Они лежали передо мной, связанные, беззащитные. Я приоткрыл окно и достал из ящика стола сигареты. В пачке оставалось всего две штуки. Я вытащил одну, закурил и облокотился о подоконник. Холодный ветер ударил в лицо. Я глубоко вздохнул.
— Наследник Очертаний придёт в самый напряжённый момент, — говорила мне сестра.
Спустив штаны, я сидел на диване.
— Это будет момент истины, самое судьбоносное мгновение твоей жизни.
Её рука теребила мой член.
— Мгновение, которое изменит тебя. После него ты станешь совершенно другим существом.
— Я верю в него! — шептал я.
Удовольствие нарастало, сестра глядела на меня с коварной улыбкой.
— Дрочим, дрочим, дрочим, дрочим… — бормотала она.
Я издал гортанный звук, какую-то смесь шипения и крика. И кончил.
— Ах, молодец! — засмеялась она. — Сегодня ты продержался дольше.
Свирепо рыча, Валера Путилин катался по полу, стараясь освободиться от пут. Я перевернул его на спину. Взгляд его был яростен. Ему даже удалось смутить меня.
Я достал из кармана ручку, снял колпачок и воткнул её подростку в глаз. Потом в другой. Он задёргался, замычал — пришлось навалиться коленями, чтобы сдержать его.
Я вспомнил, что в столе валялся канцелярский нож. Он оказался весьма поношенным, отупевшим, но всё же резал. Я провёл им по горлу Путилина. Кровавые края кожи раскрылись, кровь потекла по шее — я видел, что этого недостаточно. Я сделал ещё несколько надрезов.
Он был жив. Я сидел на нём и резал, резал, резал его горло. Руки были в крови, лицо тоже — брызги её летели во все стороны. Наконец я остановился. Путилин ещё трепыхался, но что-то подсказывало мне, что этого хватит. Что он должен сдохнуть.
Я перебрался ко второму.
Альберт Яхин лежал в двух метрах, животом на полу и слезящимися глазами смотрел на меня.
— Очнулся? — улыбнулся я. — Живучий, гад!
Он что-то мычал, перекатился на спину и взглядом своим просил меня отлепить со рта скотч. Видимо, слова, которые он собирался сказать, должны были произвести на меня неизгладимое впечатление.
— Поздно, — сказал я ему. — Слишком поздно. Скоро придёт Наследник Очертаний, а я с вами вожусь.
Я присел на корточки. Поднёс нож к его лицу.
«Ножом долго, — мелькнуло в голове. — Лучше просто задушить».
Я встал, наступил ботинком ему на горло и надавил.
Когда я выходил из школы, в коридоре мне встретилась Елена Степановна.
— Игорь! — ошарашенным взглядом смотрела она на меня. — Что с тобой?!
— Устал очень, — сказал я. — Ты не слышала, переводчики никуда не требуются? Что-то кажется мне, не смогу я работать учителем.
— Ты весь в крови!
— Порезался.
— Господи боже мой, что произошло?!
Я отодвинул её в сторону и направился к выходу. Гнусная сука, она всё ещё хотела помешать мне. Всё ещё стремилась отобрать у меня надежду.
— Наследник Очертаний не придёт! — кричала она мне вслед. — Ты не заслуживаешь встречи с ним!
— Скройся! — процедил я сквозь зубы. — Тебя прислали силы зла, я уверен в этом. А Наследник — он сейчас придёт ко мне.
Я вышел на улицу.
Небо было покрыто тучами, но прямо над головой они становились реже. Сквозь них пробивалась голубизна, а вскоре и солнечные лучи озарили собой пространство. Я опустил голову и стал вглядываться в пустоту.
В этот момент, словно сияющий ангел, из толщи воздуха ко мне вышел Наследник Очертаний. Он был прекрасен.
— Игорёк, братишка, — качал он головой. — Расстраиваешь ты меня.
— Чем? — изумился я.
— Ты неправильно существуешь, ты неправильно взаимодействуешь с окружающим миром.
— Да, наверное это так. Но как поступать правильно, подскажи мне.
— Подскажи… Ты думаешь, это просто?
— Сестра говорила мне, что ты поможешь.
— Сестра… — поморщился Наследник Очертаний. — Какая сестра?! Нет у тебя сестры.
Я задумался.
— И правда, — усмехнулся, — нет сестры. Надо же, а она казалась мне такой живой и настоящей.
— Ты живёшь иллюзиями, фантазиями. Разве это хорошо?
— Иллюзиями… Это новость для меня.
— Дети-насильники, вафлёры… Что у тебя с головой?
— Просто кто-то должен принимать решения, — отозвался я, стараясь придать голосу решимость. — Если всем всё безразлично, то должен найтись один, кому не безразлично. Один, кто исправляет ошибки.
— Ты скажи-ка мне лучше, сколько раз ты подтягиваешься?
Лихорадочно я стал припоминать.
— Не могу сказать точно, давно не подтягивался.
— А я — тридцать! Сможешь столько?
— Вряд ли.
— Ясное дело, не сможешь! Ты же доходяга. Вот потрогай, какая у меня мускулатура. Не стесняйся!
Я потрогал.
— Ну как?
— Здорово.
— А хочешь такую же?
— Даже не знаю…
— А я знаю, хочешь. Ну так стремись к этому, качайся! Будешь здоровым, атлетичным, к тебе девушки сразу потянутся.
— Я постараюсь.
— А то что это такое — вафлёры какие-то, убийства… Нельзя так, нельзя. Ты живёшь в таком прекрасном мире, где все счастливы, добры, заботливы — и говном исходишь! Разве так можно? Это же грех.
Да, да, грех — понимал я. Это грех, это тяжкий грех. Так нельзя.
— Я убил детей… — прошептал я. — Своими руками… они мертвы.
Он поморщился.
— Да расслабься ты… Тоже мне, из-за детей печалиться. Ну и хуй с ними! Да и вообще, если хочешь, не было никаких детей.
— Не было? — изумился я.
— Да, не было. Ты их придумал.
— Это невероятно!
— Точно говорю, придумал. Сестру придумал, детей придумал, всё придумал.
— Вот это да! — я был ошарашен.
