На последнем слове шепот превратился в крик, в раскат грома. Словно тысячи, сотни тысяч голосов заговорили одновременно. И я почувствовал тяжесть – свинцовую тяжесть, впечатывающую меня в горячую неровную поверхность.
Шлюпка лежала среди скал. Цилиндрический корпус был вспорот по всей длине, оплавленные края разреза еще светились темно-вишневым. Из проема свисали прозрачные жгуты световодов и оборванные провода, торчали блестящие трубы гидравлики и топливопроводов, лимонно- желтый куб изотопного энергизатора. А самым безобидным, малозначительным казался крошечный, не больше грецкого ореха, черный шарик гравикомпенсатора. Вокруг него переливалось радужное сияние. Прибор работал, выпуская в пространство накопленную при спуске гравитацию.
Двести пятьдесят две секунды. Чуть больше четырех минут. Я принял услышанный в полубреду разговор как аксиому. Еще четыре минуты и гравикомпенсатор разрядится скачком, на секунду создав вокруг себя невыносимую для человека силу тяжести. В лучшем случае я просто умру. В худшем – превращусь в лужицу красноватой протоплазмы.
Я повернул голову. Это удалось, но с трудом. Перегрузка держалась на уровне шести-семи единиц. Не то что встать – ползти невозможно…
Место, где упала подбитая шлюпка, оказалось довольно ровным. Вокруг – скальные гряды, крутые откосы. Если бы не разряжающийся гравикомпенсатор, посадку следовало назвать удачной.
– Капитан!
Я не видел говорящего – повернуть голову еще раз было уже выше моих сил. Но узнал голос Редрака.
– Вы живы, капитан?
– Да… – Мне показалось, что я кричал. Но наверняка это был лишь шепот.
Редрак услышал:
– Капитан, я иду.
В его голосе были смешаны самые разные чувства. И радость – наверное, мы действительно успели стать командой. И страх…
И сожаление – со слабым, но уловимым оттенком ненависти.
Редрака Шолтри гнала на помощь ко мне вовсе не дружба. Психокод, вложенные в подсознание формулы гипнотического внушения. Если он не попытается помочь мне, то умрет одновременно со мной. И Редрак пойдет на верную смерть как автомат, как робот.
– Стой!
На этот раз мне действительно удалось закричать. Я сделал еще одну попытку отползти подальше от шлюпки. И не смог.
– Редрак! Я снимаю психокод!
Тишина. Удивленный голос Редрака:
– Но, капитан…
И дрожащий, плачущий – Даньки:
– Сергей, не надо!
– Редрак, слушай! – С заметным усилием я перешел на русский: – Седьмое ноября тысяча девятьсот семнадцатого года…
И снова тишина. Теперь, после кодовой фразы, Редрак должен вспомнить все – и процедуру психического кодирования, и смертельный приказ, предохраняющий меня от возможного предательства. Теперь он свободен. Надеюсь, что Даньке он вреда не причинит… Испугается мести Ланса и Эрнадо, даже если и захочет сорвать на мальчишке затаенную ненависть ко мне.
Тяжесть накатывалась пульсирующими волнами. Свинцовое море, ртутный океан. Я тону в нем, в его металлических волнах, в его удушливой вязкости. И воздух, втекающий в мои легкие, – тяжелее воды. И каждый камешек на земле, по которой меня тащат, врезается в тело словно клинок…
Тащат?
Пальцы Редрака сжимали мои плечи стальными тисками. Его лицо раскачивалось надо мной – белый, покрытый капельками пота овал в обрамлении капюшона боевого костюма.
Как он может передвигаться?
Редрак качнулся, перетаскивая меня через неприметный бугорок, и я увидел желтые точки индикаторов, пульсирующих на его плече.
Активный режим комбинезона. Вживленные в синтетику псевдомышцы несли сейчас и меня, и одетого в комбинезон Редрака. Тащили через пульсирующее гравитационное поле, давали возможность устоять на ногах. Но, увы, не защищали от перегрузки наши привыкшие к нормальной тяжести тела. А комбинезон Редрака уже выдыхался, «гас». Несколько секунд – и он упадет рядом со мной под прессом уменьшившейся, но все же непосильной перегрузки…
– Мой… комбинезон… включай… – просипел я.
Пальцы Редрака схватили мою ладонь. Из-под ногтей проступила кровь, руку пронзила боль. Когда комбинезон в активном режиме, трудно рассчитывать усилие.
Редрак коснулся сенсоров на моем комбинезоне – моими же пальцами, иначе автоматика не послушалась бы. Я почувствовал, как закололо под лопатками – включилась система неотложной помощи. А еще через мгновение тело перестало быть безвольным. Малейшее движение, намек на движение толкали меня сквозь пятикратные перегрузки.
– Твоя очередь, принц, – прошептал Редрак, оседая в моих руках. И я вдруг почувствовал нелепую, беспричинную радость – и оттого, что Шолтри все же пошел мне на помощь, и от небрежно- пренебрежительного обращения «принц», и от тех естественных слов, что он произнес, – вместо трагических просьб бросить его и спасаться самому…
А ведь останься в его сознании клеймо психокода – Редрак сказал бы именно это. Ну а Эрнадо с Лансом способны на такие мелодрамы и сейчас. Их психокод – преданность императорской власти. В том числе и мне.
Мы брели словно сквозь густую, вязкую жижу, под медленно слабеющим гнетом перегрузки. Все дальше от разбитой шлюпки, все ближе к скале, возле которой приплясывал от нетерпения Данька, прижимающий к груди Трофея.
Мой комбинезон тоже начал выдыхаться, но и зона разрядки гравикомпенсатора кончалась. Мы с Редраком шли, поддерживая друг друга, напоминая не то закадычных приятелей, не то перебравших собутыльников.
– Какого дьявола ты полез меня вытаскивать? – спросил я. – Не веришь, что я действительно снял психокод?
Редрак секунду молчал. Затем спросил:
– А какого дьявола ты его снимал?
– Ясно, – с чувством сказал я. – Ковыляй быстрее.
– С моей ногой ты полз бы еще медленнее…
Там, где стоял Данька, избыточная гравитация почти не ощущалась. Мы с Редраком повалились на песок – и сразу же, словно внутри меня тикали невидимые часы, я заорал:
