определению. Эти стихи будоражили и поражали своей страстностью, очаровывали и пробуждали чувственность. В его поэзии удивительным образом сочеталось несовместимое – благоговейное отношение к женщине и предельная откровенность на грани бесстыдства. В стихах речь велась от лица мужчины, до тонкости изучившего науку обольщения и наслаждавшегося чувственностью.
Другая особенность стихов состояла в том, что в них нельзя было встретить слово «любовь».
Очнувшись от задумчивости, Сабрина встала и начала раздеваться. Она расстегнула платье, и оно с шелестом упало к ее ногам. Подобрав платье, она аккуратно повесила его в шкаф рядом с другими – впрочем, их было немного, – которые захватила с собой в Ла-Монтань.
Раздевшись донага, Сабрина притушила огонь лампы, шагнула к кровати, но тотчас же замерла, словно вдруг вспомнила что-то очень важное. Затем медленно повернулась к зеркалу. О, если бы сейчас ее видел кто-нибудь! Сабрина разглядывала свое тело так, как будто впервые видела себя обнаженной. Округлые плечи, белые груди, изящные бедра… Она представила, как мужские руки с длинными пальцами поглаживают и ласкают ее. И ей снова вспомнились слова графа о соблазнах и наслаждении. «А может, он прав?» – подумала она, чуть приподняв ладонями груди. Потом она осторожно провела кончиками пальцев по тем «чувствительным» местам, на которые указывал Роуден. И тотчас же ею овладело прежде неведомое ей томление.
– Во всяком случае, в этом он прав, – прошептала Сабрина, на мгновение, прикрыв глаза.
Она еще долго стояла у зеркала, любуясь своим обнаженным телом. Когда же ей стало холодно, и по коже поползли мурашки, она подхватила со стула шаль и накинула ее на плечи. Но тут же опять встала перед зеркалом, словно не в силах была оторваться от своего отражения. Гардины на окнах были задернуты не очень плотно, и в какой-то момент Сабрина заметила на полу у своих ног полоску лунного света. Подняв голову, она взглянула на серебристый свет луны, пробивавшейся сквозь щель, и сразу же вспомнила про полнолуние, в эту ночь должна была проснуться статуя Персефоны… Ей вдруг ужасно захотелось увидеть мраморную богиню.
Глава 10
В зале царила тишина, казавшаяся почти осязаемой – такая тишина бывает только глубокой ночью во время полнолуния. А лунный свет, падавший в широкие окна, заливал почти весь зал, и казалось, что статуи купаются в потоках золотистого света.
Осторожно прикрыв за собой дверь, Сабрина замерла у порога – ею вдруг овладело какое-то странное беспокойство. Постояв минуту-другую, она немного успокоилась и медленно пошла вдоль ряда величественных статуй, пока не остановилась перед Персефоной. Подняв повыше свечу, она стала вглядываться в лицо богини. Потом, повернувшись, вставила свечу в поднятую руку стоявшего рядом Персея и отошла на несколько шагов. Зрелище получилось восхитительное. Казалось, что Персей несет пылающий факел, освещая дорогу богине.
– В какой-то миг, мисс Фэрли, я подумал, что Персефона ожила, – раздался вдруг голос графа.
Сабрина вздрогнула от неожиданности, и сердце ее гулко застучало. Граф стоял у нее за спиной, но она не торопилась к нему поворачиваться. «А ведь я знала, что он придет», – внезапно промелькнуло у нее.
Наконец, собравшись с духом, Сабрина повернулась к Роудену:
– Простите, что не оправдала ваших надежд, милорд. Персефона все-таки не ожила, и вы, наверное, разочарованы.
Граф приблизился к ней и с улыбкой проговорил:
– Вы ошибаетесь, мисс Фэрли, я никак не могу сказать, что мои надежды не оправдались.
«Какой у него чарующий голос», – подумала Сабрина. Ей казалось, что этот восхитительный голос заставлял ее сердце биться еще быстрее.
Граф приблизился к ней еще на несколько шагов, и тут Сабрина вдруг сообразила, что стоит перед ним почти нагая, в одной шали на плечах поверх ночной сорочки (к счастью, шаль была довольно длинная).
– А что бы вы сделали, если бы перед вами действительно оказалась ожившая богиня? – неожиданно спросила девушка.
Граф взглянул на нее с некоторым удивлением, потом с ухмылкой ответил:
– Я бы подхватил ее на руки и унес в подземное царство Аид. Или отвез бы в экипаже в Лондон. Ведь между Аидом и Лондоном почти нет никакой разницы, – добавил он с серьезным видом.
Сабрина невольно рассмеялась.
– Неужели нет разницы? Интересно, а пес с тремя головами охраняет въезд в Лондон?
Граф пристально посмотрел на нее и спросил:
– Вы ведь никогда не были в Лондоне, не так ли? – И почему-то казалось, что он очень удивлен этим обстоятельством.
– Вы правы, я действительно никогда там не была, – ответила Сабрина, глядя прямо ему в глаза.
– Скажите, мисс Фэрли, ведь в вашей комнате есть зеркало? – спросил он неожиданно.
Ошеломленная этим вопросом, Сабрина замерла на несколько мгновений. Потом в растерянности переспросила:
– Зеркало?.. А почему вы спрашиваете?
Но граф не стал отвечать на ее вопрос. Молча, улыбнувшись, он приблизился к ней вплотную и вдруг быстрым движением ухватил ее шаль за оба конца и стянул их крест-накрест. Сабрина машинально тоже ухватилась за шаль и в тот же миг, когда их пальцы соприкоснулись, почувствовала, как по телу ее одна задругой прокатились горячие волны – словно кровь закипела и забурлила. «Неужели все это всего лишь от одного прикосновения?!» – изумилась Сабрина. Но она даже не пыталась сопротивляться, когда Роуден привлек ее к себе и поцеловал. Когда же он чуть отстранился от нее и взгляды их встретились, она увидела в его чудесных синих глазах какое-то странное выражение – казалось, он был чем-то удивлен.
И Рис был действительно удивлен, вернее, ошеломлен. Он решил поцеловать эту девушку лишь потому, что хотел смутить ее. И, конечно же, ему просто захотелось удовлетворить свой минутный каприз – точно так же и по той же причине он целовал многих других. Но на сей раз, когда он целовал Сабрину Фэрли, произошло невероятное… Случилось то, чего он никак не ожидал.
Рис вдруг почувствовал, что этот поцелуй особенный, совершенно непохожий на другие. Он был настолько восхитительный, что у него – о чудо! – даже голова закружилась, настолько восхитительный, что даже кровь застучала в висках. Этот поцелуй захватил его целиком – его словно захлестнуло огромной океанской волной, и казалось, что эта волна никогда не спадет.
– Вот так гораздо лучше, – пробормотал Рис, положив руки девушки себе на плечи.
Шаль, соскользнувшая с плеч, упала к их ногам, и стали видны под тонкой ночной сорочкой отвердевшие соски Сабрины.
– Поцелуй же меня, – прошептал Рис, прижимая ее к себе. Он чувствовал, что все больше возбуждается. – Сабрина, поцелуй…
Он прижался губами к ее губам, и она, немного помедлив, ответила на его поцелуй. Когда же поцелуй их прервался, из груди девушки вырвался вздох, и она тихо прошептала:
– Милорд, я… – Она умолкла и потупилась. Он взял ее за подбородок и заглянул ей в глаза.
– Сабрина, ты ведь понимаешь, что сейчас чувствуешь. И ты ведь хочешь понять, чего тебе хочется, чего хочет твое тело?
– Мое?.. – Она снова вздохнула, и этот ее вздох очень походил на стон.
– Да, твое, – задыхаясь, прохрипел Рис. Он крепко прижал к себе девушку и зашептал ей прямо в ухо: – Сабрина, ты ведь тоже этого хочешь. Твое тело этого хочет, все твое естество к этому стремится. Говори же, Сабрина, не молчи.
В следующее мгновение он почувствовал, как по телу девушки прокатилась дрожь, а затем послышался ее тихий шепот:
– Рис, о Рис… – Она постаралась еще крепче к нему прижаться.
И теперь он понял, что добился своего, понял, что ему уже удалось ее завоевать. Но в этом не было ничего удивительного, на это он и рассчитывал, вот только…
Рис чувствовал: еще немного и он уже не сможет остановиться, и тогда, тогда… Заставив себя отстраниться от девушки, он прошептал:
– О, Сабрина, ты восхитительна…
Рис отступил на несколько шагов, вглядываясь в ее лицо.
«Не заплачет ли, – думал он, – не убежит ли в испуге?»
Но она не сделала ни того, ни другого. Молча, отвернувшись на несколько секунд, Сабрина снова к нему повернулась и, вскинув подбородок и глядя прямо ему в глаза, отчетливо проговорила:
– Мне кажется, милорд, что вы не очень хорошо собой владеете.
Еще несколько секунд она все так же пристально смотрела ему в глаза, затем подобрала с пола шаль и, резко развернувшись, вышла из зала. Свеча же по-прежнему горела в руке Персея – словно он и впрямь держал факел, освещая дорогу богине.
Сабрина не могла бы объяснить, как ей без свечи удалось добраться до спальни. Возможно, ее вел инстинкт, который иногда называют «шестым чувством». Она шла по коридорам и переходам, словно во сне, шла, замирая от восторга и холодея от ужаса. Она вновь и вновь переживала только что произошедшее в зале статуй – эти чудесные мгновения блаженства. Проскользнув в свою комнату, Сабрина осторожно прикрыла за собой дверь и, ощупью отыскав кровать, присела на нее со вздохом облегчения. Потом поднесла ладони к губам и вдруг рассмеялась, словно в истерике. Или все-таки заплакала?..
Сабрина не знала, плакала ли она сейчас или смеялась; в груди ее бушевали настолько противоречивые чувства, что в них невозможно было разобраться. Но одно она знала наверняка: что только что обнималась и целовалась с мужчиной! Более того, она получила от этого удовольствие и – о ужас! – даже подталкивала его, поощряла его безрассудство, хотя, конечно же, должна была самым решительным образом положить этому конец. Да, должна была, но… Увы, жажда наслаждений заставила ее забыть о приличиях, заставила забыть обо всем на свете и отдаться испепеляющему огню
