Подумав, что бедному малышу здорово не повезло — папаша у него какой-то сомнительный, мамаша была непутевой, а теперь и вовсе никакой нет, — я нахмурилась и обернулась, чтобы посмотреть на собственного ребенка. Маленький баловень, поймав встревоженный взгляд, счел необходимым меня успокоить и крикнул:
— Мамочка, я играю! Смотри, что я придумал!
Я посмотрела и увидела, что он придумал новую игру с лимонадной бутылочкой. Собственно, игра, точнее даже — игрушка, была старой как мир, известной бесчисленному множеству поколений под названием погремушки. Масина заслуга заключалась в том, что он изобретательно использовал для ее сооружения подручные материалы — камешки и пластиковую емкость. Радуясь моему вниманию, ребенок энергично потряс бутылочку, и камни в ней весело загромыхали.
— Что там у тебя шумит? — спросил Серега.
И тут я вспомнила, что совсем недавно точно так же, как Лазарчук, слышала очень похожие звуки по телефону. Вчера во время разговора с Машей! Тогда я подумала, что собеседница разволновалась и трясущимися руками взялась за пузырек с таблетками, но теперь мне гораздо более правдоподобной казалась другая версия. На руках у Маши сидел младенец, забавлявшийся погремушкой!
В пользу этого объяснения говорили и нервозность ее тона, и явное желание поскорее закончить разговор. По себе знаю — когда возишься с маленьким ребенком, долгие телефонные беседы невозможны и даже короткие разговоры не по делу крайне нежелательны. Они раздражают, потому что отвлекают от по- настоящему важных занятий вроде стирки ползунков или мытья бутылочек.
— Это Масяня трясет погремушку, — ответила я Лазарчуку.
— Такой большой парень до сих пор играет погремушками? — огорчился Серега. — А как же пистолеты, которые я ему регулярно дарю?
— О, они тоже востребованы! — заверила я, вспомнив ежеутреннюю охоту на карликового тигра Филимона.
Мои мысли переключились на кота, томящегося в пустой квартире без еды, я вспомнила о необходимости зайти в продовольственный магазин до его закрытия и заторопилась.
О Маше и ее младенце я за домашними хлопотами надолго забыла, вспомнила только ночью, зато как вспомнила!
— Боже! — Едва задремав, я проснулась и села в постели, разбудив Коляна.
— Опять забыла выключить чайник? — с упреком пробормотал муж.
— Да какой, к чертовой бабушке, чайник! — огрызнулась я.
Я забыла нечто гораздо более важное: сопоставить время нашего с Машей телефонного разговора и ее насильственной смерти. Эти два весьма разноплановых события разделяло меньше двух часов. Могла ли Маша за это время отправить ребенка из Екатеринодара в Гомельскую область? С учетом отсутствия авиасообщения с Белорусской Республикой ответ напрашивался сам собой.
В начале первого, когда я звонила Маше, игривый младенец с погремушкой еще находился при мамочке. В третьем часу убитая Мария уже лежала на дне пруда, и никакого младенца, слава богу, рядом с ней не было. При ней вообще ничего, кроме кирпича, не было, даже дамской сумочки и обычного карманного барахла, почему коллеги Лазарчука и разрабатывали версию об уличном ограблении. Они искали убийцу- грабителя, а у меня вдруг возникло ужасное опасение, что искать надо совсем другого человека. Вернее, человечка.
Бесследно пропавшего шестимесячного младенца.
Среда
— Почему сразу пропавшего, да еще бесследно? — успокаивала меня Ирка по дороге на улицу с поэтическим названием Ореховая. — Может, Мария ребенка папаше отдала? Или няньке?
— Позавчера днем она сама с ним сидела, — напомнила я.
— Посидела-посидела, устала, оставила няньке и пошла прогуляться! — предположила подружка.
Я угрюмо отмалчивалась. И Ирка, и Колян — все, с кем я успела поделиться своими страхами, — в один голос твердили, что не стоит раньше времени поддаваться панике. Малыш Маши Петропавловской может быть где угодно — у папы, у няни, у дальних родственников, у соседей… Однако меня очень сильно беспокоил наряд, в котором несчастная Маша встретила свою трагическую гибель. Удобные брюки, не стесняющий движений теплый свитер, обувь на плоской подошве — именно так одеваются на прогулку с младенцами здравомыслящие мамы. А этот деревянный медальон на длинной цепочке из бусин-косточек? Достаточно интересный, чтобы в случае надобности отвлечь раскапризничавшегося малыша, сделанный из экологически чистых материалов — безвредный для ребенка, который в силу возраста все норовит пробовать «на зуб» — и при этом недорогой. Не жалко выбросить, если будет испорчен! По-моему, очень похоже, что Мария Петропавловская позавчера днем гуляла в парке не сама по себе, а с ребенком.
— Ну и где же эта Ореховая? — бормотала Ирка, напряженно всматриваясь во мглу туманного утра.
На Ореховой, дом шестнадцать, квартира восемь, жила Маша Петропавловская, об этом мне сказал Лазарчук. Я вытянула из него эту информацию, соврав, будто собираюсь обойти соседей погибшей и позвать их на поминки. То есть я действительно ехала на Ореховую, чтобы поговорить с Машиными соседями, но неотложный повод для общения с ними у меня был совсем другой.
— Мария Петропавловская? О-о-о, — деликатно прикрыв ротик ладошкой, зевнул тощий неумытый блондинчик с всклокоченной спросонья прической предводителя воинствующих панков. — Это из восьмой квартиры, что ли? Ну есть такая. Фифа!
Он затейливо покрутил пальцами. Судя по этой мелкой моторике, фифа Мария была та еще — крученая, путаная, сложная, как ювелирное украшение в старорусской технике «золотая скань».
— Почему фифа? — спросила Ирка, с неудовольствием оглядев хлипкого блондинчика с лохматой головы до уютных тапочек в цветах шотландского клана Мак — Грегоров.
В промежутке на блондинчике тоже имелось нечто псевдошотландское — красно-зеленое махровое полотенце. Он завернул в него свои костлявые бедра и, разговаривая в нами, так часто проверял крепость туго затянутого узла, словно под импровизированным килтом пряталось что-то очень ценное. Не знаю, что именно. Не шотландская волынка, во всяком случае, волынка хоть как-то сказалась бы на рельефе поверхности.
— Так ведь она ни водочку не пьет, ни мартини! — блондинчик даже удивился вопросу. — Музычку не слушает, сигаретки не употребляет. Конечно, фифа!
— Сам ты фифа! Педикюр, как у бабы, — розовый! — сказала прямолинейная до грубости Ирка.
После этого блондинчик порозовел целиком и с шипением захлопнул дверь, но мы еще успели услышать чей-то встревоженный баритон:
— Юрасик, кто там?
— Юрасик! — плюнув, повторила Ирка и без промедления зарифмовала это милое имя с очень неприличным словом. — Да, «повезло» Маше с соседями! Ну-ка, попробуй воспитай в таком нездоровом окружении мальчика нормальной ориентации!
— А если зайти с другой стороны?
— Так они именно с другой и заходят! — находясь под впечатлением от беседы с Юрасиком, Ирка даже не поняла, что я уже ушла от темы сексуальной ориентации в пространстве.
Не тратя время на разъяснения, я обошла подружку и позвонила в другую дверь — всего их на площадке было три. С полминуты ничего не происходило, потом в жилище что-то зашуршало и послышался строгий голос:
— Это кто?
— Это мы! — не задумываясь, ответила Ирка.
Гениальный отзыв сработал, в квартире загремели замки и засовы. Минуты через полторы в щель приоткрытой двери высунулась голова в ярко-розовом купальном берете. Мелко-складчатый полиэтилен обрамлял морщинистое лицо очень пожилой дамы. Помимо купальной шапочки, на ней был байковый халат,
