— Шимеку сообщила Стаха.
— Что она говорит?
— Была стрельба. Схватили очень многих… Она знает, что взяли Кужидло, Гулу и еще некоторых.
— Она не наговорила многого от страха?
— Думаю, что нет.
Коваль молчал, собираясь с мыслями. И внезапно ему пришло в голову, что вновь жестоко изобьют Кужидло.
— Я должен возвратиться в Мнихов, — сказал он.
— Ты с ума сошел! Тебя же схватят!
— А может, не возьмут? Если не вернусь, Глиньский заявит в полицию. Вышли, дорогой, пару толковых ребят. Сейчас… Пусть разузнают обстановку.
Матеуш закурил трубку. Она беспрерывно гасла, он чертыхался и снова раскуривал. Его терзал страх за сыновей. Аресты в городе не могут быть случайными. Если на след организации напали, то доберутся и до семьи. Метека могли взять дома. Ведь они хватают не только виноватых…
После полудня явился связной от учителя и потребовал разговора с Ковалем с глазу на глаз. Из-за голенища сапога связной вытащил клочок бумаги и протянул Матеушу. Гестапо и жандармерия в Мнихове арестовали в эту ночь несколько десятков человек — пепеэровцев и аковцев. Подробности пока неизвестны, но, кажется, они выбрали наиболее активных. Учитель обещал прислать, как только узнает, более детальные сведения.
Матеуш сжег листок, кивком головы отпустил связного и, не отвечая на вопросы Янека, сел под деревом.
Коза вернулся из Домбровки уже вечером, шепнул Ковалю, что разведчики, пожалуй, возвратятся только завтра после полудня, и пошел спать. Кто знает, может, гестапо уже держит нить, ведущую к Шимеку? А в полдень посыпались вести. Немцы хватали людей внезапно, без шума, пока не дошла очередь до аковского поручника Рыся. Тот оказал сопротивление. Гранатами и пистолетом проложил себе дорогу. Говорят, что он убил несколько жандармов. В подвале гестапо беспрерывно ведутся допросы.
— Похоже на то, что в городе партийной организации у нас нет, — сказал Коза.
— А что с моими? — спросил наконец Коваль. Все время он надеялся, что Коза сам скажет об этом.
— Не знаю. Были у вас дома, но, кажется, никого не застали.
— А где же ребята?
— Не знаю, — повторил уязвленный Коза. Он считал, что секретарь чересчур заботится о собственной семье. Если даже гестапо взяло его сыновей, то не их первых, не их последних. Люди гибнут ежедневно… А Ковали разве лучше других? Коза сам нервничал, так как не было никаких вестей от жены и детей. Разведчики боялись подходить к его дому: он мог находиться под наблюдением.
Стефан схвачен. Это уже точно известно. Поэтому необходимо кого-нибудь ввести в комитет. Теперь они вынуждены начать нелегальную жизнь. Как? Этого пока Коваль не знал. Он думал, кого послать в округ. Сейчас самое время доложить о событиях. Нужно также приготовить явку, которую не знают Стефан и другие арестованные. Выяснить, кто из организации уцелел. Может, нужно взять их в лес. Необходимо подумать о семьях подпольщиков…
Через неделю связной от учителя сообщил о предстоящей встрече. На этот раз не у Шимека, а в Завротне у Лищевского.
— Чего они хотят? — удивился Коваль.
— Возьми с собой охрану, — посоветовал Коза.
— К черту! — отмахнулся Коваль. — Пойду один лесной тропинкой.
Завротня находилась у самого леса, а Лищевский жил на краю села, и из окон его дома хорошо просматривались окрестности. Учитель уже ждал, сосредоточенный, ушедший в себя. Встретив Коваля, увел его из хаты во двор. Сразу же спросил, что знает об арестах.
— Не очень много, — ответил Коваль, — только то, что схватили много наших.
— Да, но как это могло случиться?
— Видно, мы были неосторожны, и полиция напала на след. Некоторых она знала еще с довоенных времен.
— А вы слышали о поручнике Рысе?
— Да.
— А что вы знаете о своих сыновьях? — спросил внезапно учитель.
— Ничего. Может, вы что слышали?
— Да.
Матеуш был так взволнован, что не обратил внимания на странную интонацию собеседника.
— Расскажите, — попросил он учителя.
— Младший уцелел, скрывается. А старший…
— Говорите…
— Он не жил с вами?
— Нет… А что?
— Рысь обещал перестрелять все гнездо Лыховского за измену.
— Что вы говорите? — Матеушу показалось, что он ослышался.
— Я понимаю вас, — вздохнул учитель.
— Говорите все, ради бога!
Учитель тихим, спокойным голосом рассказал, что лавочник Лыховский вместе с живущей у него девицей Доротой и Юзефом Ковалем, ее любовником, подозреваются в предательстве.
— Не может быть! — воскликнул Коваль. — Рысь имеет доказательства?
— Есть серьезные улики.
— Только улики?
— А вы полагаете, — скривил губы учитель, — что они должны попросить в гестапо подтверждение?
— Но Юзеф… — Коваль замолчал. Что тут скажешь?
— Я долго думал, сказать ли вам. Ведь это сын…
— Не бойтесь, предостерегать Лыховского не буду.
— А я и не боюсь, — спокойно ответил учитель, — поэтому вам все и сказал.
— Если предал из-за этой девки, — голос Коваля сорвался, — пусть его черти в ад заберут! Лучше бы погиб тогда, в сентябре. Как человек, а не как паршивый пес…
На обратном пути он думал только о Юзефе. Вспоминал каждое его слово, каждый жест, выражение лица. Предатель… Покупал сладкую жизнь с бабой. Ну так пусть его покарают… Если бы можно было все повернуть назад… Он должен сказать об этом Козе. Должен сказать сам, ибо тот может узнать от других. Он, отец, обвиняет сына. Ему внезапно захотелось свернуть в лес и идти куда глаза глядят. Только бы не знать всего этого…
4
Сбор по тревоге был объявлен сразу же после шести часов. Выйдя из мастерской Бычевского, Метек сразу же наткнулся на связную Висю.
— Что за встреча! — широко улыбнулся он.
— Стража, — шепнула девушка пароль.
Метек не выдержал и спросил:
— Боевое задание? Скажи, Вися.
— Не знаю.
— Ну скажи, ты такая хорошая. Если бы ты знала, как я тебя люблю.
— Обманываешь. — В голосе Виси прозвучала нотка обиды. Не сказав больше ни слова, она махнула
