настроение.
— Мария Сергеевна! — осмелев, обратился я. — Может, потанцуем?
Хозяйка была польщена таким предложением. Мы вышли на середину комнаты, обнялись — причём весьма интимно — и неторопливыми шажками закружились вокруг своей оси. По окончании танца я поцеловал ей руку. Такая галантность окончательно развеяла в ней последние тени сомнения насчёт меня. За столом она сидела уже у меня на коленях. Я неторопливо поглаживал её мускулистую ногу.
Как и водится, пришлось бежать за второй. К этому времени стемнело и мне пришлось поплутать в поисках магазина. Он был успешно обнаружен, и пирушка наша продолжилась.
Кассета с Ободзинским крутилась в четвёртый раз. Танец сменялся танцем, я лапал хозяйку за грудь и ягодицы, она не сопротивлялась. Мы стали целоваться.
— Сегодня с тобой спать лягу! — с туманной улыбкой глядя мне в глаза, сказала Мария Сергеевна.
— Ложись! — бодро отозвался я, переходя на «ты». — Вдвоём-то веселее.
Гулянка закончилась поздней ночью. Маша — как я звал её теперь — прогнала дочерей в зал. Сонные, ничего не понимающие, они перебрались в соседнюю комнату и плюхнулись на кровать.
Весёлые и разнузданные, мы разделись догола и легли в постель.
Я был с женщиной в третий раз. Предыдущий, второй, состоялся почти четыре года назад. Я сильно сомневался, получится ли у меня что-нибудь, но водка заглушила рефлексию, и поэтому я действовал весьма уверенно и нахраписто. В общем и целом я показал себя молодцом. По крайней мере Маша осталась довольна.
На следующий день торговать она не пошла. С утра до вечера мы провалялись в постели. Девчонки заглядывали в комнату, спрашивая у матери про еду.
— Что найдёте, то и ешьте! — отмахнулась она от них.
Я встретился глазами с Леной. Мне стало неловко: мы, голые, лежим с её матерью в постели. Но к моему удивлению взгляд девочки оказался гораздо более тёплым, чем раньше. Даже мимолётную тень робкой улыбки увидел я на её губах.
В понедельник я успешно прошёл медкомиссию. Во вторник вышел на работу. Меня определили помощником токаря к мужичку пенсионного возраста, который откликался на имя Сеня. Сеня был положительным бабаем — общий язык мы с ним нашли быстро. В помощниках мне предстояло ходить месяц. Я опасался, что это слишком короткий срок, чтобы освоить специальность, но на второй день работы понял, что срок непомерно раздут. Через два дня я уже вполне качественно вытачивал все детали, положенные для производства токарю.
— Нормально! — кивал Сеня, наблюдая за моей работой.
Однако работы было мало. В день мы трудились от силы часа четыре, остальное время просиживали в курилке. Часто нас просто отпускали в обед.
Возвращаясь в один из таких дней домой, я проходил мимо местной школы и у забора увидел хозяйских дочерей — Лену и Марину. Какой-то пацанёнок кидал в них камни и кричал безобразно-матерные выражения. Они касались их внешности.
Подбежав к пацану, я схватил его за шиворот и прижал лицом к пружинящим сплетениям проволочного забора. В груди кипело бешенство.
— Что за дела?! — заорал я. — Тебе башку отвинтить, щенок паршивый?!
Реакция пацана была весьма наглой.
— Ну-ка отпусти! — зло и спокойно ответил он. — Они первые начали.
— Первые? — выдохнул я. — Ты охренел что ли?
Прищурив глаза, пацан смотрел вдаль. Я не знал, что с ним делать. Читать нотации я не умел. Похоже, он почувствовал мою неуверенность.
— Ещё раз, — тряс я его, — я увижу, как ты издеваешься над девчонками, я с тобой не знай что сделаю.
«Не знай что» было особенно неуместным выражением. Пацан усмехнулся на мои слова.
— Ладно, ладно — закивал он, всё так же нагло.
— Ты понял меня или нет? — тряхнул я его ещё раз.
— Понял, — отозвался он.
Я смотрел на него и видел, что ни хрена он ничего не понял. И даже не хочет понимать. «А кого мне бояться?» — мелькнуло вдруг в голове. Новая волна ярости стремительно накатила на меня и сопротивляться ей не было сил. Я развернул пацана лицом и со всей дури врезал ему кулаком в живот.
— А-а-а!!! — выдохнул он.
— Что, нравится? — нагнувшись, шепнул я ему в ухо. — А дальше ещё лучше будет! Хоть одно слово им скажешь — башку отвинчу! Понял?
— Понял, — прохрипел он, и теперь я видел, что он действительно меня понял.
Несколько испуганных школьников смотрели на меня из-за забора.
— Кто этих девочек обидит, — сказал я им, — всех поубиваю.
Потом я обнял Лену с Мариной за плечи и повёл их домой. Я чувствовал, что они гордятся мной сейчас. Мне, однако, было не по себе. Проклюнулись угрызения совести. Эх ты, говорил мне внутренний голос, ребёнка избил. А ведь можно было и как-то иначе всё решить.
«Нельзя, — ответил я твёрдо, отмахиваясь от всех угрызений. — Раз он не понимает элементарных вещей, значит надо учить. Теперь будет знать, что и почём в этой жизни».
— Дядя Алёша, а он каждый день нас обижает, — смотрела на меня снизу вверх Марина.
— И другие тоже! — добавила Лена.
— Теперь не будут, — сказал я им. — А если кто попробует, сразу мне говорите.
Мы шли по залитой грязью улице. Приходилось делать виражи, чтобы обойти лужи. Девчонки держали меня за руки.
— Они нас безобразными называют, — продолжала жаловаться Марина. — Уродинами.
— Э-э, да что они понимают! — отвечал я. — Живут на краю света, в богом забытой дыре и ничего не знают, что в мире делается. А в мире сейчас безобразные девушки как раз самые модные. И в фильмах их все снимают, и в журналах фотографируют.
— Что, на самом деле? — спросила Лена, причём так серьёзно, что по спине моей пробежал холодок.
— Конечно! — кивнул я. — Я же везде бывал, всё видел. Было время, когда только красивых сниматься брали, но сейчас всё наоборот. Безобразные девочки снова в моде! Только их снимают, только им деньги платят.
— Что, совсем-совсем безобразные? — удивлённо смотрела на меня Лена. — Прям как мы?
— Да ещё страшнее! Вы по меркам шоу-бизнеса самые настоящие красавицы. Вот вырастите, моделями станете. Знаете, сколько модели денег зарабатывают?
— Сколько? — спросила Марина.
— Миллионы! И все их уважают, все им руки целуют. А вы печалитесь, что некрасивые… Вы радоваться этому должны! Я вам просто завидую. Потому что знаю, какой успех вас ждёт и какие деньги вы будете загребать. В безобразных девочках — вся привлекательность.
В тот вечер я делал с ними уроки. Знаний моих вполне хватило на все предметы, даже на английский язык. Я помогал им делать упражнения, задачи, решал примеры и неожиданно обнаружил в себе педагогические задатки.
— Вот смотри, — говорил я Лене, — первая бригада строителей за час уложила…
Лена была сообразительной. Ей даже подсказывать особо не приходилось. Мне показалось, что она ждала моего объяснения лишь как очередного знака внимания.
С Мариной дело шло тяжелее. Она лишь пожимала плечами и ковырялась в носу. Я сделал за неё все задания и заставил переписать в тетрадь. Она сделала это с огромным количеством ошибок.
— Дядя Алёша, — спросила меня Лена, — а вы с мамой поженитесь?
Вопрос поставил меня в тупик. Жениться на её матери я разумеется не собирался. Но говорить об этом девчонкам было бы неправильно.
