Алексей вздохнул и, перейдя железнодорожный мост, вновь очутился в самом центре неподалеку от здания бывшего обкома, ныне – городской Думы. Внимание его привлек плакат на стене кинотеатра, изображавший пару случаев смертоубийства. Еще с плаката целился в прохожих из пистолета какой-то мерзкий тип, в искаженной морде которого просматривались тем не менее определенные потуги на обаяние. Не иначе – положительный герой. «Считай, что ты уже мертв», – прочел Колодников название рекламируемого фильма. Буквы имели вид распывшихся кровавых пятен. Натыкать бы художника физией в такую рекламу… А заодно и тех, кто этот фильм снимал!..
Уныние и подавленность оставили Колодникова лишь на самом подходе к дому, и причиной тому, как ни странно, явилось то, что навстречу ему стали попадаться сограждане со следами ночных событий на лицах. У одного так даже голова была перебинтована. Забавно, но утром Алексей, помнится, не встретил ни единого пострадавшего. То ли стеснялись поначалу показываться на улице, то ли просто отлеживались. Алексей с нежностью глядел на синяки и ссадины и чуть ли не кивал приветливо их владельцам, как добрым знакомым. Свои… Уцелевшие…
Перед баром «У Оксаны» вынесли прямо на тротуар столики, пластмассовые кресла и установили над ними цветной огромный зонт на толстом сияющем стержне.
– Леша! – негромко окликнул кто-то.
За крайним столиком, вальяжно развалившись в кресле, сидел румяный комсомолец Андрей и приглашающе указывал Алексею на пустое сиденье рядом. Надо же! Колодников, честно сказать, даже и не думал встретить бывшего директора инвестиционного фонда «Россиянин» живым, невредимым, а главное – на свободе.
Подсел, поздоровался. Андрей попросил покараулить место, скрылся на минуту в баре и вернулся с двумя высокими узкими кружками светлого пива.
– Как там Сергей Григорьевич? – спросил Колодников.
– Плохо… – дернув румяной щекой, отозвался Андрей. – Крови много потерял… Ногу раздробило, кость до сих пор никак не соберут… Могут вообще отнять… Трудовую-то тебе следователь вернул?
Последней его фразы Колодников не услышал. Вспомнился вдруг благоухающий коньяком Сергей Григорьевич – последняя их встреча, когда, заслонив монитор напряженными плечами, бывший замполит неистово стучал по клавишам, бормоча: «Стой!.. Куда пошел?.. Н-на, получи!..» Чем же это ему могло раздробить ногу? Неужели одной из тех пуль, которые он выпустил по кишлаку?.. Вполне возможно… Хотя… Минутку, минутку!.. Он же с вышки с какой-то там стрелял, издали! Откуда ему знать, попал он в кого-то, не попал…
Андрею пришлось повторить вопрос насчет трудовой книжки. Колодников очнулся.
– Что? Ах, книжку?.. Да, вернул…
– А свидетельские показания – снимал?
– Да ну, какие там показания!.. – отмахнулся Алексей. – Я ж ничего не знаю… Ты-то как? Затаскали, наверное?..
– Не то слово… – румяный Андрей усмехнулся. – Вон подписку взяли о невыезде…
– Не боишься? – Алексей понизил голос. – Я на вокзале сейчас был, бегут из города… Или ты тоже не из драчливых?
Андрей приподнял брови и слизнул пивную пену с полных губ.
– Попробовал бы я разок подраться! – ухмыльнулся он. – Паинькой был всю дорогу. В школе – председателем совета дружины, потом – секретарем комсомольской организации… Да и в институте – тоже… Что ж я себе, враг, что ли, – драться?.. Вся моя карьера тут же бы и накрылась… Хотя она в общем-то и так накрылась – но это уж не по моей вине…
В скверике неподалеку продолжался митинг. Правда, флаг, осеняющий сходку, был на сей раз не красный, а черно-желто-белый.
– …чьих рук дело?.. – хрипел и погромыхивал в мегафоне тяжелый бас. – Я спрашиваю, чей это принцип: око – за око, зуб – за зуб?..
– Да обойдется… – утешил Андрей, как будто не он, а Колодников был учредителем ныне ликвидированного фонда. – Я так понимаю, что скоро о нас вообще забудут. Видишь, какие дела завариваются?..
Алексей вспомнил морщинистого большеротого следователя с острой Дуремаровской лысиной и, усомнившись, неопределенно хмыкнул. Нет, не забудет. Этот точно не забудет… Даже если стены вокруг будут рушиться… Вслух Колодников, понятно, этого не сказал, поскольку не хотел расстраивать бывшего своего благодетеля.
– Да, наверное… – кивнул он, отхлебнул халявного пивка и пригорюнился. Эх… Вся жизнь на халяву прошла… Конец света на дворе, а вспомнить нечего. – Тут, я слышал, уже кое-кому эвакуироваться предлагали, – с унылым видом добавил он.
– А! Тоже слышал?.. – расплываясь в улыбке, вскричал румяный Андрей. – Нагрянули в камуфле, сказали, что откуда-то там из гражданской обороны, жильцов погрузили в автобусы – ну и завезли черт знает куда!.. А тем временем почистили квартиры, все ценное выгребли!.. Контейнерами, говорят, вывозили…
Колодников закашлялся и отставил кружку. Вот это новость! А что же тогда будет на всамделишном Страшном суде? Страшный-то суд поначалу – это именно бардак, суматоха, сумятица… Вот когда наживется кто-нибудь… напоследок… Странно, что у Иоанна об этом – ни слова…
– А как узнали?
– Да бабка одна побежала чуть ли не в Думу – выяснять, не обломится ли ей каких льгот по такому случаю… Ну, а там встревожились, прислали омоновцев. Кто подвернулся – тех повязали, а остальных – ищи-свищи!.. Да мне самому только-только рассказали… Но замысел, согласись, остроумный!..
– Ничего остроумного… – буркнул Колодников. – Так и так бы это им досталось – и мебель, и барахло… Только чуть позже, когда в самом деле все поразбегутся… А деньги-то, наверное, и драгоценности жильцы с собой взяли – в автобусы… Что ж они, глупенькие, что ли – дома их без присмотра оставлять!..
