Снаружи они остановились, зачарованные.
Солнце давно уже упало за горизонт, и лишь узкая полоска вечерней зари отделяла темно- фиолетовое, уже усыпанное звездной пылью небо от черной, без единого проблеска, степи. Наступил один из немногих ясных вечеров на туманно-облачной Эрде.
— Кто вы? — наконец нарушил молчание Блейд, повернувшись к своему безмолвному спутнику.
Тот не отвечал еще с минуту, но магия таинственного вечера уже была разрушена безвозвратно.
— Много выпили?
— Не очень… во всяком случае, для меня…
— Плохо. Не надо было пить совсем. Впрочем, это само по себе может вызвать подозрения.
— Вы хотите прочитать мне мораль? Что мне следует делать и чего не следует? — Блейд насторожился.
Его собеседник, казалось, не заметил резкого тона.
Розовая полоска, протянувшаяся вдоль горизонта, совсем исчезла; на тротуаре кое-где блестели лужицы. Они находились на самой окраине города, откуда равнина полого сбегала к невидимому за грядой холмов морю. На западе начинало разгораться зарево неоновых реклам над далеким центром, но здесь, на тихой улице, застроенной небольшими виллами, рядом с холмистой степью, царила почти полная тьма. Блейд подумал, что еще ни разу не касалось его дыхание мира Эрде, ее природы — вот так, на расстоянии протянутой руки… С того дня, когда он начал осознавать себя как личность, его надежно прятали за стенами из кирпича и бетона.
— Между прочим, нас представляли друг другу, — напомнил собеседник, — но вы меня не запомнили… Я — Торн. Гаген Торн, журналист. Свободный журналист.
Действительно, после этого представления, слегка витиеватого и старомодного, Блейд начал что-то припоминать. Он вгляделся в лицо журналиста.
— Значит, вы — Гаген Торн… Хорошо. И что же вам нужно?
— Нужно скорее не мне, а вам, — уклончиво ответил тот.
— Может быть, я сам решу, что мне нужно, а что нет?
— Ну, я думаю, вам надо получить ответы на некоторые вопросы… — Журналист упорно игнорировал его недружелюбный тон.
— Ладно, — странник на секунду задумался. — Почему вы сказали, что я не должен пить?..
— Если вы так хотите, начнем с этого. — Торн пожал плечами. — Вам не стоит пить хотя бы потому, что Лейн давно является осведомителем Департамента Государственных Перевозок. А то, что у трезвого на уме — у пьяного на языке… Или, если вы еще не поняли, скажу прямо: ее вилла прослушивается. Вопрос только, куда насовали микрофоны…
Блейд припомнил, как взволновалась его подруга, познакомившись со списком — с тем самым, где было слово «Ковентри». Кажется, она звонила куда-то? Но что с того? Подозрения журналиста могли оказаться безосновательными.
— Разве Департамент имеет своих осведомителей? — спросил он. — В конце концов, там занимаются транспортными проблемами… А Эрлин — врач… При чем тут она?
— Спокойнее, мой друг, спокойнее. Даже если вы потеряли память — что, скорее всего, правда — не надо строить из себя дурака. Вы читаете газеты и, вероятно, уже поняли, что правительство — это только креатура Департамента.
Блейд уцепился за первое, пропустив мимо ушей второе:
— Откуда вы знаете, что я потерял память?
— Мне сказала Лейн.
— Вы ее хороший друг?
— Если под этим понимается вопрос, сплю ли я с ней, то нет, — журналист усмехнулся. — Во всяком случае, не регулярно.
— Понятно…
— Ничего вам непонятно, — с неожиданной резкостью произнес Торн. — Вам ничего непонятно, и вы мечетесь из стороны в сторону, пытаясь найти себе союзников.
— Уж не предлагаете ли вы свою кандидатуру?
— Не угадали. Готов честно признаться, что собираюсь использовать вас в своих целях. Впрочем, сейчас это с вами делают все, кому не лень.
Странник тяжело опустился на уже успевший остыть тротуар.
— В чем же тогда разница?
— В том, что я прямо говорю вам об этом.
— Хм-м… Во всяком случае, я не собираюсь давать ответ прямо сейчас.
— А я этого и не требую. Вы можете подумать, поразмышлять, подождать более интересных предложений.
Несмотря на темноту, Блейд различил на лице журналиста усмешку, которую тот и не думал скрывать; казалось, он говорит: «Можно подумать, у тебя есть какой-то другой выход».
Странник кивнул.
— Хорошо, я подумаю. Но как найти вас, если мне придет в голову согласиться на ваше предложение?
— Скажите Лейн. Я думаю, она будет рада передать вашу просьбу о встрече.
— Это не опасно?
— Жизнь вообще чертовски опасная штука, мой дорогой…
За этот снисходительный тон Блейд готов был его убить.
Торн, не оборачиваясь, зашагал к дому. Странник поднялся с земли, вдохнул прохладный воздух; ему не хотелось возвращаться в помещение. Он вдруг сообразил, что еще не видел неба Эрде, почти постоянно затянутого облаками. Звезд, тем временем, становилось все больше; самая маленькая и самая быстрая из лун, красноватая Эгле, вслед за солнцем упала, закатилась за горизонт, растворилась в его чернильной мгле, зато высоко на севере мириадами ярких алмазов вспыхнула величественная линза Галактики. Огромным сплющенным колесом она нависала над планетой, и было заметно, что чем дальше от нее, тем меньше в небесах звезд. На противоположной стороне небосклона их можно было пересчитать по пальцам.
И в этот момент началось…
Небо словно вспыхнуло; тысячи, миллионы сверкающих искр прочерчивали мрак во всех направлениях. Казалось, все они расходятся из одной точки, некоего незримого зенита; они вспыхивали, оставляя за собой огненную черту, дольше удерживавшуюся в глазах, чем в небе. Зрелище метеоритного дождя было ошеломляющим, завораживающим!
И в этот момент нахлынули воспоминания. Они заставили Ричарда Блейда упасть на землю, сжаться в комок, замереть в позе эмбриона, в страхе подтянуть колени к подбородку, закрыть руками голову…
Он вновь был маленьким мальчиком, съежившимся у кучи какого-то мусора посреди улицы. Свечами пылали вокруг дома, сладковатый аромат горящего дерева смешивался с терпким запахом бензина. Река пламени струилась по улице, приближаясь к оцепеневшему маленькому человечку, который не мог оторвать от нее глаз. Наверно, так кролик смотрел бы на удава…
А в небе… Там продолжали развертываться свои драмы. Бело-голубые шпаги дуговых прожекторов выхватывали в черной пустоте продолговатые крестики самолетов, и люди с острым зрением могли бы различить на их корпусах, на хвостах и крыльях черных пауков свастики. «Юнкерсы» и «хейнкели», «дорнье» и «арадо» волнами накатывались откуда-то с юго-востока; они плыли в перекрестьях лучей прожекторов подобно непобедимой воздушной армаде.
Медленно, безумно медленно от их фюзеляжей отделялись бомбы, чтобы, достигнув земли, распуститься одинединственный раз огненно-красными цветками смерти. Изредка зеленый пунктир трассера натыкался на черный бочонок, полный тротила, и тогда на несколько секунд в небе повисал идеально правильный шар пламени. Грохот вокруг стоял такой, что человеческое ухо не сумело бы выделить в нем осмысленные звуки, и потому маленькому мальчику, Ричарду Блейду, казалось, что вселенская битва
