— Посещаем матерей-одиночек на предмет выявления особо нуждающихся.
— Это кто — это Маша-то нуждающаяся? — искренне удивилась Ксения Петровна. — Да у нее денег в три раза больше, чем у нас с Генкой вместе взятых! Дом — полная чаша, чего только нет!
Она секунду подумала и добавила:
— Знаю, чего — лекарств у нее в доме нет! — в голосе старушки зазвучало превосходство. — Вы, молодежь, глупые еще, не понимаете, что в трудную минуту полная аптечка бывает важнее тугого кошелька!
Мы с Иркой помалкивали, почтительно осмысляя эту глубокую житейскую мудрость.
— Вот ежели у кого температура внезапно подскочила, какой толк от пачки денег? Куда их девать, к больному месту прикладывать? — съехидничала бабуля. — И что прикажете делать, куда бедной женщине бежать среди ночи?
— Среди ночи-то? Ну можно забежать к добрым соседям, у которых есть аптечка! — тоже не без ехидства ответила я.
— Аптечка-то у нас есть, а вот младенцев нет! — парировала Ксения Петровна и сразу же погрустнела.
— Женщины бегают к вам среди ночи за младенцами?! — громко изумилась Ирка.
За дверью на лестничной площадке послышался хриплый стон, и я поняла, что бедный Гена не успел уйти далеко.
— Не за младенцами, а с ними! — объяснила бабуля. — Маша вот недавно прибегала, детское лекарство от температуры спрашивала. А откуда у нас детское лекарство? У нас детей нет и пока что-то не предвидится.
Стон на лестнице повторился и закончился стуком. Я искренне понадеялась, что Мишка Сапиенс не разбил себе голову о стенку, но отвлекаться на проверку не стала. Меня сильно встревожила полученная информация. Внутренний голос без промедления выдал на-гора стройную и страшную версию:
— Тяжелобольной ребенок не получил своевременной медицинской помощи и умер, а его несчастная мать с горя утопилась в пруду!
— Кто умер?! — испугалась Ксения Петровна.
— Ты думай, что говоришь-то! — упрекнула меня Ирка, покрутив пальцем у виска.
До меня дошло, что я говорю вслух, но отступаться от сказанного было поздно.
— Машин младенец? Он не умер?
— Когда?
— Ну… Когда у него был жар, а у вас не нашлось лекарства?
— С чего это ему было умирать? Маша в ночной ларек за водкой смоталась, мы малого раздели, обтерли с головы до ног и температуру сбили. Проверенное народное средство, действенное и безвредное, главное, водка должна быть крепкая, а лучше даже — спирт, — обстоятельно объяснила бабуля.
— Ах вот оно что! — задумчиво повторила я.
Это объясняло, почему Мария черт знает в каком виде неслась глубокой ночью через дорогу в водочный ларек. Вовсе не потому, что ей хотелось выпить в компании приятелей-алкашей! Она торопилась принести народное лекарство больному малышу, оставленному на попечение старухи-соседки.
— А где сейчас Машин ребенок, вы не знаете? — спросила тем временем Ирка.
— А где сама Маша? — Ксения Петровна пожала плечами. — Гуляют, наверное, в парке. Они там каждый день по два раза в день гуляют, утром и вечером.
Мы с Иркой переглянулись. Подружка покачала головой, я кивнула. Мне тоже казалось, что ни к чему рассказывать старушке о трагической гибели Марии. Хоть и есть у нее в доме аптечка, но действенного средства от удара там может и не оказаться. Я сделала над собой усилие и как ни в чем не бывало поинтересовалась:
— Так, вы считаете, Мария в материальной помощи нашего фонда не нуждается? Ей, наверное, еще кто-то помогает?
— Мужик ейный помогает, кто же еще!
— Что за мужик?! — в один голос вскричали мы с Иркой, да так пылко!
Теперь Ксения Петровна могла окончательно увериться в том, что мы с подружкой не только можем, но и страстно хотим стать кому-нибудь добрыми женами.
— Мужик как мужик, голова-два уха, руки-ноги…
Бабуля замолчала, то ли припоминая особенности мужской анатомии, то ли готовясь озвучить отличительные признаки этого конкретного мужика.
— А имя его? — вытянула шею Ирка.
Увы, ни имени, ни фамилии Машиного мужика Ксения Петровна не знала, да и описать его внешность не смогла.
— Я к мужикам давненько не присматриваюсь, — честно сказала старушка. — Зачем мне?
— Это понятно, — буркнула Ирка, снимая кухонный фартук. — Ведь ни один из них не сможет стать кому-то доброй женой. Что бы ни думал по этому поводу противный Юрасик…
— А это мысль! — пробормотала я.
Жизненный опыт подсказывал, что как раз Юрасик должен внимательно и заинтересованно присматриваться к мужикам.
Мы попрощались с Ксенией Петровной, пожелав ей приятного аппетита, а ее внуку — скорейшей и удачнейшей женитьбы на одной из множества справных девок.
Проходя мимо двери Юрасика, я прислушалась: из глубины квартиры доносилось два воркующих голоса, тенор и бас. Сердечный друг блондинчика был дома, и я не решилась обратиться к голубкам с вопросами про Машиного мужика из опасения внести дисгармонию в их противоестественный, но слаженный дуэт.
Мы с подружкой пошли вниз по лестнице и уже спустились на полпролета, когда услышали сначала звук открываемой двери, а потом знакомый голос:
— Девки! Я вспомнила!
Я прыжками через две ступеньки на третью вернулась на площадку, Ирка притопала следом.
— Я про Машиного мужика кое-что вспомнила, — косясь на дверь квартиры, хозяйка которой уже ничего не могла услышать, заговорщицки зашептала мне Ксения Петровна.
— Что?!
— Кольца у него.
— Какие кольца? — опешила я.
— Обручальные, наверное? — предположила Ирка. И тут же сделала скороспелый вывод: — Он что, многоженец?!
— Может, и женатик, — согласилась бабуля. — Холостой небось навещал бы свою бабу чаще. Но я не про те кольца, что на пальцах, говорю. У Машиного мужика кольца на спине.
— П-пирсинг? — робко заикнулась Ирка.
Я посмотрела на нее и покрутила пальцем у виска. Допустить, что какой-то странный тип оригинально украсил себя кольцами в спине, я еще могу, но не ходит же он голым по пояс, выставляя пирсинг на всеобщее обозрение? В октябре-то месяце?
— Разноцветные кольца, все между собой перепутанные! — терпеливо объясняла бабуля. — Одно красненькое, одно зелененькое, одно синенькое — всего пять колец.
Ирка открыла и снова закрыла рот. Видимо, сложный множественный пирсинг из полудесятка разноцветных колечек был выше ее понимания. А до меня наконец дошло:
— Это олимпийские кольца, что ли?!
— Они самые! — обрадовалась Ксения Петровна. — Красивые! Всегда мне нравились. Помню, в восьмидесятом году в Москве дочка моя, Генкина мать, как раз замуж выходила, так там повсюду эти кольца были.
«Интересно, за кого выходила Генкина мама? Случайно не за олимпийского Мишку?» — хихикнул мой внутренний голос.
А бабушка потомственного Медведя Разумного Прямоходящего растроганно договорила:
— С тех пор как увижу эти колечки — на душе праздник!
