Петр Павлович балансировал на одной ноге, как в цирке. Он беспомощно взмахивал руками, словно пытаясь улететь куда-то.
Быстро присев на корточки, Николай ухватил собачонку за хвост, подтащил ее к себе. Собачонка взвизгнула и тяпнула обидчика за палец. Но еще миг – и она полетела в толпу.
«Кровь!» – испугался Мишка и, вытащив из кармана батистовый платок, крепко завязал им палец Николая.
– И чего ты, право, сунулся? – пробурчал он. – Пускай бы Туношенка покрутился. Так ему и надо!..
Где-то невдалеке прогремел пушечный выстрел.
– Едет, едет! – донеслось из толпы.
Встав на цыпочки, Николай увидел поднимавшийся над головами людей столб пыли. Лучи солнца играли в нем, делая его то багровым, то желтым.
Прошло еще минут пять. Наконец на дороге показались священники в длинных ризах, вышитых золотом и серебром. Их было множество. Они шагали медленно, словно несли на руках что-то тяжелое. Слышалось стройное пение. Ритмично раскачивались кадила, испуская клубки белого дымка.
За церковной процессией ехали красивые всадники на статных конях, с блестящими саблями наголо. Затем шли дворяне, чиновники, городские богатеи. Кое-кого Николай знал в лицо – видел на гимназических вечерах. Им отводились самые почетные места.
Но где же царь? Николай опустил уставшие от напряжения глаза. А когда снова глянул на дорогу, по ней двигалась высокая золоченая карета. Ее тянули за собой, крепко ухватив руками оглобли, бородатые, потные люди в поддевках и армяках.
Вот в ней-то и едет царь, сразу решил Николай. Кто же еще может иметь такой великолепный экипаж? И кого повезут люди?
Вперемежку с колокольным благовестом загремело «ура». Карета остановилась неподалеку от Николая. Какое счастье! Сейчас он увидит царя совсем близко.
Люди опускались на колени, а Николай, охваченный волнением, стоял, как заколдованный. Мишка больно дернул его за руку:
– Ты что, очумел?
Николай почти ударился коленями о землю, не отрывая взгляда от кареты.
Два пышно одетых царедворца быстро распахнули дверцы золоченого экипажа. Царь вышел не сразу. Сначала выглянуло длинное его лицо, мелькнули туго закрученные, как у Карла Карловича Турне, усы. Затем он неторопливо спустился по ступенькам кареты на землю. Увидев его, Николай изумился: да ведь он вовсе не такой, как на картине в актовом зале! И плечи не богатырские, и ничего неземного в лице нет. Нет, не таким рисовал Николай его в своем воображении. Интересно, что Мишка думает? Но спросить его не удалось, потому что в эту минуту произошло неожиданное. Откуда-то из-за церковной ограды, из кустов акации внезапно вывернулись два человека в белых холщовых рубахах и новых лаптях. Они упали перед царем ниц, стукаясь головами о землю. Один из них протягивал правой рукой сложенный вчетверо лист бумаги. До слуха Николая долетели похожие на мольбу слова:
– Отец наш милостивый… батюшка…
Царь растерянно оглянулся вокруг. А на неизвестных людей уже навалились голубые мундиры жандармов. Николай больше почувствовал, чем увидел, что один из схваченных – Степан. Ведь он давно собирался просить царя, с нетерпением ждал его приезда.
Блеснув лакированными сапогами, царь скрылся в соборе. Следом за ним двинулась и его свита.
Благовестили колокола. Гудела толпа перед собором. Усталых гимназистов повели обратно. И всю дорогу Николай думал не о царе, а о Степане. Что с ним теперь сделают? Наверное, разберется во всем государь, велит в Петербург Степана отправить. То-то было бы хорошо!..
Поздним вечером Николай снова вышел на улицу. Он направился к набережной, откуда доносился нестройный шум.
Вдоль чугунных решеток, ограждавших крутой спуск к Волге, беспорядочно двигались толпы людей. Глазели на взлетавшие к небу с веселым треском зеленые фейерверки, переговаривались между собой:
– Чай, в Питере-то кажинный вечер эдак?
– А пошто?
– Как же: царю-батюшке развлечение.
– Ему, милай, и без того забав всяких хватит. Оченно, бают, к парадам прилежен. Как чуть, так солдатушек на плац: ать-два, ать-два! Сам команду подает, сам строгости наводит.
– Ишь ты! Вроде как бы Аракчеев-генерал.
– Вроде не вроде, а похоже…
На Стрелке, по склонам берега, ярко пылали бочки с пахучей смолой. Огненные языки жадно лизали прохладный воздух.
Впереди Николая, слегка покачиваясь, шагали два рослых человека в белых посконных рубахах с узкими гарусными поясами.
– А мы у шинкарочки еще попросим по чарочке, – говорил один из них, широко размахивая руками. – Наш брат год не пьет, два не пьет, а бес найдет – так все пропьет. Пойдем-ка, дружок, в кабак.
– Без денег-то? – отозвался другой. – Только нас там и ждали. Небось лапти в залог не возьмут.
Худые!
– Денежки-то что, – продолжал уговаривать первый, – денежки – навоз: нынче нету, завтра – воз.
