напряженно прислушивался к чему-то. Я тоже замерла, но в пещере было тихо, лишь капли воды легонько ударяли по поверхности камня.
— Они говорят со мной! — сказал вдруг Саймон.
— Кто? — прошептала я, испуганно оглядываясь по сторонам.
— Не знаю, их много… Какие-то голоса, они говорят на разных языках, невозможно понять!
— Саймон, давай уйдем отсюда, мне страшно! — попросила я, чувствуя дрожь во всем теле. Холод охватил меня, видимо, шок проходил и ощущения возвращались.
— Ты дрожишь! — заметил он. — Давай скорее наверх!
Мы побежали по лестнице к выходу. Снаружи светило солнце, звонко пели птицы. Я огляделась вокруг, остро ощущая краски и звуки после мертвого холода бездны. Легкий ветерок тут же принялся сушить мои волосы…
— Где-то здесь я бросил сумки, тебе нужно переодеться! — потащил меня за собой любимый, не давая опомниться. Действительно, чуть ниже по тропинке лежали обе наши сумки. Я вытащила спортивный костюм и быстро переоделась. Потом мы сели у подножия большой сосны, прижавшись друг к другу. Никогда еще солнечные лучи не доставляли мне такого удовольствия! Тело постепенно согревалось, дрожь отступала.
— Тебе лучше? — Саймон повернул ко мне влажное, прекрасное лицо.
— Мне очень хорошо! — кивнула я.
Он удовлетворенно кивнул и продолжил неожиданно жестко:
— Тогда скажи мне: что это было?
Я испугалась, что не смогу объяснить ему. Так трудно было произнести это вслух!
— Я хотела отдать тебе свою душу…
— Это Стоян уговорил тебя! — возмущенно перебил любимый. Его глаза засверкали гневом.
— Это было мое решение! Понимаешь, мое! — я почти кричала.
— Но… зачем? — голос Саймона срывался, это было так не похоже на него. Как будто он испытывал сейчас эмоции…
— Ты же отказался от тринадцатого контакта! И вряд ли станешь человеком!
— И ты приняла решение за меня? Зная, что я не могу без тебя! — он впился в меня взглядом. — Я не стал бы жить без тебя, понимаешь?
Я не могла говорить. Его глаза забрали всю меня без остатка. Я просто смотрела в них, лишенная воли. Любые слова были лишними…
Саймон прижал меня к себе и нежно поцеловал в губы. Потом еще и еще. Я закрыла глаза и отдалась прекрасным ощущениям. Но вдруг он отстранился.
— Они что-то говорили мне! — хрипло сказал он. — Но я разобрал только одно. Они сказали, случилось то, что должно было случиться…
Я с трудом разлепила веки. Так не хотелось возвращаться к действительности!
— Они — это голоса?
— Да, те, кто разговаривал со мной из бездны…
— Как ты думаешь, кто это?
— Не знаю, они говорили на разных языках, так трудно было понять их…
— Случилось то, что должно было случиться? То есть они сказали тебе, что я должна была прыгнуть в колодец? А ты должен был меня спасти! — дошло до меня.
— Мне плевать, что они сказали! — зарычал Саймон. — Если ты еще когда-нибудь так сделаешь! — тут он осекся. Он не знал, чем пригрозить мне. Подумав, любимый продолжил уже спокойнее: — Ладно. Обещай мне, что никогда больше не посягнешь на свою жизнь и не подвергнешь себя опасности!
— Обещаю. И ты обещай! — потребовала я.
— Нет! — отрезал он… — Хватит с меня того, что я обречен жить вечно!
— Тогда и я беру назад свое обещание!
— Ну хорошо. Обещаю, — недовольно пробурчал любимый.
Я искоса посмотрела на него. Мне кажется или в его лице появилось что-то новое? Во всяком случае, не припомню, чтобы Саймон раньше так разговаривал со мной. Обычно это я кипела эмоциями, а он лишь поддразнивал и подначивал меня, доводя до крайней точки кипения и потом мгновенно заглушая мою ярость нежным поцелуем. Я не знала, что и думать…
Саймон поймал мой внимательный взгляд, и я смутилась.
— А как ты догадался, что я там, в колодце? — спросила я, чтобы замять неловкость.
— Тебя спасла сумка! — улыбнулся любимый. — Я не нашел тебя на тропинке и стал звонить, но ты не отвечала. Мне показалось странным, что ты вышла из дома, оставив сумку. И тогда я решил, что ты никуда не выходила… Ну в общем, я догадался, что ты разговариваешь со Стояном. А когда не нашел тебя дома, сразу понял, где ты можешь быть…
— Все-таки хорошо, что ты быстро бегаешь!
— Хорошо, что я быстро соображаю! — возразил он.
Обсохнув, мы пошли вниз, обсуждая, что делать дальше. Оставаться в Бетте не было смысла, потому что здесь Саймона могли искать спецслужбы. Можно было уехать за границу — вернуться в Турцию, например. Но я очень соскучилась по маме, мне хотелось повидаться с ней. Хотя она ничего не знала о моих приключениях, я все равно чувствовала себя виноватой. Если бы я сегодня умерла, то причинила бы родителям страшное горе. Это было равносильно предательству — поступить так, зная, что они будут страдать. Недаром родители всегда опасались силы моих эмоций!
Мы договорились с Саймоном, что я поживу пару дней у мамы. Мне очень хотелось, чтобы и он остановился у нас, потому что возвращаться в свой дом ему было опасно. Но Саймон категорически отказался. Тоном, не допускающим возражений, он сказал, что ему удобнее ночевать в гроте у диких скал.
Тем временем мы почти спустились к морю. На диком пляже расположилась молодая пара на розовом надувном матрасе, поэтому мы предпочли обойти его стороной. Лучше, чтобы никто в поселке не знал, что мы вернулись.
Мы пробирались к моему дому через заросли ежевики, которую я так любила собирать в детстве. Давненько я не забиралась в эти кусты! Мне было очень жарко в спортивном костюме, но я так спешила увидеть маму, что не хотела тратить время на переодевание. Было около шести — скоро она придет из больницы. А бабушка, наверное, приготовила вкусный ужин и ждет ее на кухне…
Осторожно, как два разведчика, мы подобрались к моему дому. С замирающим сердцем я открыла старенькую калитку, и она поприветствовала меня до боли знакомым скрипом. На дорожке, ведущей к лому, лежали пожелтевшие листья — лето выдалось очень сухим и жарким. Я подошла к дому и услышала негромкие голоса мамы и бабушки — дверь была полуоткрыта. В волнении я замедлила шаги, и Саймон успокаивающе положил мне руку на плечо…
Когда мы вошли, мама выронила из рук букет полевых цветов, который собиралась поставить в вазу, и кинулась ко мне.
— Доченька! Что случилось? — страшным голосом закричала она.
Я сразу почувствовала, что нахожусь дома. Мои близкие при любой неожиданности всегда подозревают самое страшное — семья полицейского как никак! Так странно было ощущать это после всего пережитого: я повзрослела, наверное, лет на десять за последний месяц, а мама с бабушкой совсем не изменились.
— Мам, все нормально! — завопила я, изо всех сил обнимая ее.
Сзади меня обхватили крепкие руки бабушки. Я почувствовала знакомый с детства запах одеколона «Красная Москва», и слезы сами побежали по щекам.
— А почему ты плачешь? — спросила мама, не замечая, что у нее тоже текут слезы. — Почему она плачет? — грозно осведомилась она у Саймона, который молча наблюдал эту сцену.
— А ты почему плачешь? — сквозь слезы улыбнулась я.
— Кажется, теперь я знаю, в кого Полина такая эмоциональная! — улыбнулся Саймон.
Он подобрал с пола рассыпавшиеся цветы и стоял, не зная, куда поставить букет. Мама, чуть успокоившись, стала наливать воду в аляповатую большую вазу.
