внушительными мясницкими ножами и дубинками в руках, неторопливо начавших наступать на племянника философа.
Внезапно свистнул извлеченный из ножен меч и опасно закачался, нацелив острие в грудь ближайшего почитателя Митры.
– Еще шаг – и я выпущу тебе кишки, – спокойно сообщил Шамсудин верзиле.
– Хе! – пренебрежительно сказал тот, обманутый мирной внешностью полугнома и его небольшим ростом. Поддерживаемый выкриками из толпы, верзила сделал еще шаг к Ревенду – и, взвыв от боли, рухнул навзничь, подняв облачко пыли. Из-под его тела побежали ручейки крови, скапливаясь в углублениях между камнями мостовой.
Дружки верзилы попятились. Над толпой повисло гробовое молчание, прерванное истерическим криком:
– Убили! Еретики Стыря убили! Что ж это делается, люди добрые?!
По опыту Сварог знал, что это выкрик обычно предшествует большому побоищу, учиняемому помянутыми добрыми людьми. Отшвырнув с дороги пару зевак, сибиряк пробился к спутникам и встал рядом с Ревендом, недвусмысленно помахивая извлеченным из ножен мечом. Сбоку пристроился философ, преисполненный намерения быть рядом с племянником. По счастью, более опытный в общении с народом, нежели юноша, мэтр Бебедор молчал.
Защитники Митры заколебались еще больше, увидев, что противников уже четверо.
– Немедийцы, мы что, позволим этим поганцам над собой измываться? – раздалось из толпы.
– Бейте их, гадов!
– Давайте, парни, смелее!
Поддержанные выкриками сограждан, парни двинулись на врагов. За ними в арьергарде пошли самые сознательные из зрителей, решившие поддержать бойцов не только словесно.
– Надо сматываться. Слишком их много, – со знанием дела сказал Сварог. – Давай, Шамсудин!
Сибиряк и полугном кинулись на вооруженных парней как самых опасных противников. Те неумело попытались сопротивляться, замахиваясь на Сварога и его спутников дубинками и стараясь пырнуть их ножом. Конечно, трудно ожидать от простых горожан знания того, что против мечей нож и дубинка ничего не стоят, но все-таки Сварог ожидал от них больше здравого смысла. Славянину и полугному пришлось убить и покалечить пятерых, пока остальные сообразили, что дело пошло не так, как они рассчитывали, и устроить на забаву избиение странных чужаков не удастся. Толпа поспешно раздалась в стороны, избегая встречи с безжалостными мечами Сварога и Шамсудина. Под защитой их оружия почтенный философ тащил за руку своего незадачливого племянника. Ревенд, уже понявший, что одних горячих слов согражданам явно недостаточно, угрожающе выставил перед собой крис.
Вырвавшись из толпы, Сварог и его товарищи свернули в ближайший проулок. Впрочем, преследовать их никто не собирался. Вдали раздавался стук копыт конной стражи, и участники столкновения сами спешили убраться восвояси, по опыту зная, что стражники не станут разбираться, кто прав, а кто нет. В Золотом Пупе мелкому люду – лавочникам, слугам, ремесленникам – нечего было рассчитывать на снисходительность охранителей порядка.
Сварог засунул меч обратно в заплечные ножны и сердито взглянул на Шамсудина.
– Я же говорил – не ввязывайся! – буркнул он. – Учу тебя уму-разуму, учу, а толку никакого… Добро бы, этот молокосос полез, а тебе в твоем возрасте такая дурь не к лицу.
В ответ полугном лишь молча пожал плечами, давая понять, что в этом вопросе мнение друга для него не слишком авторитетно.
– Позволь поблагодарить тебя, Сварог, и тебя, Шамсудин, за то, что не дали этим людям обидеть моего племянника, – мягко произнес Бебедор. – Но, друзья мои, мне все же кажется, что не стоило убивать их, ибо они не ведали, что творят. Увы, мои сограждане темны и жестоки, но брать на себя бремя смертоубийства…
– А мы что, должны были им поклониться и вежливенько попросить убраться с дороги? – ядовито заметил Сварог. – Нет уж! Если кто против меня оружие обнажил – пусть получает сполна. Жизнь у меня всего одна, и я намерен еще ею попользоваться. Знавал я одного проповедника в Шадизаре, тоже все толковал о мире да о братстве, оружия не носил. Ну и что? Пристукнул его какой-то бродяга за пару монет. И кому от этого стало легче? Я не разбойник какой, на мирных людей не нападаю. Но если кто-то встанет мне поперек пути – я удар смягчать не стану!
– Какая славянинская сила! – с восхищением сказал Бебедор, выслушав речь сибиряка. – Типичный волюнтарист!
– Ты, мэтр, не заговаривайся! – побагровел Сварог. – Я такими вещами не занимаюсь! С женщинами – пожалуйста, а это… А что славянин, так я не стыжусь. Уроженец ваших просвещенных стран и половины тех передряг не прошел бы, что на мою долю выпадали.
Внезапно кто-то тихо тронул Шамсудина за локоть. Он обернулся. На него смотрели темные глаза давешнего бродяги.
– Благодарю вас, месьоры, – печально произнес нищий, вытирая все еще сочившуюся из губы кровь. – Вашему вмешательству я обязан своей жизнью. Увы, мне нечем отблагодарить вас, кроме слов признательности…
Сварог дружески хлопнул нищего по тощему плечу.
– Ничего, парень, – дружелюбно заметил славянин. – Хоть это была и не моя идея, но я рад, что мы проучили это шакалье отродье. А ты, уж если взялся воровать, так смотри в оба. Тут с налета не возьмешь, хитрость и осторожность нужна. Знаешь, народ ой как любит воров дубасить!
– Просто они не знают, что такое голод, – тихо сказал бродяга, и губы его искривились. – Я тоже не знал до недавнего времени. О Митра, если б тогда кто-то мне рассказал, что я буду воровать булку у ничтожного лавочника, я велел бы бросить его в Каземат как порочащего честь монарха!
Сварог и Шамсудин переглянулись. Все было ясно – бедняга не выдержал ударов судьбы, доведшей его до нищенства, и спятил. Такое случалось нередко – по дорогам бродили толпы блаженных, тронувшихся умом от горя, голода или болезней. Их жалели, слушали их невнятные рассказы и давали кусок хлеба. Даже стража и разбойники не трогали несчастных – убить блаженного считалось тяжким грехом. Были и такие, что считали себя посланцами богов, королями созданной их больным воображением страны или могучими чародеями. Этих особенно любили мальчишки – они бессердечно издевались над ними, встречая взрывами хохота угрозы испепелить их молнией или послать на виселицу.
Ревенд с жалостью посмотрел на нищего и, порывшись в карманах, вытащил несколько медных талеров и вручил ему. Бродяга зажал деньги в грязной и исцарапанной ладони.
– Благодарю, месьор, – глухо проговорил он. – Ты спас от голодной смерти короля Немедии.
Сзади послышались крики, свист хлыста и ругань гвардейцев, разгоняющих остатки зевак, наблюдавших за дракой. Нищий втянул голову в плечи и торопливо юркнул в ближайший переулок. Видно, ему уже доводилось встречаться со стражами порядка, и он не слишком желал повторения. Сварог и его спутники ускорили шаги.
– Странный человек, – произнес доктор Бебедор. – Выглядит как оборванец, а разговаривает, как образованный человек.
– Ах, дядюшка, мало ли образованных людей в наше время становятся оборванцами, – вздохнул Ревенд. – А ты еще говоришь, что я и мои друзья занимаются глупостями. Позор такой державе, где порядочные благородные люди вынуждены погибать с голоду!
Шамсудин шел молча, что-то обдумывая. Потом он повернулся к философу.
– Мэтр Бебедор, а ты хорошо знаешь в лицо короля Нимеда? – неожиданно спросил полугном.
– Все его знают, – удивился философ. – Он часто проезжает по городу верхом. Однажды он даже был у нас в Университете, и мы с коллегами удостоились чести беседовать с ним. Очень, знаете ли, рассудительный молодой человек!
– Этот нищий случайно не был похож на короля? – как бы между прочим поинтересовался Шамсудин.
– Да что ты! – еще больше удивился Бебедор. – Ничего общего. Король высокий, почти как Ревенд, светловолосый, черты такие правильные – в королеву-мать пошел, она у него красавица была. А этот чернявый, роста среднего, глаза темные – нет, совсем не похож! – философ растерянно посмотрел на
