— Да, — Котов уверен.
Моторы дают максимальные обороты. И скорость тоже максимальная. Уже видны лица стреляющих с палубы, с надстроек. Задыхаются зенитки, выбрасывая навстречу торпедоносцу бесконечный град рвущихся снарядов.
Молния атаки.
Бомбы пошли вниз. Они ударяются об упругую воду и взлетают снова, неотвратимо приближаясь. Не может быть и речи о том, чтобы успеть сманеврировать. И отчаяние, когда гибель представляется неизбежной, выливается в яростный, конвульсивный огонь из орудий, пулеметов, автоматов и пистолетов.
Эти четыре секунды, как обоюдоострая бритва, опасны и для гвардейского экипажа.
Но вот Борзов взмывает над самыми мачтами, круто разворачивает самолет.
Взрыв потрясает воздух, второй, третий. Бомбы сделали свое дело.
Корабль уходит в пучину — с танками и орудиями, которые нетерпеливо ждали гитлеровцы в Либаве.
Несколько ялов мечутся под крыльями. Кто-то из гитлеровцев пытается вскарабкаться на них, по его бьют по рукам прикладом. Фашистский офицер на носу угрожает пистолетом каждому, кто плывет к ялу, в надежде спастись самому. Волчий закон фашизма.
Борзов обучил полк всем видам боевой деятельности на море. Передовая статья газеты Военно- Морского Флота 'Красный флот' осенью сорок четвертого призывала:
'В основу обучения и воспитания экипажей должен быть положен боевой опыт таких передовых офицеров торпедоносной авиации, как Борзов и Шаманов, Обухов и Францев, Пирогов и Шкаруба. Внимательное изучение их опыта позволит командирам частей и подразделений непрерывно растить новых мастеров торпедной атаки с воздуха, умеющих действовать и в одиночку и в составе самых различных тактических групп'.
На партийном активе дивизии, докладывая об итогах боевой работы, полковник Курочкин в числе лучших мастеров ударной авиации назвал Борзова и его боевых друзей Котова, Шаманова и Лорина, Шишкова и Иванова, Кузнецова и Бударагина, Гагиева и Демидова, Скрябина и Рензаева…
30 октября полк вел крейсерские полеты. Василий Кузнецов и Виктор Бударагин потопили транспорт водоизмещением в 5000 тонн. Снова добились успеха Гагиев и Демидов, уничтожившие средний транспорт. В опаснейшей переделке оказался экипаж Михаила Шишкова. Он выбрал для атаки головной-транспорт из шести, составлявших караван. Под огнем всех судов подошли на пятьсот метров к цели.
— Бросил! — доложил Иванов. Но торпеда не пошла. Риск атаки, пробоины в самолете — все напрасно! Противник безнаказанно уходил.
— Что будем делать? — спросил Николай.
— Давай еще раз зайдем, — предложил Шишков.
— Правильно, — в один голос сказали стрелок-радист Федоренко и стрелок сержант Китаев.
Фашисты были уверены, что торпедоносец не вернется. И вот торпедоносец снова на боевом курсе. Под огнем приближается к тому же транспорту. На этот раз торпеда пошла. У борта судна взметнулся столб воды, огня и дыма…
В праздничном настроении встречал полк 27-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции. Более двадцати гвардейцев были награждены орденом Красного Знамени, а троим — Михаилу Шишкову, Ивану Бабанову и Михаилу Лорину — 6 ноября 1944 года присвоено звание Героя Советского Союза.
Прекрасное время наступления
В двухэтажном красивом домике близ аэродрома светло и тепло. Потрескивают березовые поленья в печке. Из окна видны на летном поле ряды самолетов. В комнатe — Борзов, Котов, Иванов, Меркулов, Рензаев, Гагиев, Шишков, Демидов, Бударагин, Кузнецов, Скрябин, много и молодых летчиков, только что принявших гвардейскую клятву.
— Генералу Токареву в Крыму памятник решено поставить, — говорит Николай Разбежкин, — говорят, он в нашем полку летал?
— Эскадрильей в финскую командовал, — подтверждает Иван Иванович Борзов, — а позднее полком. На Черное море Героя Советского Союза Николая Александровича Токарева незадолго до Отечественной перевели. Там воевали и другие наши летчики — Герои Советского Союза Андрей Яковлевич Ефремов, Афанасий Иванович Фокин, Петр Ильич Хохлов. А на севере — генерал-майор авиации Герой Советского Союза Евгений Николаевич Преображенский. В приказах Верховного Главнокомандующего его не раз называли. Наш командир и в должности начальника штаба ВВС флота летает. Не только на торпедоносце, но и на истребителе… И третий наш командир — Николай Васильевич Челноков знаменит на всю страну, на штурмовиках сражается, дважды Герой. Начинали все в нашем полку, на Балтике. Балтика — словно пароль мужества и отваги…
Чувствовалось, любит Иван Иванович знаменитых однополчан, любит Балтику.
— Много было у нас, на Балтике, трудностей, — продолжал командир. Голод, холод, обстрелы… Столько бомбили врага на сухопутье, что и забывать стали, что мы морские летчики. Даже форму на какое- то время сменили. Теперь вот занялись тем, ради чего Родина создавала минно-торпедный полк. Прекрасное время!
Борзов поднялся, подошел к карте, заполнившей всю стену. И молодые летчики услышали рассказ об истории Первого гвардейского. Нет, не о первых бомбардировках Берлина в сорок первом году, не об ударах по Кенигсбергу, Штеттину и Тильзиту. Об этом знал в полку каждый летчик, штурман, стрелок, потому что с рассказа о рейдах Преображенского начиналась служба пополнения. Это был рассказ о море — о пионерах торпедного удара Плоткине, Гречишникове, Ефремове, Балебине, Пяткове, Бунимовиче, Советском. Для молодых эти имена история. А Борзов, Котов, Иванов с ними совершали самые трудные рейды в начале войны. Теперь заканчивается сорок четвертый год — год победоносного советского наступления в Прибалтике, который Иван Иванович Борзов назвал прекрасным временем.
О друзьях-товарищах, которых уже нет в полку, Борзов говорил потому, что они все — в его сердце. И еще потому, чтобы лучше видеть будущее.
Пять орденов Красного Знамени на кителе — награда за личную отвагу Борзова и за то, что он сумел сделать полк грозой для фашистского флота. Ученик Героев Советского Союза генералов Е. Н. Преображенского и Н. А. Токарева, он сам стал воспитателем сотен гвардейцев.
Рядом с Борзовым и под его командованием выросли замечательные бойцы, такие, как Котов, Пресняков, Иванов, Шаманов, Лорин, Шишков, Бабанов и многие другие.
Страна готовила трудовые подарки к 27-й годовщине Великого Октября. Очередным ударом по врагу решили отметить эту знаменательную дату гвардейцы. Застегнув кожаный реглан, Борзов вместе со штурманом направился на стоянку самолетов. На улице темно, хлещет дождь. В такую непогоду противник обязательно попытается провести конвой к Либаве в надежде, что балтийские торпедоносцы останутся на аэродроме. Борзова не смущает непогода. Утирая дождинки с лица, он как-то по-особому торжественно говорит Котову:
— Чувствую дыхание близкой победы.
Связь с самолетами поддерживает лучший радист Балтийской авиации Федор Росляков. Это он в сорок первом принял с борта самолета Преображенского радиограмму: 'Мое место — Берлин'. Теперь Федор работал с торпедоносцами-топмачтовиками. Докладывал штабу о победах и о радиограммах, звучавших как прощание: 'Моторы разбиты, падаем в море'. Еще одна обязанность Рослякова — записывать последние известия и другие важнейшие материалы.
Борзов привлекал однополчан цельным характером, отвагой и стойкостью. Смело и талантливо решал он тактические задачи. Был умелым воспитателем. Командир умел поднять боевой дух летчиков.
Вспоминаю такой случай. В районе Пиллау обнаружили сильно вооруженный и охраняемый 'фокке- вуль-фами' караван судов, груженных войсками и техникой. Наш разведчик был сбит, хотя фотографировал
