— И всё же… почему…
Я кивнул. Наверное, куалькуа прав. И удачу надо принимать как данность, не задавать вопросов, не искать решений…
— Ты знаешь, куалькуа, мы не умеем обходиться без ответов. Так уж получилось.
Я невольно улыбнулся, вслушиваясь в напряжённую тишину внутри себя.
— И знаешь, друг мой, это, наверное, ещё большая загадка, чем джамп…
Мне казалось, что он не ответит. Но куалькуа шепнул — тихо-тихо, будто нас возможно было подслушать:
Река оказалась самой обычной рекой. Тем, что мне сейчас и было нужно. Я дошёл до неё уже в темноте — если, конечно, в Ядре уместно это слово. Небо пылало от звёзд, вода искрилась, перекатываясь на отмелях.
Опустившись на колени, я напился. Вода пахла песком, но была чистой и живой. К чёрту осторожность, я не в том положении, когда можно бояться инопланетной дизентерии…
Завтра я пойду вниз по течению. Хочется есть, но куалькуа поможет — уж какую-нибудь рыбёшку я поймаю. Если она здесь вообще есть.
Раскинувшись на тёплом песке, я смотрел в небо. Где-то там затеряны звёзды, по которым я сверял прыжки. Сверял, не подозревая, что это совсем не нужно. Что дело не в ориентации антенны, соотношении скоростей и начальном импульсе. Всё дело во мне.
Не просто извозчики! Ещё и лошади!
Что для русского в радость, то немцу — смерть. Что для человека в кайф, то чужому в безумие.
Как смешно — мы нуждались в обосновании принципа джампирования. И учёные высказали теорию, которую безрассудно рискнули проверить астронавты. И теория заработала — потому что этого очень хотелось пятерым камикадзе, сидящим в жестянке шаттла.
А чужим этого не дано. Находить подтверждение досужим домыслам. Восполнять верой пробелы в знаниях. Убеждать себя, что всё должно быть именно так!
Может, потому у чужих так туго с религией? Не находят они оснований верить в Бога, вот и не верят.
Но где-то же должен быть ответ… не могу я обойтись без ответа.
Почему мы так похожи, да что там похожи — одинаковы! Тень, Геометры, Люди — словно отражения друг друга, и пусть одно зеркало огромно, другое поменьше, а третье совсем маленькое — но сходство бесспорно…
Дед, наверное, рад. Как же — третья гуманоидная раса…
Я засыпал. Наверное, стоило отойти подальше от реки — скоро песок совсем остынет. Но не хотелось вставать, разрывать паутину сна…
Куалькуа во сне не нуждался.
— Что? — прошептал я, переворачиваясь на живот, оглядываясь. — Где?
Я всмотрелся — и увидел в звёздном мерцании громоздкий тёмный силуэт, лениво скользящий вниз по течению. Слабый жёлтый огонёк тускло теплился над водой.
Корабль?
Да нет, слишком уж тихо движется…
Воображение послушно дорисовало контуры чудовищного тела, выпученный сверкающий глаз на стебельке. Ну почему в первую очередь всегда ожидаешь встретить монстра?
Понравилось ему лепить из меня оружие…
— Подожди, — шепнул я. Наверное, слишком громко. Тень уже проплывала рядом — неуклюжая, угловатая. При звуке моего голоса что-то шевельнулось. Огонёк поплыл вверх… будто глаз выискивал меня.
Я встал на корточки, готовясь рвануть подальше от берега.
— Эй! Кто здесь?
Голос был негромкий, но по воде расходился отлично. Вздрогнув, я застыл на месте.
— Есть кто? — с лёгкой неуверенностью спросили снова. Наверное, замерев, я мог скрыться. Жёлтый огонёк покачивался, выискивая меня… монстр проплывал.
И вдруг морок рассеялся.
Какой ещё монстр!
Плот и человек, стоящий с фонарём в руке!
— Эй! — крикнул я. — На борту!
Мы говорили на языке, отличном от уже знакомого мне. Врата вновь подготовили меня к очередной планете Тени.
— Эгей! — радостно отозвался голос. — Ты один?
— Да. — Я вскочил и бросился вдоль берега. Неспешно удаляющийся плот внезапно превратился в центр Вселенной. Нет, нет, я не хочу оставаться один на берегу! — Подождите!
— Мотора нет, — добродушно, но с лёгкой тревогой откликнулся незнакомец. — Ты доплывёшь?
Доплыву ли? Да он что, шутит? Тут и двадцати метров нет… по дну дойду…
Я бросился в воду. Пробежал несколько шагов — глубина нарастала стремительно, нырнул.
Вода казалась тёплой. Оказывается, я незаметно успел замёрзнуть…
Жёлтый огонёк приближался, превращаясь в маленький круглый фонарь. Я чуть не налетел на плот, вцепился в скользкие брёвна. Самый что ни на есть классический плот. Навстречу мне протянулась рука.
— Давай выползай…
Самое главное, что было в этом голосе, — тепло. Может быть, чуть-чуть тревоги… но посмотрел бы я на земного туриста, так легко берущего в глухомани и посреди ночи случайного попутчика.
— Спасибо, — прошептал я, выбираясь на плот.
Человек молча поднёс фонарь к своему лицу. Я ничего не сказал, но жест оценил.
Мужчина. Средних лет — может быть, за тридцать, может быть, под сорок. Впрочем, после покойного долгожителя Галиса я не рисковал судить о возрасте аборигенов. Кожа тёмная, похоже, не от загара, а от природы, волосы чёрные, прямые. Лицо очень спокойное, серьёзное, но не напряжённое. Лишь в глубине глаз — колючие искорки, будто не всю жизнь он сплавлялся на плотах и вылавливал из воды нервных инопланетян. Чем-то на Данилова похож, только крепче, куда крепче. Такие мужики мгновенно нравятся юным девушкам. Я, наверное, никогда таким не стану. На нём были лишь шорты из серебристой ткани, мгновенно воскресившие в памяти Ника Римера и Геометров.
— Спасибо, — повторил я.
Мужчина неторопливо повернул фонарь, посветил на меня. Я зажмурился, пережидая осмотр.
— Ну у тебя и шрам, приятель, — сочувственно сказал он, опуская фонарь. — И свежий, верно? У кого такие зубки?
Я глубоко вдохнул.
— У метаморфа.
— Ясно. Считай, дёшево отделался. Он далеко?
— Он мёртв.
Мужчина молчал. Вопрос был во взгляде — «как»?
Нет. Я не мог ему врать.
