извинилась я перед напарником.
— Тело нашла? Да, это серьезно, — подумав, согласился Вадик.
Сам он женские тела находит частенько, правда, не мертвые, а живые, но они отвлекают его от работы гораздо больше, чем меня — случайный труп.
Смекнув, что напарник уже не сердится, я нагрузила его поручениями:
— Вадь, будь другом, проследи, чтобы в пресс-центре постелили хороший ковролин и закажи десять буклетниц.
— Буклетницы — это кто такие? — живо заинтересовался он.
Наверное, вообразил себе длинноногих презентационных девушек с экстравагантными прическами в буклях.
— Буклетницы — это стойки для буклетов.
— А-а-а, ну ладно, закажу, — по тону Вадика было ясно, что красоток в буклях он заказал бы куда охотнее.
Беседовать о стойках напарнику было неохота, мы закончили разговор, и я вернулась к своим гостям.
— А так? Так похоже? — Ирка закончила рисовать сложную каляку-маляку и с надеждой посмотрела на Анку.
— Не очень, — в двадцатый раз ответила та и придвинула к художнице новый блокнот. — Давай тренируйся дальше!
Ирка, сопя, послушно склонилась над чистым листом.
— Язык не высовывай! — посоветовала я, с неодобрением наблюдая за подружкой. — Не ровен час, прикусишь, чем тогда болтать будешь!
— Ногами, — легкомысленно хихикнула Ирка, и ее стопы сорок первого номера прошлись в бреющем полете над телом разлегшегося под столом Филимона.
Кот, по звериной глупости не оценивший нависшей над ним — в буквальном смысле! — угрозы, даже не шелохнулся. Анюта поверх пышного Иркиного плеча заглянула в блокнот, вздохнула, протянула руку и молча перевернула страничку.
— Зря ты это все затеяла, — сказала я. — Плохо могут закончиться эти ваши каллиграфические опыты.
— По-че-му? — по слогам спросила Ирка, старательно вырисовывая загогулины хитрого вензеля.
— Потому что на языке протокола то, чем ты сейчас занимаешься, называется некрасивым словом «фальсификация», — с язвительной любезностью объяснила я. — То есть подделка документа. Карается лишением свободы сроком от пяти до десяти лет.
На самом деле я не знала, каково предусмотренное законом наказание по указанной статье, но не стала мелочиться, надеясь застращать начинающую мошенницу и отвратить ее от преступных замыслов. Однако Ирку перспектива отсидеть пятилетку-другую ничуть не напугала. Она весьма живо начертала очередной автограф, полюбовалась им секунду-другую, показала бумажку Анке и ответила мне:
— Так я же не для себя!
— Надеюсь, суд это учтет, — буркнула я и отвернулась.
К сожалению, мое вмешательство в текущий процесс запоздало. Пока я катила из Верховецкой, Анка успела наделать глупостей, возможные последствия которых меня лично здорово пугали.
У Анюты разыгрались родительские чувства. Гипертрофированный материнский инстинкт заставлял ее, во-первых, любой ценой защищать сына, во-вторых, заботиться о новообретенном внуке. Надо отдать ей должное, Анка изобретательно объединила эти задачи! Идея объявить любовником Маши Петропавловской и отцом Васеньки собственного дорогого и любимого мужа была по-своему недурна: таким образом Анюта, с одной стороны, выводила из игры Сашку, с другой — естественно адаптировала в семью Васеньку.
— Смотри, как здорово все получается! — настойчиво повторяла приятельница, огорчаясь, что я не приветствую ее замечательный план так же горячо, как Ирка, наша большая любительница кинематографических интриг и противозаконного чистописания. — Понятно же, что Сашка в его возрасте будет никудышным отцом, да и жены у него пока нет и не предвидится, что делает Васеньку наполовину сиротой. Хорошо это для ребенка? Ясно, что нехорошо. И для Сашки плохо, потому что в роли отца-одиночки ему будет гораздо сложнее устроить свою личную жизнь. К тому же не будем сбрасывать со счетов следствие, которому мой неразумный сын в качестве любовника Марии и отца ее пропавшего ребенка подозрительно интересен.
— Ага! — поддакнула Ирка, вдохновенно слюнявя карандаш. — Если менты не найдут никого более подходящего на роль убийцы, как пить дать, посадят Сашку! И тогда маленький Васенька останется абсолютно круглым сиротой! Я уж не говорю, каково придется самому Сашке!
— А каково придется бедному Диме, вы не подумали? — напомнила я. — Анка! Этим своим заявлением…
— Этим Диминым заявлением! — поправила Ирка, уже вполне сноровисто вырисовывая в блокноте подпись Торопова-старшего.
— Этим заявлением ты, Анка, вместо сына подставляешь мужа! — закончила я. — Он тебе за это спасибо не скажет! Ведь теперь Лазарчук и его команда заинтересуются Димой точно так же, как заинтересовались было Сашкой.
— Ой, да ладно тебе, перестраховщица! — Анюта сердито отмахнулась исписанным блокнотом. — Дима как-нибудь выкрутится, не маленький! У него на время убийства Маши алиби есть, он как раз в офисе был, и кто-нибудь из сотрудников это подтвердит. Если вообще придется что-то подтверждать…
Анка помрачнела. Мы с Иркой переглянулись, без объяснений угадав, что это ее «если придется» подразумевает не лучшее развитие событий. Дмитрий Торопов со вчерашнего дня в сознание не приходил, и было весьма вероятно, что он обзаведется незапланированным третьим ребенком в лице Васеньки Петропавловского уже посмертно. Собственно, именно по причине тяжелого состояния Дмитрия заявление в милицию от его имени напечатала на моем компьютере Анка, а подписать должна была Ирка. Она одна годилась на ответственную роль фальсификатора, потому что умеет писать левой рукой так же хорошо, как правой. Хоть и переученная, но Ирка у нас левша — как Дима Торопов.
— Вот! По-моему, почти идеально! — гордо молвила Ирка, продемонстрировав нам с Анкой свой мошеннический экзерсис номер сто. — От оригинала не отличишь! Скажи, Ань?
Анюта придирчиво рассмотрела поддельную подпись мужа и согласилась:
— Супер! Давай теперь на заявлении малевать.
— Сидеть вам — не пересидеть! — мрачно предрекла я, потянувшись к мышке, чтобы отправить на печать десяток копий упомянутого документа.
— А тебе нам передачки носить — не переносить! — поддакнула веселая Ирка, занося левую руку с шариковым стилом над первым пробным экземпляром «Диминого» заявления.
— Все будет хорошо, — успокоила нас Анка.
Мне очень хотелось бы проникнуться этой ее уверенностью, но почему-то никак не получалось. Душу терзали смутные, но недобрые предчувствия, само наличие которых заставляло беспокоиться: уж не прогрессирует ли приписываемый мне дар ясновидения? Перспектива окончательно переквалифицироваться в пифии и перековать перо с микрофоном на связку амулетов меня не радовала.
Зато Ирка была весела как птичка. Причину ее хорошего настроения я выяснила уже после того, как Анка, бережно спрятав в пластиковую папочку заявление с поддельным автографом супруга, умчалась сдавать этот шедевр преступной каллиграфии капитану Лазарчуку.
Подобрав с пола разбросанные скомканные бумажки и выдернув черновик из-под сладко посапывающего Филимона, я затолкала всю эту компрометирующую макулатуру поглубже в мусорное ведро и переместилась к холодильнику: пора было подумать об ужине для любимого семейства.
Открыв морозилку, я со скорбью вспомнила безвременно ушедшее от нас говяжье сердце. В его отсутствие на гордое имя мясопродукта дерзал претендовать только магазинный свиной фарш, который гораздо честнее было бы назвать соевым. Я поместила насквозь промерзший, как затертое льдами судно, псевдомясной кирпич в микроволновку, включила режим размораживания и скоротала образовавшуюся в кулинарных трудах паузу за допросом подружки.
