— А у вас разве нет там женщин?
— Есть.
— Вот видишь. А меня отговариваешь.
Он пожалел, что сказал ей о своей подпольной работе. Правда, он не мог бесконечно выдумывать предлоги для того, чтобы уходить из дома. Вот так в конце концов и сказал…
— Юзек! — воскликнула она тогда. — Ты настоящий мужчина.
Он рассказал Заглобе о желании Дороты участвовать в Сопротивлении. Позже узнал, что она стала связной при командовании.
А Войтушевский принес сенсационную новость: Рудольф сотрудничает с гестапо. Это совершенно точно… Коваль сначала даже не поверил, но Войтушевский убедил его в этом. Тогда Юзеф не выдержал и сказал обо всем Дороте: пусть будет осторожнее… Не признался только, откуда узнал. Девушка улыбнулась:
— Я знала об этом.
— Что ты говоришь?! А Лыховский?
— Тоже знает. Ведь мы должны знать, с кем имеем дело.
Тон, каким сказала это девушка, окончательно убедил его в том, что это правда.
— Я не могу тебе сейчас всего сказать, — голос Дороты порой снижался до шепота, — но верь мне, что не один человек будет благословлять Лыховского. Ты знаешь, что из гестапо обратного пути нет. Есть только один способ…
— Какой?
— Не догадываешься? Скажу только, что Лыховский с моей помощью ведет игру. Не для себя, для других.
— Я боюсь за тебя.
— Мой дорогой, бедный мальчик, — девушка слегка погладила его по волосам, — ничего со мной не случится. Только верь мне и люби.
— А командование?
— Будь спокоен, все в порядке.
Гестапо вызывает ужас. Оттуда дорога ведет только за еврейское кладбище или в концлагерь. Люди со страхом обходят этот дом. Но… Но немцев можно купить, стоит лишь только хорошо заплатить. Правда, нужно терпеливо «окручивать» каждого в отдельности, искать к нему окружные пути, узнавать, что он любит, на что пойдет…
Теперь он еще более нежно смотрел на Дороту, потому что знал: каждый прожитый день — это подарок капризной судьбы, нить существования может порваться если не сегодня, то завтра.
И борьба… В конце концов должны же они начать активно бороться против немцев! С некоторых пор, особенно с того времени, как отец стал часто пропадать, подпольные газеты все больше пишут о коммунистах. Правда, говорят, что присланные с востока агитаторы, используя всеобщую ненависть к смертельному врагу, провоцируют вооруженные столкновения, слишком рано поднимают людей на борьбу. А это уже не ошибка, а преступление. Коммунисты во имя минутного облегчения на восточном фронте, облегчения, впрочем, мнимого — так как что значат голые руки поляков против пулеметов немцев, — готовы погубить лучшую часть народа.
В глубине души он не мог согласиться с такими утверждениями. Ждать? Чего? Смерти? Немцы мордуют людей, а ведь им можно помешать. Даже их взвод в состоянии кое-что сделать. Например, устроить засаду на шоссе, взорвать автомашину с гитлеровцами, перерезать линию связи, поджечь склады, уничтожать шпионов и предателей или даже жандармов. Подхорунжий Заглоба говорит, что они еще не готовы. Неправда, ему хватит отделения хороших ребят. Он мысленно уже подобрал людей. Только бы получить приказ… Пусть Дорота ведет свою игру, женщине подходит такая роль, а он хочет воевать.
Кажется, происходила смена постов, так как Янек ходил между людьми, тормошил их, почти силой ставил на ноги. Люди кляли все на чем свет стоит, но потихоньку собирались и исчезали во мраке. Вскоре с разных сторон вернулось несколько человек. Они не стали искать удобных мест для ночлега, повалились прямо на голую землю и тотчас заснули.
Стало холодать… У Юзефа одеревенели ноги. Он медленно менял их положение, не желая беспокоить своего часового. Такому человеку может все померещиться. Возьмет да и пальнет.
Часовой свернул цигарку. Сверкнул огонек спички, и Юзеф почувствовал запах табачного дыма. Ему так нестерпимо захотелось курить, что он наконец решился попросить часового дать хотя бы разок затянуться.
— Молчи, — услышал в ответ.
— Ты чего так?
— Молчи. — Часовой зашевелился. Дуло винтовки взглянуло на Юзефа. И он сразу успокоился.
А те, возле огня, все сидят. Они тоже устали, но об отдыхе не думают. Может, его сейчас вызовут? Вызовут и прикажут говорить правду. А между тем эта правда становится все более трудной…
Воспоминания снова нахлынули на него. Однажды Дорота принесла домой газету. Это была пепеэровская газета. Ему понравилось, что авторы статей прямо и открыто говорят правду. Нужно бороться, нельзя позволить, чтобы польский народ вырезали, как стадо баранов. Гибнут тысячи лучших людей. Враг не знает пощады. Есть только один выход: убивать фашистов.
А каждый убитый солдат или жандарм — это конкретная помощь для борющейся коалиции. Каждая удавшаяся акция саботажа дезорганизует тыл врага. Гитлер не располагает неограниченными силами, в конце концов ему не хватит полиции и войск, чтобы поддерживать оккупационный режим в каждом районе, в каждом местечке и селе. И Юзеф читал, и ему казалось, что это были и его мысли.
— Откуда у тебя эта газета?
— Попала к нам сама не знаю откуда. Юзек, а в Мнихове есть коммунисты? Настоящие? А то я еще не видала коммунистов.
— Посмотри на меня.
— Шутишь. Ведь ты солдат Армии Крайовой.
Он заметил, что она была несколько удивлена.
— Но у меня брат коммунист, и я когда-то был сочувствующим.
— А отец тоже этим интересовался?
— Зачем тебе это знать? — Юзеф почувствовал неприятное покалывание в сердце. Почему она задает такие вопросы?
— Ты чудак, — рассмеялась Дорота. — Я спрашиваю просто из любопытства, а ты сразу же стал смотреть на меня волком.
— Ну что ты, дорогая, — он не любил у нее этой пренебрежительной гримасы, — можешь спрашивать.
— А ты не будешь злиться?
— Нет, конечно.
— Собственно, мне это совсем не нужно. Я спросила потому, что увидела эту газету. Никогда такой не видела.
Спрашивала она беззаботно, а между тем руки ее нервно теребили платье.
— А ты знаешь каких-нибудь коммунистов?
— Знал.
— Не понимаю.
— Их всех разбросала война. Многие ушли на восток, как, например, Антек.
— Ах да…
— Ну, правда, кое-кто еще остался. — Он вспомнил Кужидло и рассмеялся.
— Что это тебя так рассмешило?
— Да я знаю одного такого, Кужидло. Он говорит, что ждет мировую революцию.
— Только он?
— Нет, другие тоже. Но такие, как Домбек или Шевчик, думают иначе. Не так чудно, как Кужидло.
По странному стечению обстоятельств он помнит каждое сказанное тогда слово. Может, потому, что
