— Анатолия нужно позвать специально, он сам не придет, постесняется, — уверенно сказал Колян, посмотрев в окно.
Анатолий как раз возился во дворе, заканчивал зачистку территории с помощью снегоуборочной лопаты. Я вызвалась передать ему особое приглашение на обед и вышла во двор.
— Спасибо, я уже покушал, — отказался труженик. — У меня в караульной будке у ворот есть микроволновка и холодильник, так что ни с горячим, ни с холодным питанием проблем нет.
Я кивнула и резко сменила тему, спросив:
— Раскопали что-нибудь интересное? Я имею в виду, когда чистили двор от снега?
— Что-нибудь такое, что могло бы пролить свет на вчерашнюю трагедию? — догадался Анатоль. — Нет, ничего особенного я не нашел.
— Там, за поленницей, лежала бутылка, — напомнила я. — Может, надо было ее положить в пакетик и передать опергруппе?
— Какой смысл? — пожал плечами Анатолий. — С мокрого стекла отпечатки не снять. Кроме того, это не посторонняя бутылка, а наша, из того ящика, что Андрей Петрович привез. Коллекционное вино, такое в магазинах не купишь.
— А я думала, что Тим принес эту бутылку с собой, — пробормотала я. — А это, значит, вовсе и не Тим… А вы говорите, ничего интересного не раскопали!
Оставив озадаченного Анатолия размышлять над моими словами, я вернулась в дом и села хлебать семендяевский борщ, но в застольной беседе участия не принимала, думала о своем.
История появления на месте трагедии бутылки из-под редкого шампанского занимала меня чрезвычайно. В принципе эта стеклотара могла оказаться за поленницей вне связи с убийством и самоубийством. Коллекционное шампанское, привезенное Курихиным, начали распивать за здоровье молодых еще днем. Улучив момент, я потихоньку спросила Ирку, сидящую рядом со мной:
— Ты не помнишь, сколько бутылок шампанского выпили вчера после обеда, под клубнику?
— Три, а что? — без запинки ответила подруга, слегка поморщившись при упоминании клубники.
— Значит, все остальные бутылки ушли под фейерверк, — пробормотала я.
Ирка округлила глаза, показывая, что ничего не понимает, а понять тем не менее хочет, но я оставила ее выразительные гримасы без внимания. Я размышляла.
За ужином мы употребляли напитки, которые гармонировали с шашлыком, — армянский коньяк и сухое красное вино, а шипучее пенистое шампанское стали открывать как раз перед салютом, положив начало фейерверку выстрелами из бутылок. Если бы бутылка, валявшаяся за поленницей, была из числа тех трех, которые гости распили после обеда, то за полдня ее завалило бы снегом. Я же точно помнила, что на стеклянном валике снега было не больше, чем пены на гребне зеленой морской волны. Значит, эта бутылка была из второй партии. Но как она оказалась за поленницей? Может, кто-то из подвыпивших гостей в молодецком порыве метнул ее в темноту или же запустил в небо, навстречу падающим ракетам, да так, что стеклянный снаряд улетел в конец двора?
Я исподволь оглядела сотрапезников, прикидывая, кто из них достаточно силен, чтобы совершить такой рекордный бросок. Пожалуй, только Колян, да еще Ирка, но их я знаю достаточно хорошо, ни мой муж, ни подруга не стали бы заниматься спортивным метанием бутылки на расстояние. Колян принципиально бросает мусор только в урну, он может выпить пиво в парке и принести пустую жестянку домой, если не найдет по дороге мусорку. А Ирка — очень хозяйственная дама, она точно знает, что даже пустой бутылке можно дать вторую жизнь, если использовать ее как копилку, скалку или кормушку для птиц.
— Значит, кто-то ее туда принес, — прошептала я и снова оглядела собравшихся за столом.
У меня возникло сильнейшее сомнение в том, что Тимофей Проценко совершил самоубийство.
Я бы не поленилась как следует поразмыслить на эту тему после обеда, когда все разошлись по комнатам, чтобы предаться послеобеденному отдыху, но меня сбил с курса телефонный звонок Ларисы из туркомплекса.
— Алло, Елена, это Лариса из отеля, — бодро доложилась она. — Я выполнила ваше задание! Знаете, пестрых и многоцветных курток было очень много, однотонных желтых и красных по отдельности я тоже видела немало, но пар нашлось только три.
Я попросила девушку подождать полминуты, нашла карандаш и бумагу и приготовилась записывать адреса и телефоны красно-желтых пар. Продиктовав мне два набора цифр и соответствующие им имена — Соня и Артур, Лариса сказала:
— Это все. Третья пара, к сожалению, наотрез отказалась регистрироваться, — голос ее прозвучал виновато. — Уж я их уговаривала, уговаривала! Мужчина, когда услышал про призовой автомобиль, почти согласился, а жена его ни в какую! Сказала как отрезала: «Васюля, нам это ни к чему!» Так и ушли ни с чем, даже не пообедали, их без гостевых карточек в ресторан не пустили.
— Ну и пусть идут себе с миром, — с легкостью успокоила я нашу помощницу. — Обойдемся без них. Поскольку в похищении Точилки подозревались две женщины, смешанные пары меня не интересовали.
Горячо поблагодарив Ларису и закончив телефонный разговор, я заглянула в комнату, где отдыхали Ирка и Зинуля, погрузившаяся после приема слоновьей дозы валерьянки в глубокое оцепенение. Моя подруга уже забралась на кровать, но заснуть еще не успела. Я поманила ее пальчиком, увлекла в кухню и рассказала о звонке Ларисы.
— Значит, Соня и Артур, — повторила Ирка, заглянув в мою шпаргалку. — Артур — это мужское имя, а ту пару, которую мы ищем, составляют две женщины. Стало быть, надо звонить Соне.
— Звоню, — я без возражений набрала номер и прилепила трубку к уху. Пока шел вызов, шепотом спросила подругу:
— А что я ей скажу?
— Да так и скажи, честно и прямо: мы, мол, по поводу кролика, — посоветовала Ирка. — Если для этой Сони кроличья тема неактуальна, она спросит, о каком кролике идет речь, или вообще скажет: «Вы ошиблись номером». Тогда мы вычеркнем ее из списка.
Тут трубка басовито кашлянула мне в ухо, я вздрогнула, отмахнулась от подружки и немного нервно спросила:
— Алло, это Соня?
— Ну, Соня! — с готовностью подтвердила трубка. — А шо?
Соня басила, как усталый пароход на входе в гавань. При этом голос был хриплый, но веселый, с ярко выраженным малороссийским прононсом. Очень похоже было, что Соней почему-то зовется здоровенный мужик, который прибыл на горнолыжный курорт прямиком с одесского Привоза.
— Соня, я звоню вам по поводу кролика, — начала я в точности так, как велела Ирка.
— Шо, серьезно? — чему-то обрадовался хрипатый Соня. — А шо с ним такое?
— Ну как же? Он же сбежал, — сообщила я в продолжение и развитие темы.
— Врешь?! — Сонина сдержанная радость превратилась в безудержное ликование.
Трубку он то ли бросил, то ли уронил, и я услышала слегка приглушенный крик:
— Ша, салаги! Мы таки имеем повод напиться! Вы знаете новость? Кролик откинулся!
В ответ невидимые салаги оживленно загомонили, зазвенели и забулькали. В смешении голосов и звуков я улавливала только обрывки фраз, из которых следовало, что салаги с Соней во главе единодушно приветствуют побег кролика, хвалят его за ловкость и отвагу и называют гигантом. Только один критичный голос осторожно высказался в том духе, что ловкость и отвага — это, конечно, очень хорошо, но за героический побег гиганту припаяют к сроку еще несколько лет. После этого я заподозрила, что мы с Соней говорили о совершенно разных кроликах, и поспешила отключиться.
— Ошибочка вышла, — смущенно объяснила я Ирке. — Похоже, что Соня не женщина, а мужчина, и Кролик его не мелкий пушной зверь, а матерый волк-уголовник. Я, пожалуй, лучше Артуру позвоню.
— Артуру так Артуру, — легко согласилась подруга.
Однако толком поговорить с Артуром мне не удалось. Я только успела сказать:
— Здрасьте, я по поводу кролика!
— Рыбонька, это тебя! — безразлично пробормотал мужской голос в трубке.
Через несколько мгновений мне в ухо кокетливо мурлыкнула какая-то дама:
— М-да-а?
— Я звоню вам по поводу кролика, — повторила я.
