— Узнаешь, все еще впереди. У тебя руки дрожат.
Он кивнул на вино, покачивавшееся в рюмке.
— Мне страшно.
— Мне тоже было страшно, — признался он с каменным лицом. — Когда я проснулся и увидел, что тебя нет. Когда я увидел тебя там с шерифом и ничего не мог сделать, чтобы тебя предостеречь.
Вдруг все ее страхи куда-то испарились: их прогнала потребность успокоить его и вознаградить за прямоту. Она поставила рюмку и обхватила его за талию.
— У меня все было нормально, Бен. Я ведь здесь, правда?
Он захватил пальцами пряди ее волос, словно хотел убедить себя в том, что эта горсть полуночно- черного шелка может удержать ее навсегда.
— Я этого не знал. Я мог думать только о том, что слишком долго не делал того, что обещал.
Он прижал ее к кухонному столу. Его тело было жарким и сильным, желанным и щедрым.
Когда поцелуй окончился, Бриджет вспомнила, что в прошлый раз мир вот так же вставал с ног на голову, но на этот раз все еще дольше не возвращалось на свои места.
— Это вино бросилось мне прямо в голову, — пожаловалась она.
Бен засмеялся, еще раз притянул ее к себе и повернулся вместе с ней к обеденному столу:
— Тогда давай есть. Садись, я вам все подам.
Она бессильно опустилась на ближайший стул. Он испугался? За нее? Голова у нее кружилась. Укоры совести не давали покоя. Он может остаться здесь еще на неделю… на месяц. Если так, то еще сколько раз они будут вместе видеться за столом? И к моменту его отъезда — насколько сильно и непоправимо она его полюбит?
Бен поставил блюдо на стол. Разворачивая салфетку на коленях, он смотрел, как Бриджет задумчиво отрезает кусок мяса. Он не мог вспомнить, когда в последний раз сидел с женщиной за столом, рассказывал, как провел день, интересовался, чем занималась она. Не то чтобы сегодняшний день был типичным. Да и вообще ее типичной женщиной не назовешь. Как можно заботиться о человеке, который полон решимости все делать самостоятельно? И как он может заставить себя разлюбить ее, когда даже не может определить, в какой момент в нем зародилось это чувство? Бен постучал в ее дверь — и она его впустила. Она доверилась ему, хотя, видит Бог, он ничего для этого не сделал.
Он вернулся воспоминаниями еще дальше — к тому моменту, когда только увидел ее в окне. Он надеялся, что она сможет спасти ему жизнь, сам не понимая, на чем основывается его уверенность.
— Бен? Бен! — Она помахала рукой перед его глазами. — Ты здесь?
Все это время он не сводил с нее глаз.
— Конечно.
— Думаешь о работе?
— Э-э… угу. После обеда надо будет кое-кому позвонить.
Бриджет опустила глаза в тарелку. Бен смотрел, как на ее лице отражаются стремительно меняющиеся чувства. Он уже разочаровал ее. Ему припомнились сцены, которые устраивала Карла всякий раз, как он сообщал ей, что уезжает на задание. Он мог отсутствовать неделями — а сейчас отвлекся всего на пару минут!
— Я все уберу, — беззаботно проговорила Бриджет, стараясь скрыть огорчение. Но прежде, чем идти, она положила подбородок на сложенные руки. — Роскошный обед.
— Ты любишь готовить?
— Я? Я готовлю недурной солсберийский бифштекс — под толстым слоем грибного соуса.
— Хорошо, что готовить взялся я.
— Ну, я не настолько безнадежна! — шутливо возмутилась она.
— Я имею в виду свою аллергию. От грибов у меня появляется сыпь.
— Ага! Так вот почему ты понятия не имел, что такое строчки!
Он поморщился:
— Ты мне этого никогда не забудешь, да?
Бриджет озорно улыбнулась:
— Как же можно забыть такое! Стоит мне только вспомнить о маленьких чучелах строчков, расставленных по кабинетам и гостиным по всей Америке, как я начинаю смеяться.
— Нехорошо смеяться над другими…
— Знаешь, я сегодня прошла в магазине мимо прилавка с сигаретами, — неожиданно похвасталась она.
— Было трудно?
— Напомнило про марихуану.
— Собираешься перейти на более серьезное курево? — усмехнулся он.
— Нет, серьезно! Никотин вызывает зависимость. Почему он разрешен, а марихуана — нет?
К чему она завела этот разговор? У него было такое чувство, словно, прежде чем идти дальше, она хочет рассказать ему о себе абсолютно все, втиснув в недолгий отпущенный им срок как можно больше информации.
— Почему марихуана запрещена? Наверное, потому, что может изменить твое восприятие мира и стать причиной автомобильной аварии, к примеру.
— Курение тоже может вызвать дорожное происшествие, если уронишь сигарету на колени, гоня машину со скоростью семьдесят миль в час.
— Абсурдно, но на первый взгляд убедительно. Типичный аргумент либералов.
— И потом — марихуана снимает некоторые побочные эффекты при химиотерапии.
Бен почувствовал, что она подходит к самому главному.
— А, ты об этом…
Бриджет моментально ощетинилась:
— Она действительно помогает!
— Люди, которые добиваются ее разрешения, вечно вытаскивают этот старый аргумент. Есть другие средства, которые помогают в этом случае.
— Не всем! Если бы разрешили ее применение по медицинским показаниям…
— Но она не разрешена. И пока не разрешат, ее использование — это нарушение закона.
Она со вздохом задула свечу.
— Пообедала с достойным наследником самого легендарного шефа ФБР Гувера. А мне-то показалось, что ты сегодня несколько смягчил свою нетерпимость.
— А с чего вообще начался этот разговор? Ведь твой брат не…
Он едва успел себя оборвать.
Бриджет остановилась на полпути к мойке.
— Слышал, какой политики придерживаются военные по отношению к гомосексуалам?
— «Мы их не спрашиваем, чтобы они нам не сказали»?
— Вот именно.
— Другими словами, я больше тебя не расспрашиваю о твоем брате.
Она покачала головой, невинно раскрыв свои огромные карие глаза.
Бен помнил эту немного снисходительную улыбку по тому утру, когда она сообщила ему о своей беременности. Бриджет не защищает брата от него, Бена, — она защищает его самого от очередной вспышки.
Он допил остававшееся в рюмке вино и присоединился к ней у мойки.
— Знаешь, любой блюститель закона, живи он с тобой, за месяц получил бы язву желудка.
— Только если бы он оказался негибким, равнодушным, упрямым и неисправимо закоснелым.
— Каким-каким?
— Закоснелым. Оказывается, это слово имеет значение «неисправимый». Мне оно понравилось.
Бен поставил свою тарелку рядом с мойкой.
— Теперь ты извлекаешь из словаря ругательные слова, чтобы применить их по отношению ко мне! Я что — должен считать, что польщен?
— Жизнь ведь идет.
