мне.
— Все, — сказала мама, и я спустился на землю.
Мама говорит, что в наш век человек, не играющий на пианино, будет белой вороной. Я готов стать голубой, красной, синей, зеленой, ну какой угодно вороной, но не заниматься музыкой.
Вася П.
7 марта. Сегодня мы с Васей придумали подарки для наших мам. О, если бы кто-нибудь мне сделал такой подарок! Мы с Васей нашли кусок красной ткани, как раз такой, какого цвета отделка у маминой новой японской куртки. Я рассказал Васе, что моя мечта — это куртка с огромными карманами, и предложил: Давай моей маме пришьем на новую куртку два больших кармана». Я вспомнил, что маме тоже очень понравилась куртка того мальчика, которого мы встретили в трамвае. И мы пришили.
Я измерил пол-литровый пакет кефира, но Вася посоветовал снять мерку с литрового, и мы сделали карман как раз такой величины, чтобы туда входил батон и литр кефира. Карманы мы пришили насмерть. Куртка износится быстрее, чем оторвется карман.
Работа вышла на славу. Тогда мы решили, что Васиной маме тоже пришьем карманы на ее новенький розовый плащ. Мамы непременно наденут их и пойдут на вечер «Нашим милым женщинам».
Трудно подобрать карманы к такому цвету, и мы решили обратиться за помощью к Журке.
Она сказала, что нужен черный цвет, так как ее мама всегда говорит, что черные туфли — это под любую одежду. Варька убежала на несколько минут и вернулась с сарафаном своей мамы. На нем были прекрасные черные цветы — розы. Мы их вырезали и пришили на плащ моей Оли. Ух ты! Карманы вышли — загляденье.
Завтра наши мамы получат самый лучший подарок, как говорит наша Марина Олеговна, подарок, сделанный любящими руками.
Петя В.
8 марта. Петя сидит под домашним арестом. Его Оля все утро проплакала. Моя Оля не плакала. Она с утра и до обеда отпарывала карман. Варькина мама принесла сарафан и подарила его моему папе, раз уж он не умеет воспитывать сына. Мама со мной не разговаривает, она пообещала, что, когда отпорет карман, выпорет меня, но я думаю, что сегодня она не успеет.
Мы простил и наших мам, тут уж ничего не поделаешь, мы принимаем их такими, какие они есть. Только плохо, что они хотели бы видеть нас раскаявшимися, а мы не знаем с Петей, в чем.
Папы занимают странную позицию: они вначале хохотали, а теперь, когда мамы поговорили с ними серьезно, тоже собираются взяться за наше воспитание.
Мы с Петей в недоумении: что же они десять лет за него не брались!
А вечером я слышал, как папа и мама разговаривали обо мне.
Мама сказала, что в моем возрасте уже нельзя быть таким ин-фан-тиль-ным (интересно, что это такое? Хорошо, если только глупым…).
А папа говорил: «Ты, Олюшка, меня, конечно, извини, но я рад, что мой сын тебе не подарил пудру или духи, которые он купил бы на твои же деньги».
Я улыбнулся, перед тем как уснуть. А Оля пришла ко мне еще раз перед сном и поцеловала. Я сделал вид, что сплю. В носу почему-то пощипывало: хотелось заплакать. Как я их люблю, моих МАПА.
Вася П.
10 марта. Сегодня я подошел Журке и сказал ей, что мы с ней можем помочь друг другу стать людьми. Сперва я спросил, умеет ли она жарить картошку. Варька, глядя на меня преданными глазами, сказала, что умеет. Зачем мне это нужно, я ей не сказал. Но когда я ей предложил стать моей женой, она на несколько секунд замолчала, а потом сказала, что она должна подумать.
Вася П.
11 марта. Воскресенье. Утром раздался звонок в дверь. За порогом стояла Журка. Она держала в руках узелок и портфель.
— Я согласна, — прошептала она.
Мама выглянула из кухни:
— А, Варечка, проходи, сделаете вместе с Васей уроки, а потом я угощу вас пирогами.
— Очень вовремя, — многозначительно сказал я. Вот за пирогом я и сообщу, что становлюсь настоящим человеком и женюсь на Журке.
Мы сели с Журкой на диване, и я сказал ей, что если она хочет стать моей женой, то должна начать немедленную борьбу со своей трусостью. Варька быстро-быстро закивала головой.
Уроки мы сделали мгновенно, и мама пригласила нас и папу к столу. Мы быстро съели второе и принялись за пирог (честно говоря, мне непонятно, зачем готовить еще что-то, когда печется пирог).
Съев пирог, я сказал, что хочу сообщить нечто важное. Тут я встал, пригладил волосы, поправил рубашку и откашлялся… Мама побледнела и прошептала:
— Вася, говори быстрее, что еще вы натворили с Петей.
Я ее успокоил:
— Мама, не волнуйся, это радостное известие… Я ЖЕНЮСЫ!!
Папа сдавленно хмыкнул и спросил:
— Кто же избранница ваша, милорд?
Я ткнул пальцем в сторону Варьки.
— Кто-кто? — переспросил папа. Но тут Варька встала и пропищала, втягивая голову в плечи:
— Я… и я согласна.
Папа выскочил из-за стола, а мама застыла, как на фотографии, поджала губы, как всегда, когда ей хочется казаться очень серьезной, и спросила:
— А Варины родители не против?
Но я ее тут же успокоил, сказав: что им, плохо, что ли, ведь у них есть еще две девчонки, они и не заметят, что одна ушла. Папа тер лоб, пряча лицо, и урчал, а мама строила такие гримасы, что мне стало стыдно перед Варькой за своих родителей, и я сказал:
— Пойдем смотреть «В мире животных».
Варька почему-то сникла и сказала, что она не любит смотреть эту передачу. Я знал, почему она не любит: она страшно боится змей.
— Ты теперь не просто Варька, а моя жена, и теперь ты по утрам будешь жарить картошку и смотреть все передачи «В мире животных».
— А можно, я буду жарить картошку и вечером, но не буду смотреть «В мире животных»? — пролепетала Варька, но я так глянул на нее, что она сразу же устыдилась своей слабости.
Из кухни доносился возбужденный разговор родителей. Я гордо молчал и смотрел на экран. Передача была самая что ни на есть подходящая: гадюки, кобры, удавы. Я в воспитательных целях в самый страшный момент вышел из комнаты. Варька хотела было выйти со мной, но я ей сказал твердо:
— Жена исследователя должна быть храброй!
Она подняла плечи и села на самый краешек дивана. В это время папа пригласил меня в свою комнату и сказал, что хочет со мной поговорить.
Он погладил меня по голове и спросил:
— Тебе не кажется, сын, что тебе еще рановато жениться?
Я с удивлением посмотрел на него:
— Ты же знаешь, папа, что мы живем в век акселерации. Я боюсь, что поздно, что у нас в характерах уже произошли необратимые изменения. Даже и теперь нам придется много работать над собой.
Папа опять странно хмыкнул.
