– Капитан, где… – заикнулся почуявший неладное Браччо. За его спиной шевельнулся силуэт, более темный, чем сама ночь, и с режущим уши визгом прыгнул через костер, высоко подняв над собой занесенное для удара короткое копье. Одновременно из темноты появилось еще с десяток черных теней, атаковавших маленький отряд.
«Выследили-таки! – зло подумал Конан, вскидывая меч навстречу первому нападающему. Сталь древней закалки без труда перерубила бамбуковое древко копья, и, прежде чем растерявшийся дикарь успел схватиться за собственный клинок, широкое и длинное лезвие наискось пробороздило его через грудь, едва не развалив пополам. – Теперь остается только держаться… Если это все, что они собрали – то удача пока с нами!»
Киммериец ошибся – к одинокому костру примчалось гораздо больше десятка черных острозубых дарфарцев, вооруженных копьями и тяжелыми, расширяющимися к концам изогнутыми мечами. Дикарям отчасти удалось добиться своего – разбить отряд и заставить каждого сражаться только за себя, при том, что нападающих было по трое-четверо. Дальнейшее Конан видел урывками, когда у него появлялось мгновение, чтобы оглянуться по сторонам. Мечущееся пламя выхватывало из темноты неясные стремительные силуэты дикарей, отчаянно отбивающихся зингарцев, взблескивали багровым клинки…
Вот Браччо отмахивается от двоих насевших на него черно-лоснящихся фигур, удачно отбивает нацеленный в голову выпад копья, но второй из дикарей резко ныряет вниз, с размаху всаживая бронзовый клинок под ребра Быстрого Ножа… Кореми прыгает через костер, поднимая сноп искр, почти без замаха сносит голову отвлекшемуся дарфарцу и, отряхнув с меча черные в свете огня капли, кидается куда-то влево, в сторону, где Вайд проклинает выродков Сета и яростно визжит раненый южанин…
Черная тень с различимыми даже в темноте белками выпученных глаз вылетает навстречу, безуспешно пытается с наскоку пробить круг защиты, созданный клинком киммерийца, попадается на простейшую уловку и отлетает назад с вылезающими из развороченного брюха внутренностями, все еще продолжая злобно скалить острые ровные зубы… Следующий осторожнее или умнее – кружит неподалеку, точь-в-точь собравшаяся напасть, но все никак не решающаяся прыгнуть гиена. Из темноты выскальзывает Крысенок – в каждой руке по кинжалу – умудряется приблизиться к дикарю почти вплотную, коротко бьет известным во всякой уличной драке «воровским ударом» – снизу вверх в живот, и снова пропадает в сизом облаке дыма… Метос, сопя и рыча, катается по земле, стараясь треснуть противника вцепившегося в одежду противника головой о твердый древесный корень…
Отбивая сыпавшиеся со всех сторон удары и время от времени протыкая особо яростно рвущихся вперед дикарей, у Конана мелькнула мысль, что на Равнинах Мертвых для тех, кто всю жизнь только и делал, что сражался, отведено похожее местечко: непроглядная ночь, неверные отблески готового погаснуть костра и лезущие через головы друг друга демоны, одержимые одной мыслью – свалить, затоптать, разорвать в клочья… Кром, да не весь же Дарфар сюда сбежался, в самом деле? Сколько их там?
Человек – даже не разобрать, корсар или дарфарец – рухнул в костер, завыл дурным голосом, вскочил и живым факелом, распространяющим вокруг себя приторно-сладкую вонь, понесся вниз по склону холма. Запнулся, неуклюже кувырнулся через голову и замер бесформенной кучей пылающего тряпья…
И вдруг бой прекратился. Дикари наконец поняли, что так просто отряд им не взять, или потеряв слишком много своих решили отступить. Быстрые черные фигуры беззвучно растворились в ночи, также тихо, как появились.
Безжалостно разметанный во все стороны костер чадил, давая больше дыма, чем огня, и едва освещая крохотное пространство между огромных корней дерева. Конан опустил меч, по самую рукоять покрытый темными кровавыми разводами, и чутко прислушался – тихо. Неужели из семи человек уцелел только он один? Быть того не может, на «Вестреле» попадали в переделки похлеще сегодняшней, и ничего – оставались живы!
– Эй, – негромко позвал киммериец. В ответ донесся жалобный стон:
– Вытащите меня…
Голос, без всякого сомнения, принадлежал Крысенку. Мальчишка почти не пострадал, но на него сверху навалились тела двух огромных дикарей. Пинками отшвырнув тяжелые, почти неподъемные трупы, Конан сгреб Крысенка за шиворот, поставив на ноги.
– А что… все? – Вайд ошарашено посмотрел по сторонам, разыскивая полчища злобных дарфарцев. – Мы их…
– Скорее, они нас, – огрызнулся северянин. – Кто был рядом с тобой, помнишь?
– Кореми, – уверенно отозвался Крысенок, – а потом он убежал… Капитан, разве только мы…
Не отвечая, Конан отправился в обход дерева, внимательно осматривая валявшиеся возле корней тела. Оставшийся стоять возле костра Крысенок недоуменно посмотрел вслед капитану, вытащил из почти погасшего пламени костра тлеющую палку, соорудив подобие факела, и побежал вдогонку.
Они нашли трупы Браччо и парня-зингарца, которого все знали только по прозвищу Ворон. Кореми и еще одного корсара не было – похоже, дарфарцы утащили их с собой, как и почти всех своих убитых.
Насколько было известно киммерийцу, для любого – погибшего в бою – неважно, соплеменника или врага, существовала лишь одна дорога – в желудки вечно голодных южных дикарей. Если Кореми и второй корсар мертвы, то им крупно повезло…
– Капитан, там кто-то шевелится! – дрожащим шепотом сообщил Крысенок, уставившись на переплетение темных ветвей. – Только что дергался…
– Где? – в указанном Крысенком месте движений не было, но, подойдя поближе, Конан различил скорчившуюся среди разлапистых листьев человеческую фигуру. Услышав шаги, человек поднял голову, рыкнул угрожающе и потянулся к лежащему рядом мечу.
– Это я, – сказал северянин, сообразив, что обитатель Дарфара вряд ли будет ругаться по-зингарски. Нашелся еще один уцелевший. – Молчун, ты живой?
– Почти, – с трудом выговорил названный Молчуном. – А еще кто..?
– Крысенок цел. Не дергайся, сейчас вытащу.
Костер погас окончательно, и пришлось в полной темноте разжигать его снова. Собиравший разбросанные по всему холму дрова Крысенок наткнулся на раненого дикаря, пытавшегося незаметно уползти, и немедленно заорал, что было простительно – дарфарец, шипя не хуже разъяренной кобры, попытался схватить мальчишку за ногу. Даже когда примчавшийся на вопли Конан проткнул мечом извивавшееся и залитое кровью существо, мало похожее на человека, дикарь продолжал ползти, цепляясь скрюченными пальцами за землю. Угомонился он лишь после второго удара, перебившего хребет. Пришлось с факелами обойти холм заново, но больше живых не нашлось – тот оказался единственным.
– И что мы теперь будем делать? – длинная ночь подходила к концу, далеко на востоке, за зубчатой линией древесных верхушек разгоралась светло-желтая полоса наступающего рассвета. – Пойдем дальше? А, капитан?
Крысенок задавал этот вопрос в различных вариантах уже в который раз, но ответа не получал – любая попытка заговорить с капитаном оканчивалась одинаково: Конан сердито ворчал сквозь зубы и, наконец, приказал Крысенку заткнуться хотя бы до восхода. Третий выживший после ночной схватки, корсар по прозвищу Молчун, которого Вайд перевязал как умел, сейчас дремал, изредка вскрикивая во сне. Вайд подтолкнул в костер прогоревшее полено и нерешительно повторил, обращаясь к самому себе:
– Ну что делать-то?
Самому Крысенку все представлялось совершенно ясным – необходимо как можно скорее возвращаться на берег. У десяти человек еще имелся шанс пройти через леса, трое же, один из которых ранен, а другой – он сам, Вайд – мало на что способен, не уйдут дальше этого холма. Правда, есть третий, стоящий былых десяти, и он-то наверняка не повернет назад… Тут мысли Крысенка зашли в тупик: капитан никогда в жизни не захочет быть проигравшей стороной, а значит, им двоим волей-неволей придется идти за Конаном. Пробираться к морю в одиночку? Проще будет дойти до ближайшего дарфарского поселка и покричать: «А мы тут!» И по-прежнему очень хочется хоть глазком взглянуть на загадочные пещеры…
Сидевший возле изрытого трещинами древесного ствола Конан, казалось, дремал, но Крысенок не сомневался, что капитан все отлично слышит, и, наверняка, сам ломает голову над дальнейшим выбором. А может, и нет – для подобных людей не существует тягот этого выбора. Следовательно, когда рассветет, придется снова тащиться дальше… Прыгнул, называется, в помойную яму за монеткой… Правильно