоугольнике которой как раз нарисовалась вторая черная фигура. Она была заметно крупнее первой, передвигалась на двух ногах, роняла с черных пальцев темные кляксы и пугающе хрипела. А на макушке у нее торчали рога!
— Мама! — жалко вякнула госпожа Зайченко, бессовестно греша против истины.
Если бы у ее родной мамы было такое гадкое грязное рыло, то к теще на блины супруг Антонины Трофимовны ходил бы в свинарник.
Большое рогатое чудище гигантскими скачками унеслось вслед за маленьким хвостатым.
— Господи! — пробормотал Цапельник.
Он непроизвольно воздел руку для крестного знамения, но в последний момент подкорректировал жест и ограничился тем, что обмахнул лицо, разгоняя дурной запах паленого. Госпожа Зайченко тихо поскуливала в темном углу. Прошло не меньше минуты, наполненной удаляющимися хрипами, стуками, топотом и лязгом, прежде чем в проклятом подъезде зазвучали человеческие голоса.
— Антонина Трофимовна! — хрипло воззвал Цапельник. — Знаете, что я думаю об этой чертовщине?
— Не знаю и знать не хочу! — с трудом отдышавшись, ответила госпожа Зайченко. — Послушайте лучше, что думаю Я!
Она нетвердой поступью жертвы кораблекрушения прошлась по площадке, выбралась на крыльцо и остановилась, прислоняясь к косяку и с умилением глядя на чуждого всяческой чертовщины пенсионера Герасимова, занятого простым и понятным делом.
— Я думаю, что этот спектакль в ТЮЗе вовсе не так уж плох! — сказала Антонина Трофимовна, подрагивающими руками разрывая в клочья бумагу с некомплектным набором подписей.
— Да-да, — охотно согласился Цапельник, носком ботинка спихивая с крыльца неаккуратные бумажные лохмы.
Определенно, скандальный спектакль был не настолько плох, чтобы ради его отмены иметь дело с компанией чертовой Баси Кузнецовой!
Каюсь, скорбь по поводу утраты, постигшей дружный коллектив нашего рекламного агентства, не лишила меня ни аппетита, ни сна. Пополдничав папулиными вчерашними профитролями, я завалилась поспать и давила подушку до позднего вечера.
В девять с минутами позвонил Денис. Он виноватым голосом уведомил меня, что криминогенная обстановка в нашем городе по-прежнему далека от идеальной, в связи с чем милицейское начальство в очередной раз посылает эксперта-криминалиста Кулебякина в ночное.
— Ну, и иди ты! — двусмысленно ответила я.
Ситуация, когда любимый меняет бурную ночь со мной на беспокойную тусовку с опергруппой, давно утратила значение героического подвига и уже не вызывала ничего, кроме раздражения.
«Я же говорю, имеет смысл завести себе еще майора — на смену капитану!» — напомнил о себе беспринципный внутренний голос.
Я вздохнула и посмотрела в окошко, смутно надеясь увидеть во дворе серебристый джип, хозяин которого при обоюдном желании вполне мог заменить моего штатного капитана. Но увидела нечто другое: в сгущающихся сумерках за окном беспокойно маячила бледная круглая рожа, не принадлежащая ни одному из моих знакомых. И тот факт, что маячила она на высоте седьмого этажа, побудил мой внутренний голос вновь вспомнить Карлсона:
«Он улетел, но обещал вернуться! Милый, милый!».
Мне лично эта одутловатая восковая харя сколько-нибудь милой не показалась, но я не побоялась открыть окно, чтобы рассмотреть чудище получше.
Бледная морда оказалась наполненным гелием воздушным шаром. Он смотрелся бы вполне невинно, если бы на нем не были намалеваны неприятно зубастый череп и скрещенные под ним косточки. Сверху, на куполе шарика, было начертано короткое слово: «Умри!». Система образов, на мой взгляд, ясно говорила о том, что податель сего оригинального письма ошибся окном.
— Ма! — крикнула я, затягивая шарик в комнату за длинный хвостик, уходящий к самому основанию дома.
Нижний конец лески что-то держало, но мне не хватило терпения выбрать эту рыбачью снасть полностью, и я просто перерезала нитку.
— Ма, тут для тебя сувенир!
— Где? Какой? — Мамуля (она у нас знатная любительница даров и жертвоприношений) прибежала в мою келью, теряя тапки. — О, как мило! Какая прелесть!
Она старательно накрутила лесочку на пальчик и понесла жутковатый черепно-мозговой шарик в свою комнату, семеня ногами и засматриваясь на парящее под потолком чудо, как маленькая девочка на первомайской демонстрации.
— Да уж, что такое прелесть, каждый понимает по-своему, — резюмировала я.
Сувенир, преподнесенный мамуле каким-то поклонником ее прекрасного и ужасного литературного таланта, вернул меня к мыслям о Марусе и ее похоронах.
— Вроде все наладилось, не беспокойся, — заверила меня Катерина, когда я позвонила узнать, не требуется ли мое участие в организации печального торжества. — От «МБС» будет веночек с ленточками, но это несложно и недорого. С учетом недавнего ВИП-заказа для младшей Лушкиной нам в похоронной конторе дали корпоративный дисконт.
«Можем теперь массово вымирать без ущерба для бюджета конторы!» — съязвил внутренний голос.
— Основные хлопоты Мурат Русланович взял на себя, — продолжала Катька, не услышав моих мыслей. — Он уже съездил в морг, опознал тело и завтра с утра займется оформлением свидетельства о смерти и разными кладбищенскими делами. А потом…
— Минуточку! — Я затормозила разговорившуюся коллегу. — Разве опознания до сих пор не было?
— А кто бы туда пошел? — ответила Катя вопросом на вопрос. — Марусины родители слегли сразу, как только им сообщили, что в овраге найден труп молодой девушки с длинными черными волосами.
— Да мало ли на свете молодых девушек с длинными черными волосами! — вскричала я. — Может, это вовсе и не наша Маруся?!
— Да она это, она, жених ее опознал. — Катя вздохнула и упредила мой вопрос, добавив:
— Не по лицу опознал — оно разбито, а по телу. Но ты же понимаешь, что кто-кто, а бойфренд со стажем знает тело любимой женщины в мельчайших подробностях. Так что никаких сомнений нет, Марусю мы потеряли.
После разговора с Катериной мысли мои, прыгучие, как блошки, перескочили на другую тему — с
