несмотря на то что эвакуировались из Мги, мы деятельность продолжали и не ослабляли советский аппарат. Налоги, платежи собирали, как полагалось и раньше. Даже народ по платежеспособности в несколько раз лучше, чем когда бы то ни было, – более сознательными стали. Осенью, в период пребывания здесь Пятьдесят четвертой армии, мы полностью работали для фронта. Снабжали армию сеном, овощами, мясом… Выполняли указания Главного командования о снабжении армии за счет внутренних ресурсов, потому что Тихвина нет, немец к Волхову подбирался. Мы буквально все для нужд Пятьдесят четвертой армии собрали. Советы всячески содействовали.
Население и материальную часть колхозов эвакуировали из прифронтовой полосы в глубь нашего района, а часть – в тыл. Были тогда собраны все лошади со всего района. А теперь ждали мы лошадей со слезами!..
Когда немцы захватили Влою, Падрилу, мы еще здесь были. Взялись за эвакуацию, когда нам стали отсекать дорогу снарядами и минным огнем. Характерно: в Шуме ни одного старика не осталось! Деревня Влоя тоже вся эвакуирована была. Уходили все фактически под огнем. Мы, руководство, уходили пешком, последними. Отошли в Гавсарский сельсовет – туда все учреждения эвакуировались.
В Гавсаре мы находились до двадцать третьего – двадцать четвертого декабря. Как только отодвинули немца, мы сразу приехали сюда. Двадцать шестого – двадцать восьмого сюда, обратно, стянулись и все организации. В Гавсарском сельсовете мы тоже не прекращали деятельность. Все учреждения, особенно собес, обслуживали семьи красноармейцев, выдавали по собия, ссуды, оказывали другую помощь.
Оккупированы были четыре колхоза: «Пчела» в деревне Овдокала, «Красный маяк» – в Опсале, «Ударник» – в Падриле и колхоз в деревне Тобино. От совхоза «Красный Октябрь» не уцелело ничего, он был сожжен целиком – семь больших домов, из них два двухэтажных. В Падриле из тридцати четырех домов осталось тринадцать, и то – разоренных, требующих ремонта.
Немцы ушли девятнадцатого декабря, и я с секретарем райкома партии Ларгиным приехал сюда двадцать первого.
Везде валялись трупы гитлеровцев. Около траншей по речке тыловые части Пятьдесят четвертой армии закопали, а большинство мы хоронили в апреле – мае. Эта обязанность была возложена на органы гражданской власти. Всего в районе Войбокалы оказалось примерно пять тысяч трупов, только по Шумскому сельсовету схоронили больше тысячи немцев, а по Рындельскому сельсовету (около Тобина) – свыше двухсот.
Много было артиллерийских тележек, в Падриле – полный скотный двор снарядов. Отсюда, из Шума, мы увезли только исправных велосипедов больше двухсот.
При распашке полей было множество мин, снарядов, всякого оружия, снаряжения. Всю освобожденную территорию очищали руками колхозников и красноармейцев. Имущества собрано много!
Общая сумма убытков, кроме Назиястроя, на территории тринадцати сельсоветов, освобожденной от немцев, – четыре миллиона двадцать две тысячи рублей. Сюда входят здания школ, жилые дома, хозяйственные и культурно-бытовые постройки, оборудование, сельскохозяйственные машины, скот, личное имущество. Школ уничтожено – двадцать, жилых домов – шестьсот двадцать три.
В четырех оккупированных колхозах немцами убито тридцать два человека, из них замучено четверо (акты о них публиковались в армейской газете «В решающий бой»), и четверых колхозников из колхоза «Пчела» замучили в деревне Падрило.
Из колхозников все, кто жив, вернулись к работе. Мы немедленно организовали их, выбрали руководство, оказали помощь: стекло, гвозди, семена, хлеб и другие продукты питания даем все время даром, хлеба – по четыреста граммов, вместо двухсот пятидесяти (как дают в других районах). Помогаем деньгами. Люди живут кто в бане, кто где – по два, по три хозяйства вместе. Но в землянках уже не живет никто. Люди, особенно те, кто оставался под немцами, много испытали. Женщины, особенно в Падриле, плачут, как только вспоминают немцев. Член церковной «двадцатки» Егоров перед приходом немцев ждал их и говорил, что они «установят порядок». Немцы его разули, сняли валенки, и в портянках он шел по морозу, – замерз, нашли его труп в снегу. Был он из Падрилы.
Теперь начнем залечивать раны, нанесенные оккупацией, ставить колхозников на ноги после встряски. И они неплохо работают. Дали мы им пока сельскохозяйственных машин двадцать пять штук – жнейки, сеялки, веялки и прочее. Работы идут полным ходом. Зерновые – кончены, а овощные к пятому – седьмому июня закончатся. Конечно, работать приходится напряженно: лошадей нет, землю под овощи копаем лопатами, но военная обстановка действует на всех мобилизующе.
Совхозу «Красный Октябрь» мы не разрешали заводить скот – кормов не было. Теперь разрешили. Молоко или сметану будем отправлять в Ленинград…
Ленинграду мы вообще помогали и помогаем как только можем. При эвакуации из Ленинграда – все помещения дали под эвакопункты. Хожалки, подносчики, обслуживающий персонал в столовых – все наша молодежь и женщины – в Назиястрое, Кобоне, Лаврове… Даже не имея фондов, мы «нелегально» питательный пункт организовали в Шуме, – все сходят с машин голодные, мы встречали их гостеприимно, кормили, и прежде всего детей…
…В заключение Салмаксов рассказал мне подробности о той бомбежке, которой подвергся на днях железнодорожный состав с боеприпасами. Пытаясь спасти состав, бесстрашно работала пожарная команда во главе со своим начальником Кирилловым. Они спасли много ценного железнодорожного имущества и часть боеприпасов: начальник караула этой пожарной команды В. П. Сухов быстро мобилизовал находившихся поблизости красноармейцев, вместе сними, не обращая внимания на рвущиеся снаряды, отцепил, откатил и разгрузил несколько платформ с боеприпасами. А рядовой, боец И. Я. Тихонов, влез на горящую цистерну с бензином, открыл крышку вливного клапана, предотвратил взрыв.
Салмаксов не сомневается в том, что вражеские самолеты были наведены на этот, только незадолго до налета пришедший состав каким-нибудь гитлеровским шпионом.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
В РОТЕ СНАЙПЕРОВ-ИСТРЕБИТЕЛЕЙ
ЛЕНИНГРАДСКИЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
НА ПУТИ В РОТУ
СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ БАНКОВ
ДЕЛА У РЕЧУШКИ НАЗИИ
ТРИ СНАЙПЕРА
