Собака негромко тявкнула и закрутилась под ногами, виляя обрезком хвоста.
– Донна Агнесса, вы бы ее с собой прихватили? – с надеждой предложила Пепа. – Она любого злодея прогонит. Чинка, да не прыгай ты на меня! Ну-ка, отыщи дверь! Дверь, понимаешь?
Чинкуэда заметалась возле стены, остановилась, взрыв широкими лапами землю, и тихонько заскулила. Служанка подошла к ней, чуть слышно звякнули ключи и казавшаяся просто выступом часть ограды приоткрылась, став маленькой и низкой створкой двери.
– Сюда, – сказала Пепа, отдавая фонарь. – Вы в гавань? Тогда ступайте вниз, через два перекрестка будет Корабельная.
– Туда, – вздохнула госпожа графиня, ощущая себя прожженной заговорщицей при Кордавском дворе. Пригнув голову, она пролезла в узкий дверной проем, крепко сжимая ручку фонаря. Чинкуэда выскочила за ней.
– Удачи, – шепнула вслед Пепа. Дверца встала на место, снова превратившись в неотъемлемый участок высокого каменного забора.
Агнесса осталась одна на темной, незнакомой улице. Вокруг плыла летняя ночь – душная, наполненная смешанными запахами свежей гари и цветущих садов. В отдалении темной подавляющей громадой возвышался Дом на Холме, в некоторых окнах верхнего этажа тускло светились огоньки.
«Ты сам вынудил меня к этому, – зло подумала девушка. – Я тебя предупреждала. Если бы я не была тебе кое-чем обязана, я сделала бы все, чтобы завтрашнее утро стало для тебя последним утром в должности градоправителя. Но у меня тоже есть понятия о дворянской чести и долге. Так что можешь не беспокоиться, дядюшка – твое тепленькое место от тебя никуда не денется. Однако веселый денек я тебе устрою… до смерти будешь вспоминать!»
Донна Вальехо встряхнула правой рукой, убедившись, что ножны с кинжалом на месте, подавила сильнейшее желание закричать: «Впустите меня обратно!» и решительно отправилась навстречу сумрачно мерцающему под луной морю. Рядом трусила Чинкуэда.
«Дядя что, не знает об этой лазейке? – Агнесса успешно добралась до Корабельной улицы, хорошо освещенной и многолюдной даже поздним вечером. Здесь ей уже почти ничего не угрожало – разве что опасность наткнуться на знакомого или на подвыпившую компанию, отправившуюся на поиски ночных приключений. Сегодня, конечно, на улице горел только один фонарь из трех, прохожих не было вообще, но донна Вальехо уже не так боялась. Все-таки с ней была Чинкуэда, да и спрятанный в рукаве кинжал придавал уверенности. – Ему даже не пришло в голову, что у меня есть запасные ключи от собственной комнаты. Похоже, он до сих пор считает меня маленькой беспомощной соплячкой…»
Она улыбнулась. Улыбка вышла нехорошая – кривоватая и безрадостная.
«Вот до чего могут довести родственники. Ночью иду куда-то, причем не просто „куда-то“, а к пристаням, в самые опасные кварталы. Спрашивается, зачем? В жизни не догадаетесь – устраивать бунт. Всемогущие боги, я, Агнесса Вальехо, наследница семейства Карбальо, всерьез намереваюсь поднять мятеж против собственного дядюшки. Впрочем, не надо обманывать себя – ты всегда знала, что он изрядный мерзавец. Просто закрывала глаза на это печальное обстоятельство. А теперь и другого выхода нет. Вернее, есть – признать свое поражение и вернуться домой. Вот уж нет! Никогда!»
Агнесса надменно вскинула голову и зашагала быстрее, выбивая каблучками из старой мостовой сухую, отчетливую дробь. Семенившая слева Чинкуэда фыркнула и повернула голову, блеснув темно-красными бусинками глаз, точно хотела сказать: «Не бойся, хозяйка, я с тобой».
«Куда делся Геллир? Куда удрало это упрямое животное? Впрочем, какое из него животное… Он лучше многих людей, которых я знаю. Может, вернулся в пещеры? Нужно будет как-то разыскать его и предупредить, что он в опасности. Впрочем, он привык, что его жизнь всегда в опасности. Почему он решил заключить этот странный договор и тут же сам его нарушил? Или не нарушил? Кому верить? Что он надеется отыскать в городе? Почему он скрылся, упустив такой удачный момент преподнести его горожанам как спасителя Карташены? Не захотел? Побрезговал признанием каких-то жалких смертных? Что же ты такое, Геллир? Откуда ты взялся и куда отправишься потом?
Пришли. Кто бы знал, как мне страшно. Только бы получилось. Только бы они согласились меня выслушать…»
Агнесса остановилась на крыльце таверны «Островок блаженства» и осмотрелась. У пристаней неясно различались контуры пришвартованных парусников, освещенные фонарями на корме и яркими огоньками на верхушках мачт. Рядом с выходом из бухты покачивалось нечто огромно-темное, ощетиненное множеством торчащих мачт и то появляющихся, то пропадающих вспышек факелов. Три расположившихся рядом шемских корабля. Экипаж «Ха-Сем», если верить слухам, сразу после разгрома в городе поднял паруса и благоразумно удалился, бросив своих сотоварищей на произвол судьбы. А может, отправился за помощью. Какая разница.
«Луна уже высоко. Времени почти не осталось. Открывай дверь и входи».
В трактире было на редкость тихо и пусто. Неудивительно – сегодняшним вечером сюда не заглянул ни один из завсегдатаев. Однако донна Вальехо облегченно вздохнула и перешагнула через порог – люди, которых она надеялась разыскать, сидели именно здесь.
Никто не обратил на нее внимания. Впрочем, сейчас в «Островок» мог заявиться кто угодно, даже Геллир собственной персоной – его бы тоже не заметили. Кабачок наполняла безнадежность, смешанная в равных частях с бешенством от невозможности что-либо изменить и тоскливым ожиданием.
Агнесса нахмурилась и шагнула к столу. Скатертей в таверне отродясь не держали, оторвать тяжелые ножки стола от досок пола ей было просто не под силу. Зато схватить ближайший кувшин и с размаху запустить им в стену – с этим даже ребенок справится.
Глиняные черепки радостно брызнули во все стороны, по беленому песчанику расплылось некрасивое темно-красное пятно, похожее на раздавленного осьминога.
– Сидим? – со сдержанной яростью вопросила донна Вальехо. – Пьем? Уныло тычемся мордой в стол?
Обидные слова, как ни странно, оказались самыми верными. Компания за столом подняла головы и удивленно уставилась на неведомо откуда взявшуюся разъяренную женщину.
Успевшие изрядно поднабраться Маэль и Бенни прекратили затянувшееся и совершенно бессмысленное выяснение того, кто из них больше виноват в случившемся. Сигурд, действительно то ли дремавший, то притворявшийся, что дремлет, ткнувшись лицом в стол, тряхнул спутанной рыжей гривой и вопросительно уставился на Агнессу, явно не понимая, снится она ему или на самом деле присутствует в «Островке блаженства». Сидевший справа от него зингарец с круглой золотой серьгой в ухе бросил изучать дно своей пустой кружки и пнул ногой расположившегося напротив усатого толстяка. Подтянутый блондин перестал втыкать нож в доски стола и, поразмыслив, сделал вялую попытку оторвать зад от скамьи.
Пристроившийся в дальнем конце стола и непривычно тихий Деррик первым обрел дар речи и начал лихорадочно выкарабкиваться из-за стола, бормоча:
– Агнесса… Ты… Ты как сюда попала? Тебе нельзя тут…
– Да! Мне нельзя тут, мне нельзя там! – выкрикнула Агнесса, заставив Деррика замереть на месте с полуоткрытым ртом. – Все, что мне дозволяется – хныкать в подушку и взывать к небесам! Так вот, к вашему сведению, благородные господа, ни того, ни другого я делать не намерена! Хотите знать, почему?
– Поч-чему? – с совершенно идиотской ухмылочкой промямлил Маэль.
– Потому что не собираюсь рыдать перед идиотами, – отчеканила донна Вальехо. Ответом ей было общее молчание. – Повторяю – идиотами. Да-да, господа, вы не ослышались. Перед идиотами, то есть перед вами.
– С какой стати нас вдруг отнесли к этому малопочтенному сословию? – блондин, оказывается, был трезв как стеклышко, а его смотревшие на Агнессу светло-голубые глаза – тревожными и усталыми.
– Объясняю, – госпожа графиня сцапала ближайшую к ней полную кружку и, не раздумывая, сделала большой глоток. Ничего, терпимо, хотя кислятина ужасная… Зато язык стал ворочаться намного быстрее, а страх если не пропал, то куда-то отлучился. Агнесса оперлась обеими руками на стол и заговорила, стараясь помнить только об одном – ей важно не сбиться с мысли. – Если окажется, что я заблуждалась – я принесу свои извинения. Но сейчас я говорила и буду повторять до тех пор, пока у вас не начнет звенеть в ушах – идиоты, ни на что не годные, безмозглые тупицы!
