пригоршни стекляшек.
– Будем считать, что минимальную трудовую норму я сегодня выполнила! – сказала я, сдвинув на затылок соломенную шляпу и утерев пот со лба фальшивым хвостом.
– Переходим к следующему пункту программы! – бодро продолжила Тяпа.
– А какой у нас будет следующий пункт? – боязливо поинтересовалась Нюня.
– Гаражи! – твердо сказала я и испытующе посмотрела на лесистую гору Левого мыса.
Самый короткий путь в поселок пролегал через лес, где полно неприметных тропинок. Быстро пробежаться по мягкой дорожке в тени ветвей было бы гораздо прятнее, чем долго и скучно ковылять по камням под палящим солнцем. Однако Нюня моя при мысли о марш-броске через лес начала верещать, как раненый заяц. Ей за каждым древесным стволом мерещились маньяки разной степени сексуальности.
– Так ведь сексуальным маньяком был Петров, а он уже мертв! – напомнила я.
– Зато, вероятно, жив еще тот тип в подрезанных штанах! – ответила она.
– Ты про того странного дядьку, который крался за мной по тропинке? А ведь я совсем забыла об этом персонаже! – призналась я.
– И правильно забыла, это наверняка был совершенно посторонний случайный путник! Он ведь ушел своей дорогой и больше не появлялся. Все, закончили пустые разговоры, сворачивай в лес! – постановила Тяпа, и я подчинилась.
Глава 9
Деньги, деньги, дребеденьги!
Не помню, говорила ли я, что поселок называется Татьянка? Таким образом, мы с этим населенным пунктом тезки. Собственно, как раз поэтому в поисках смысла своей незадавшейся жизни я приехала именно сюда.
Мне подумалось, что для всех Татьян поселок Татьянка должен быть особым местом, вроде священной тибетской горы Кайлас для буддистов. А я как раз начиталась эзотерической литературы и подпала под обаяние сразу нескольких восточных философий. Я вообще такая, чересчур восприимчивая и к тому же непоследовательная. Тетя Люся, которая хранит верность учению коммунизма, вполне успешно существуя при капитализме, вызывает у меня завистливое восхищение. Я, как дурочка, верую то в Будду, то в Кришну, то в Высший Разум, то в заботливое мироздание… В общем, в глубине души я надеялась улучшить в одноименном поселке свою карму, достичь просветления и получить возможность хоть иногда впадать в нирвану.
Особенно хотелось нирваны, относительно которой Тяпа и Нюня без устали спорили. Нюня считала, что путь в нирвану с окрестностями возможно разглядеть исключительно третьим глазом, так что до полного открытия чакры надеяться не на что. Тяпа же категорически утверждала, что малость прижмуренная чакра просветлению не помеха, потому что нирвана – это синонимичное название хорошего секса. По мне, так у секса с пребыванием в нирване только одно общее: это блаженное состояние тоже ограничено во времени. Хотя злючка Тяпа говорит, что я просто не умею выбирать спутников для приятных несуетных прогулок по постельной нирване.
Я отрешенно думала об этом, карабкаясь по камням, выпирающим из обрыва на манер гигантских ступеней. Несмотря на то что одна моя рука была занята бутылкой со стекляшками, подниматься было довольно легко. Правда, белый китайский траур я некрасиво запятнала землей и травяной зеленью, но можно было надеяться, что могучая стиралка «Рузанны» при поддержке хорошего порошка с отбеливателем успешно справится с загрязнениями.
Горы, между которыми в узкой долине расположилась Татьянка, походили на шерстистые туши огромных животных. Правый мыс, покрытый лиственным лесом, казался лохматым, как давно не стриженная каракулевая овца. Левый порос соснами и напоминал дикобраза со вздыбленными иглами. Ступать по толстому матрасу из старой хвои было приятно, естественная подстилка была в меру мягкой и пружинила под ногами.
– Эх, а хорошо бы именно отсюда рвануть в нирвану с кем-нибудь достаточно просветленным, чуждым эгоизма и импотенции! – мечтательно обронила Тяпа.
Я хмыкнула. Никакого выбора у меня не осталось, из трех самопроизвольно образовавшихся ухажеров один уже покинул этот мир, а двое других, похоже, увидели свою кармическую задачу в том, чтобы держаться от нирваны со мной как можно дальше.
– Не надо все видеть в мрачном свете! – забеспокоилась Тяпа, оценив мое настроение.
– Так ведь действительно темновато! – уныло сострила я, имея в виду, что светлый сосновый лес как-то незаметно сменился значительно более тенистым лиственным.
Идти стало труднее, потому что в подлеске было полно старых трухлявых пней, растопырчатых коряг и цепких колючек, поэтому я очень обрадовалась, обнаружив под ногами тропинку. Вскоре она влилась в другой торный путь, пошире. Через некоторое время до меня дошло, что я поднимаюсь по той самой тропе, где произошла моя историческая встреча с маньяком Васей. Я непроизвольно поежилась, стала внимательнее осматриваться по сторонам и только поэтому заметила его. Не маньяка, нет! Я заметила след.
Это был одинокий след мужского башмака, имеющий незабываемый рисунок в виде решеточки для игры в крестики-нолики. В центральной клетке подобием нолика выпятилось маленькое полушарие, образовавшееся на месте каверны в подошве. Разумеется, я сразу же вспомнила, что видела точно такой же отпечаток совсем недавно – той самой ночью, когда три красавца устроили безобразную свару под моим окном.
Отпечаток красовался на глинистой почве вблизи лесной лужицы. Позавчера она была пошире, я помнила, как перелетела через это водное препятствие лихим прыжком. Перепрыгнула я, значит, через лужу, приземлилась в листья и заползла под куст. А кто-то, обутый в башмаки с решетчатой подошвой, сошел с тропинки, постоял немного на краю лужи и вернулся на дорожку…
– Это мог быть тот самый тип в подрезанных штанах! – сказала Нюня, которой упомянутый тип чрезвычайно не понравился. – Говорю же, он не просто так шагал по своим делам, он шел по следу!
– Возможно, – неохотно признала я, вспомнив, как тип стоял на повороте тропинки и то ли прислушивался, то ли присматривался, то ли принюхивался.
– Да ладно! Более вероятно, что этот след оставил Вася Петров! – заявила беспечная Тяпа. – И дыню под окном раздавил тоже он. Запросто мог раздавить, скакал там, как макака.
– Все они скакали! – напомнила Нюня. – Но несомненным представляется лишь то, что и здесь, и на дыне под окном наследил один и тот же башмак. Хорошо было бы взглянуть на Ромины подошвы!
К сожалению, упомянутые подошвы вместе с башмаками и содержащимся в них Ромой в домике смотрителя отсутствовали. Установив сей огорчительный факт, я не поленилась и побегать вокруг скворечника, постепенно расширяя круги, и в погребенных под амброзией руинах старой песочницы на пятачке слежавшегося песка нашла то, что искала: слабый след мужского башмака с подошвой в клеточку!
– Если Рома тоже таскался за мной по лесу, значит, он точно был напарником шпиона Васи! – сказала я с горечью.
– Если это Ромин отпечаток, все может быть совершенно иначе! – вступилась за своего любимца Тяпа. – Рома мог наследить в лесу безотносительно всякой слежки и необязательно позавчера. Ты не забыла? Рома ведь живет в этом домике, а самый короткий путь к нему с пляжа – через лес.
– Вижу я, как он тут живет! – съязвила я, но тем и ограничилась.
Несмотря ни на что, рыжий клоун был мне чрезвычайно симпатичен, и я очень не хотела бездоказательно увольнять его из поклонников и зачислять в шпионы.
– Не будем спешить с выводами. Нужно хорошенько все обдумать, – примирительно сказала Нюня.
Хорошенько все обдумывать я пошла в свой курятник. Благо соседей не было дома, так что никто мне не мешал. Чтобы как следует сосредоточиться на размышлениях, я не завалилась в кровать, где запросто могла бы уснуть, а устроилась на жесткой конструкции из ржавых железяк и расслоившейся фанеры. В прежней своей жизни убитая школьная парта, она была извлечена хозяйственной тетей Люсей из мебельного захоронения на свалке и посмертно получила высокое звание трюмо. Я села, подперла голову рукой, как девочка с портрета работы Серова, и выжидательно уставилась на свое отражение в привинченном к столешнице круглом зеркале на ножках. Тускло-желтое и пятнистое, оно напоминало
