Касательно зацепок — во всех смыслах — наиболее перспективны были собачьи челюсти. Изучив их с дотошностью высокооплачиваемого дантиста, эксперт извлек застрявшие в зубах волокна хлопчатобумажной ткани и волоски, инородные собачьему организму. После их изучения специалистом Руди надеялся получить более или менее точное описание той части тела жертвы собачьего покуса, которая контактировала с зубами таксы, еще когда она была живой и здоровой.
Особую радость инспектору доставило обнаружение в пасти мертвого пса ничтожного по размеру, но крайне перспективного для генетического анализа лоскутка человеческой кожи. Правда, многоопытный эксперт поспешил разочаровать Виккерса, напомнив, что анализ на ДНК весьма недешев и никто не санкционирует его проведение без серьезных на то оснований. Руди ссылался на свою интуицию, но эксперта все равно не убедил. Будучи стопроцентным материалистом, тот полагал интуицию не более реальной, чем тень отца Гамлета.
Соседство негромко посапывающего Руди мирно работающего эксперта не раздражало. Он давно привык к периодическому присутствию в его кабинете гораздо менее приятных и куда более тихих компаньонов. В непродолжительные периоды отсутствия таковых компанию эксперту составлял скелет, размещенный в углу кабинета. Его череп приветливо улыбался, позвоночник крепился к вертикальной трубе отопления, а кости были широко раскинуты по стенам. Из-за этого скелет производил впечатление создания весьма добродушного, общительного, всегда готового заключить кого-нибудь в объятия. Привычка эксперта использовать голый череп костлявого компаньона как вешалку для головных уборов добавляла скелету подкупающей душевности. В настоящий момент он щеголял в красивом войлочном берете с красным помпоном. Берет, промокший под утренним дождем, вблизи горячей трубы быстро просыхал и красиво курился паром, из-за чего весело скалящийся череп имел некоторое сходство с готовящимся к извержению вулканом. Впрочем, этой мистически-оптимистической картиной в духе «Баек из склепа» никто не любовался: хозяин кабинета склонился над микроскопом, а Руди спал.
Дремать в вертлявом офисном кресле с низкой спинкой было ужасно неудобно. Пытаясь устроиться покомфортнее, Виккерс придвинул кресло к стене и вытянул ноги. Резко распахнувшаяся дверь стукнула спящего по щиколотке и провезла его ботинки по дуге. Вместе с креслом Руди повернулся на девяносто градусов и уткнулся носом в правое запястье скелета, что со стороны здорово смахивало на почтительное целование мощей. Вместе с шумом открываемой двери из коридора донесся бодрый голос комиссара:
— Здравствуйте, коллеги!
В следующий миг кабинетную тишь дополнительно нарушило горловое клокотание, напоминающее звуки, издаваемые засорившейся трубой. Импозантная пожилая дама, внедрившаяся в открытую дверь, замерла на пороге, прижав правую руку к левой груди так порывисто и крепко, словно этот пышный фрагмент ее организма внезапно превратился в воздушный шар, способный воспарить под потолок.
— О мой бог, кто это?! — проклокотала дама, тараща замутившиеся испугом глаза на высокое чело скелета, наподобие вершины Килиманджаро окутанное сизой дымкой испарений.
Комиссар, любезно пропустивший даму вперед, без ложной скромности принял обращение на свой счет и весело ответил:
— О, я вижу, тут у нас инспектор Виккерс!
Он без тени сомнений откликнулся на величественное «О мой бог!», хотя ростом не сильно превышал полевого суслика, сидящего столбиком. Оставаясь в коридоре, из-под локтя гораздо более высокой и обширной спутницы он видел главным образом вытянутые ноги Руди, которого легко опознал по неуставной обуви: любимые «ковбойские» сапоги инспектора Виккерса в Крипо были притчей во языцех.
— Как дела, инспектор? — добродушно поинтересовался комиссар непосредственно у сапог, по- прежнему пребывая в тылу корпулентной дамы.
— Превосходно! — откликнулся Руди хриплым спросонья голосом.
Едва разлепив глаза, он увидел прямо перед собой желтую костлявую пятерню и в полном одурении потряс ее в крепком рукопожатии. Необыкновенно отзывчивый на малейшее проявление дружелюбия скелет радостно затрясся всеми сочленениями. Корпулентная дама тихо пискнула и, опасно подгибая выпуклые слоновьи колени, пробормотала:
— Фриц, я, пожалуй, в другой раз…
— Магдалена, другого раза не будет! — весело возвестил комиссар и с усилием пропихнул нерешительную даму внутрь. — Наш лучший эксперт Шмидт завтра нас покидает!
Эксперт Шмидт назавтра уходил всего лишь в отпуск, но созерцание пугающе вздрагивающего скелета закономерно навело фрау Магдалену на мысль о более далеком и притом безвозвратном путешествии. Услышав, что говорят о нем, эксперт отклеил глаз от окуляра микроскопа и обернулся. Фрау Магдалена увидела натруженное слезящееся око, обведенное красной кольцеобразной вмятиной. Второй глаз эксперта был мучительно зажмурен. В целом разностильные зрительные органы смотрелись очень нездорово и замечательно подошли бы к живописному образу циклопа, страдающего жутким коньюктивитом. Поверить в то, что лучший из экспертов уже находится на пути в мир иной, было нетрудно.
— Шмидт, дорогой! — игнорируя приветливо волнующийся скелет, обратился комиссар к циклоповидному эксперту. — Пока вы с нами, помогите этой милой даме в одном важном деле.
Вообразив, что помощь, оказанная ей, будет последним деянием дорогого Шмидта в подлунном мире, фрау Магдалена жалостливо всхлипнула. Однако дело у милой дамы было действительно важное, и она не заставила себя уговаривать. Открыв пухлую кожаную сумку на металлических распялках, очень похожую на детеныша бегемота в бреккетах, фрау Магдалена осторожно извлекла нарядный картонный пакет с изображением сверкающих елочных украшений и веревочными ручками, а из пакета — шуршащий кулек с надписью «sale 30 %». Из него, в свою очередь, последовательно появились газетный сверток, черный полиэтиленовый мешочек, стянутый аптечной резинкой, и шестигранная чайная жестянка с портретом волоокой красавицы с пирсингом в изящном, с резными ноздрями, носу. Эксперт, инспектор и комиссар следили за ее манипуляциями с детским интересом и уже были вполне готовы к появлению в полуфинале представления черного шелкового цилиндра с алым бантом на тулье, а на финише — очаровательного белого кролика, которого фрау фокусница выдернула бы из шляпы за уши с торжествующим возгласом — «Ап!», однако финал оказался еще более неожиданным.
— Вот, — скорбным голосом произнесла фрау Магдалена.
Она водрузила на стол фарфоровую вазочку, закупоренную плотно притертой крышкой. Емкость, похожую на сахарницу или сосуд для специй, украшало алое лаковое сердце, в области коронарной артерии увенчанное золотой диадемой с зубьями столь частыми и крупными, что только отсутствие длинной крепкой ручки не позволяло заподозрить в ней добрые садовые грабли. Над короной тянулась надпись, выполненная красивыми готическими буковками: «Вальтер Браунинг III». Под пламенным сердцем имелось два набора цифр, разделенных прочерком.
— Это что? — с подозрением спросил эксперт, открыв сосуд и заглянув под крышку.
— А вот это, дорогой Шмидт, вы и должны выяснить! — ответил ему комиссар.
А фрау Магдалена с надрывом произнесла:
— Мне сказали, что это он, мой дорогой и любимый Вальтер Браунинг Третий! Трагически скончавшийся, пока мы были в разлуке!
— Мои соболезнования, фрау Вальтер Браунинг! — вежливо сказал Руди, демонстрируя хорошие манеры.
— Вальтер Браунинг не был моим мужем! — фрау Магдалена густо залилась краской, уподобившись цветом лица лакированному сердечку на последнем приюте ее дорогого и любимого.
— Ну-ну, мадам, не надо смущаться, — подбодрил ее эксперт, профессионально циничный и смущающийся крайне редко. — Любящие души необязательно связывать узами брака, нынче нравы свободные…
— Вальтер Браунинг Третий был моей собакой! — рявкнула фрау Магдалена.
После этого признания покраснели все, кроме скелета, который продолжал благосклонно улыбаться, своим видом явно одобряя свободу любящей души от всяческих оков, включая бренное тело.
— Позвольте я объясню, Магдалена! — вмешался в разговор комиссар. — Господа, это очень грустная история. Фрау Магдалена недавно перенесла короткое, но мучительное недомогание, ошибочно диагностированное как предынфарктное состояние…
