Она купила этот альбом вскоре после приезда в Сан-Франциско и с помощью Эллы медленно заполняла его вырезками из эдисонвиллской «Таймс». Это были провинциальные, незначительные новости, но они давали ей сведения о семье Осборнов. Самая впечатляющая статья содержала фотографию Дугласа: он широко и уверенно улыбался. Статья сообщала о расследовании причин взрыва на шахте, которое выявило, что несчастный случай произошел в тот момент, когда шахтеры наткнулись на карман с метаном, и Дуглас Осборн не несет за это никакой ответственности.
В той же статье Осборн с гордостью заявлял, что шахта «Черный алмаз» принадлежала семье на протяжении нескольких поколений и была частью семейного наследия. Шахта будет законсервирована в том виде, как она выглядела в день взрыва, – памятник семье и людям, которые там погибли.
У Отэм были и другие вырезки, но эта была ее любимая, и в течение многих месяцев она ее перечитывала, пока не выучила наизусть. Думая о Брайане, девушка улыбнулась лицу на фотографии. «Привет, Дуглас Осборн. Ну что, приятно терять тех, кого любишь?» Ей было отрадно сознавать, что Дуглас сейчас тоже страдает. Захлопнув альбом, она засунула его под свитер и вернулась в гостиную.
Арти посмотрел на нее и улыбнулся, когда она подошла к нему.
– Я думал, что ты легла.
Она засмеялась и покачала головой:
– Я слишком хорошо себя чувствую, чтобы спать. Скоро ведь Новый год, так что давай отметим.
Вдруг комната наполнилась взрывами хлопушек, криками и смехом – часы показывали двенадцать. Арти усмехнулся и обнял Отэм.
– С Новым годом, маленькая сестренка! – Он наклонился и поцеловал ее в губы.
Отэм отстранилась и улыбнулась ему, но ощущение смутного беспокойства вернулось.
– И тебя с Новым годом, большой брат!
Глава 10
Ровное, раздражающее «клац-клац-клац» вывело Отэм из глубокого сна. Она села на кровати. Голова гудела, а рот словно был набит черствым кукурузным хлебом. Сморщившись, девушка поводила во рту языком, что не прекратило клацанья и тупых ударов где-то внутри головы. Звук, кажется, шел с той стороны, где была кухня, и она осторожно выбралась из постели, держа голову обеими руками. Что бы это ни было, нужно его найти и убить.
Отэм влезла в халат, прошла по коридору и через разгромленную гостиную на кухню. Арти стоял в халате с чашкой кофе в руке. Мойка была забита посудой и издавала омерзительное «клац-клац-клац». Девушка ринулась через всю кухню и прихлопнула кран. Потом прислушалась к восхитительной тишине.
– Больно, – прохрипела она и присела на стол.
Арти усмехнулся и налил ей чашку кофе. Откопав в шкафчике пузырек с таблетками аспирина, поставил его перед ней и налил стакан воды.
– Что случилось, маленькая сестренка? Маешься похмельем?
– Когда это у меня было похмелье? Просто ко мне в голову забрались маленькие злобные человечки со шпорами на ногах и с молоточками в руках, пинают и колотят по мозгам.
– Даже не припомню, чтобы ты раньше когда-нибудь столько пила.
– Я праздновала.
– Праздновала что?
Она потрясла головой, глотнула кофе и насупилась.
– Я выросла на самогоне, причем таком крепком, что он мог свалить с ног стокилограммового мужика. У старика Такера был самогонный аппарат, и я любила хлебнуть этой штуки. Один раз, когда мне было пятнадцать, я вырубилась, и это научило меня вовремя останавливаться. Не понимаю, что вчера на меня нашло. – Отэм потерла виски круговыми движениями. – А ты сам-то как? У тебя тоже похмелье?
– Нет. Мне пришлось вчера быть трезвенником, чтобы следить за тобой.
– Почему? Что я сделала? Я как-то смутно помню.
– Во-первых, ты прочитала мне лекцию о том, как я скверно обращаюсь с женщинами, особенно с Джули. Из твоих слов следует, что она нежная и ранимая, а я разобью ей сердце.
– Я этого не говорила.
– Еще как говорила! Потом ты уселась на пол посреди комнаты с несколькими парнями и принялась глушить виски. Ты похвалялась, что можешь перепить любого из присутствующих мужчин.
– И что, перепила?
– Пыталась. А после забралась на кофейный столик и исполнила ирландскую джигу.
– Боже милостивый!
– Да-с. А потом ты отключилась, и я уложил тебя в постель.
– Как раз вовремя. – Она провела пальцем по краю чашки. – Я проснулась голая. Кто это сделал?
– Я сделал. Представь, мне раньше уже доводилось видеть голых женщин. – Арти пошел к плите и налил себе еще кофе. Потом оглянулся на нее, лицо его было спокойно. – Когда я тебя раздевал, ты проснулась и все перепутала. Ты приняла меня за Лонни. – Он замолчал и быстро отхлебнул кофе. – Мне с тебя медаль причитается, маленькая сестренка. Я хотел остаться. Бог мой, как я хотел остаться! – И он вышел из кухни, сказав через плечо: – Я убежал из твоей комнаты и хотел только одного – чтобы у меня было свое собственное лицо.
И тут Отэм поняла, что за странное беспокойство она стала ощущать, и удивилась, почему так долго не могла сообразить, что произошло за эти месяцы. Конечно, они совсем разные, но Арти был все еще живым образом Лонни. Мало-помалу она сближалась с ним в своей тоске по Лонни. Не далее как вчера во время неприятного происшествия с Биллом она совершенно естественно искала защиты у него в руках.
Год назад она бы врезала со всей силы локтем Биллу между ребер и вырвалась из его лап. За эти месяцы, находясь в весьма уязвимом положении, Отэм привыкла полагаться на Арти. Подсознательно она знала, что Арти рядом и защитит ее. Арти был зрелым мужчиной с сильными желаниями. Однажды, не в силах больше сносить одиночество, она потянется к нему. Застигнутый врасплох, он не уйдет. И она попадет в ловушку безнадежной ситуации, из которой не существует выхода: намертво привяжется к одному мужчине, потому что он – образ другого.
Это было бы убийственно для нее и несправедливо по отношению к Арти. Единственным решением могло стать лишь определенное расстояние между ними. Небольшое, однако вполне безопасное расстояние. Она не уедет от Арти далеко – ровно настолько, сколько нужно, чтобы сохранять перспективу. Он сможет жить, как ему хочется, своей собственной жизнью; но до тех пор, пока он рядом, у нее всегда будет маленькая частичка Лонни. Благодаря одному человеку будет продолжаться жизнь другого.
Кофе остыл, и Отэм сползла со стола. На разделочном столике лежала индейка, ожидая, когда ее нафаршируют, но Отэм не могла заставить себя встретиться с голой престарелой птицей. Она направилась в гостиную, где сидели Арти с Джули. Его глаза твердо встретили ее взгляд; когда это мгновение миновало, он слегка улыбнулся ей и спросил:
– Вернулись маленькие человечки?
Она потерла виски.
– Да, и, кажется, они привели братьев, сестер и целую ораву кузенов. – Девушка посмотрела на Джули, которая сидела в бледно-желтом халате и выглядела свежей, как маргаритка.
Отэм бросила беглый взгляд на свое отражение в зеркале: волосы свисали до самой талии спутанной паклей, кожа была какой-то липкой, щеки бледными.
– Я ненавижу тебя, Джули.
Джули широко раскрыла глаза и пропищала:
– Что я такого сделала?
– Ты слишком красивая! – засмеялась Отэм и попросила: – Поздно уже. Пожалуйста, нафаршируй индейку и поставь ее в духовку. А потом я закончу остальное.
– Нафаршировать индейку? Я не умею фаршировать индейку!
Отэм была не в настроении играть роль мамочки и раздраженно нахмурилась:
