МУЖСКАЯ БЕСЕДА
В Ленинграде я был лишь сутки, потому впечатления у меня остались только самые общие. Город приведен в такой порядок, при котором в нем установился почти нормальный (конечно, в условиях блокады) свой, особенный военно-трудовой быт: население города вновь работает на рубежах обороны, занялось огородами, заготовкой торфа, лесоразработками и разборкой на дрова ветхих деревянных домов; ремонтирует жилища и разрушенное городское хозяйство. Начала увеличиваться выработка электроэнергии; восстанавливаемые понемногу важнейшие заводы ремонтируют танки, выпускают все в большем количестве вооружение и боеприпасы, строят маленькие самоходные, с автомобильными моторами металлические катера – «тендеры», предназначенные для перевозок через Шлиссельбургскую губу. Оживилась боевая работа краснознаменного Балтийского флота: о Финский залив – к островам Лавенсари и Сескар вышли торпедные катера, морская авиация стала успешно топить немецкие транспорты и боевые корабли.
На Ленинградском фронте – относительное затишье. Пополняются, готовясь к новым боям, войска, уходят в поиск разведчики, укрепляются оборонительные сооружения и зенитная оборона.
Город стойко выдерживает воздушные налеты и артобстрелы[17] .
К маю – июню на всех рубежах активной обороны Ленинграда устрашающий врага размах приняло истребительное движение – суровый и жестокий, но необходимый метод борьбы с гитлеровскими захватчиками. Наши снайперы-истребители, еще недавно мирные, а теперь ожесточенные злодеяниями гитлеровцев люди мстят врагу за все, что тот учинил на нашей советской земле. Ежедневно и еженощно они охотятся на врага в одиночку, и каждый их выход в свои стрелковые ячейки – грозный вызов всем полчищам гитлеровцев: «Убирайтесь! На нашей земле вам – только могила!»
В частях Ленинградского и Волховского фронтов таких одиночек-охотников были сначала десятки, теперь – сотни, даже, пожалуй, тысячи. Они объединяются в боевые коллективы, в которых лучшие охотники передают свой опыт новичкам и руководят специальными курсами. Из этих снайперов, наконец, составляются целые воинские подразделения.
Мне давно хотелось побывать в одном из таких подразделений.
Вчера вечером в редакции «Ленинского пути» я узнал, что в 128-ю дивизию, где есть рота снайперовистребителей, собираются ехать на своей машине кинооператоры Ленинградской кинохроники Богоров и Зозулин. С ними едет и фотокорреспондент ТАСС Г. И. Чертов. Я решил воспользоваться оказией.
Рота снайперов-истребителей находится на правом фланге дивизии, то есть у самого Ладожского озера. От озера линия фронта идет в общем строго на юг, километра три тянется по разбитым лесам и болотам, затем на протяжении следующих пяти километров пересекает превращенную войной в зону пустыни территорию Синявинских торфоразработок. В двух километрах далее к югу, у развалин деревни Гонтовая Липка, линия фронта проходит поперек старинного Путиловского тракта (идущего от Ленинграда через Синявино и Путилово к реке Волхов).
Весь этот десятикилометровый участок занимают стрелковые полки 128-й дивизии: справа, у озера, – 374-й посередине, против рабочего поселка No 8 (сильнейшего узла обороны гитлеровцев) – 741-й, а южнее, вдоль Черной речки, – 533-й.
Снайперы роты, в которую я направляюсь, ходят для истребления гитлеровцев во все три полка.
Я пишу эти слова на командном пункте 128-й дивизии. От Городища мы ехали сюда час, искали дорогу. Приехали под дождем, сначала в заградроту, потом сюда, на КП дивизии.
С комиссаром дивизии и комиссаром ее штаба договорились о работе в подразделениях. И поехали километра за четыре вперед, в разбитую, но все же прелестную деревушку Назию, ютящуюся на берегу реки. Деревушка часто подвергается артиллерийским обстрелам, дня за два до нас разрушена ее старинная церковь. Почта все дома, брошенные жителями, пусты, в них разместились только АХЧ, да редакция дивизионной газеты, да кухня, рассылающая обеды по отделам штаба и по некоторым частям.
С комиссаром штаба долго выбирали дом, где бы остановиться, но все в таком состоянии, что выбрать трудно. Наконец выбрали, повалили платяной шкаф, Чертов лег в шкафу, я – на доске, положив ее на вещи… Грязь, опустошение… Отдохнуть трудно, – решили вернуться на КП.
Здесь начальник политотдела старший батальонный комиссар Яремчук рассказывает нам о роте снайперов-истребителей.
За короткий срок рота уничтожила пятьсот сорок восемь гитлеровцев. Каждый из них был подстрелен в систематической, умелой и беспощадной охоте. Эта рота к нынешнему дню состоит из семидесяти семи человек – значит, в среднем на одного бойца приходится от восьми до девяти убитых врагов.
Но самое удивительное: уничтожив пять с половиной сотен фашистов, то есть положив в землю полностью батальон немцев, сама рота не потеряла ни одного человека убитым, и только трое в роте были ранены. Один из них сегодня уже вернулся в строй.
Счет истребленных гитлеровцев ведется строго, проверяется тщательно, придирчиво, и потому, даже если допустить возможность в редких случаях отдельных преувеличений или ошибок, сообщенная мне цифра потерь гитлеровцев может измениться весьма незначительно.
Яремчук называет лучших снайперов – алтайца Кочегарова, Седашкина (который сейчас ранен), Селиверстова…
Решаю немедленно отправиться в эту роту. Мои спутники остаются до утра со своей машиной в штабе дивизии.
… Расстался со спутниками, шагаю в роту один под дождем, ориентируясь по карте и компасу. Вот искомый березнячок на болоте, зеленая чаща принимает в себя разрывы воющих в воздухе мин, доносит треск пулеметных очередей; сие означает, что я при-
близился к переднему краю. Командир роты Байков, предупрежденный по телефону, встречает меня, ведет в низкий бревенчатый сруб, утвержденный на болотных кочках и замаскированный ветвями.
