любого из этих сосунков.
– Мы все знаем это, папа, – сказала Бэнни успокаивающе. – Вот почему ты нам нужен здесь. Ведь кто- то должен защищать Нью-Уэксфорд, если англичане будут наступать в этом направлении.
– Гм, – Кэд наполовину опустошил кружку, затем посмотрел на Брэндана. – Рассказывай дальше.
– Мы почти окружили их. Вокруг Бостона стоит шестнадцать тысяч наших.
– И все, что вам удалось сделать – это поймать пару шпионов?
– Это не так легко, папа, – Брэндан откинулся на спинку стула.
Говорил он таким небрежным тоном, как будто речь шла о новой партии пива.
– У нас три дивизии. Командующий – генерал Уорд. Но никто из других генералов не желает подчиняться ему. То же можно сказать и о некоторых ротах.
– Ну, а кто-нибудь хотя бы имеет малейшее представление о воинской дисциплине? Как это никто не хочет подчиняться? Об этом и речи быть не может.
– Есть еще индейцы из Стокбриджа и воины Мохока. Они, конечно, не собираются выполнять наши приказы. Но они лучше нас умеют выслеживать врага.
– Вы должны тренироваться и муштровать их, сделать из них настоящую армию.
– У нас продовольствие на исходе. Мы голодаем. Пороха почти не осталось.
– Без трудностей не обойтись.
– Вряд ли что-то можно исправить. Люди пьют целыми днями.
Кэд ударил себя по коленке.
– Ну, и что здесь плохого?
– Они ведь не Джоунзы, папа. Они не могут держать себя в руках. Мы потеряли в драке больше людей, чем в боях с британцами.
– Я надеюсь, это не относится к тем, кто находится у вас в подчинении?
– Нет, конечно. Наши заняты все время уборкой. В лагере всегда полно дел.
– Наверное, Адам придумал. Он всегда мог руководить людьми.
– Вообще-то это была моя идея, – Брэндан сделал еще один глоток эля.
– Твоя? Никогда бы не подумал. В уме, конечно, тебе не откажешь, но мне казалось, что тебе недостает практической жилки.
Потягивая сидр, Бэнни наблюдала за Брэнданом. Он не выказывал своих чувств. Неужели слова отца уже не могут обижать его, как раньше? Ей тоже захотелось снова уметь сдерживать свои эмоции – способность, которой она обладала прежде.
– Болезнь поразила весь лагерь, папа. Она приносит больший ущерб, чем англичане. Я молю Бога о том, чтобы они не открыли военных действий. Половина наших солдат попрячется в траншеи, – Брэндан чуть улыбнулся этим словам. Это была первая улыбка на его лице с тех пор, как он вернулся. Когда он улыбался, то выглядел по-настоящему обаятельным.
– Конечно, – продолжал он. – Джоунзы не страдают ничем, кроме легкого насморка.
– Хорошая закалка, – удовлетворенно сказал Кэд.
Бэнни засмеялась, в конце концов, все будет хорошо?
– Так значит, что? – спросила она. – Каждый стоит на своем?
Улыбка исчезла с лица Брэндана, когда он посмотрел на сестру. У него было такое выражение глаз, что всякое легкомыслие улетучилось у нее из головы в долю секунды.
Если до этого момента его глаза были просто темными, то теперь они почернели, и она на секунду уловила то, что они всегда скрывали: отчаяние и скорбь.
И в них она прочла ответ: в конце концов, ничего хорошего не будет.
Водя щеткой по хребту лошади, Бэнни мягко сказала:
– Ну, будь паинькой, Паффи. Стой смирно и не мешай мне приводить тебя в должный вид.
Непривычная для этого времени года жара восстановилась в Нью-Уэксфорде в тот день, когда Брэндан уехал. В конюшне было так жарко и душно, что она вся взмокла. Она положила щетку, взяла металлический гребень и начала расчесывать гриву Паффи.
– Извиняюсь, мисс. Вы – мисс Бесс?
Бэнни замерла. Бесс. Только один человек называл ее так, но это был не его голос. Она повернулась и увидела старика, невысокого роста, сгорбленного, напоминающего воробья. Его голубые глаза поблескивали, за плечами у него был огромный сверток.
– Что вам угодно?
– Вы – мисс Бесс?
– Меня почти никто так не зовет.
– Почти. Значит, кто-то зовет, – настаивал он.
– Да.
