— Откуда эти гориллы? — спросил Марк.
— В таком месте никогда не знаешь, кто твои враги, — ответил Кобболд. — А рисковать глупо. Эти ребята — полицейские при исполнении служебных обязанностей. Скажи мне, где еще за небольшие деньги местный начальник полиции обеспечит тебе охрану?
— По-моему, здесь Сальваторе Спина, — вместо ответа сказал Марк. — А что он думает про будущее Кубы?
— Мы с Сальваторе не встречаемся. У нас с ним, мягко говоря, разные взгляды. Спина занимается наркотиками. Говорят, только за прошлый месяц он заработал пять миллионов долларов. Еще я слышал, что из них почти миллион достался здешнему президенту. Отсюда следует, что Спина поддерживает президента, а президент — Спину. Но как только к власти придет новое правительство, Спине придется убраться. А мы занимаемся законным бизнесом, поэтому нас не тронут. Спина дает президенту заработать на наркотиках, а мы делаем добровольные взносы в боевую копилку повстанцев. И почему бы нам этого не делать? Тут ошибки быть не может.
— Мне это представляется несколько рискованным.
— Еще неделю-две. А через месяц на главном месте в президентском дворце будет сидеть наш близкий друг.
Кобболд говорил, время от времени подкрепляя свою речь мягкими, пластичными движениями рук и выразительно поднимая брови, как некогда его отец-итальянец, а Марк обдумывал сложные технические проблемы его ликвидации. Телохранители, по-видимому, не дремали и были способны действовать решительно. Вошел еще один турист, менее пьяный на сей раз, но явно одурелый от Гаваны, как и большинство приезжих. Бессмысленно улыбаясь, он размахивал купленным в лавке сувениров чучелом крокодила. В надежде найти собеседников он направился было к ним, но телохранитель преградил ему путь. Куба — это страна, думал Марк, где техника обороны усовершенствована до такой степени, что способна противостоять любой опасности. В процентном отношении, как он выяснил, полицейских здесь было в шесть раз больше, чем в США. Он понимал, что ни один наемный убийца, сколько ему ни пообещай, не возьмется за это дело, ибо надежды уйти живым почти нет.
— Одного я не понимаю, — продолжал Кобболд, — при чем тут этот Брэдли? Помнишь, мы о нем говорили? Не могу отделаться от чувства, что он стоит за Спиной. Но почему? Мне донесли, что на прошлой неделе он был в Гаване. Что ты думаешь?
— Про Брэдли? Ровным счетом ничего.
— В нем есть что-то такое, от чего у меня холодеет под ложечкой, — признался Кобболд. — Между прочим, когда ты только приехал, у меня тоже возникло это чувство. Я не мог как следует понять, что ты делаешь в Штатах. Но с тех пор я разобрался в тебе и знаю, что ты парень стоящий. Я не очень люблю загадки. Ладно, забудем про наши неприятности. Долго ты здесь пробудешь?
— Постараюсь недолго, — ответил Марк. — Я должен посмотреть это здание, оценить его и могу отправляться.
— Чего спешить? Побудь здесь несколько дней. Я с удовольствием покажу тебе кое-что такое, что может заинтересовать мужчину вроде тебя и чего не видят туристы. В этом городе есть много достойного внимания. Вот, например, эта гостиница. Можешь ты назвать хоть одну первоклассную гостиницу, где, если спрашиваешь коридорного, нельзя ли найти женщину, тебе приводят десяток на выбор? Где еще встретишь такое? И предлагают не уличных проституток, а по-настоящему интересных женщин.
— Значит, тебе здесь нравится?
— Очень. Я бы рекомендовал это заведение всем, кто не против черных. Если надумаешь, попроси привести prieta. Так их здесь называют. Это более вежливо, чем «черномазая». — Он рассмеялся так, будто у него был набит рот. — Ночью, как говорится, все кошки серы, Должен же быть какой-то выход, думал Марк. Например, если у Кобболда есть машина, можно вызвать из Палермо того специалиста, который заминировал машину во дворе дома Ла Барбера на площади Караччоло.
— И чего здесь никогда не встретишь, — разглагольствовал Кобболд, — так это гусиной кожи. Кожа у них такая шелковистая, какая редко бывает у белых. Я лично не считаю, что от черных дурно пахнет, хотя я в этом отношении привередлив. Между прочим, извини за любопытство, что это за лучезарное создание было при тебе вчера? Это, конечно, не местное приобретение, а?
— Она из нашего города и решила поехать со мной. Хочешь познакомиться?
— Если у тебя нет на нее исключительных прав, — ответил Кобболд.
— Отнюдь нет. По-моему, ей больше хотелось посмотреть Гавану, чем провести время со мной.
— Превосходно. С моих позиций, разумеется, — добавил Кобболд. — Почему бы нам не поужинать сегодня втроем? Может, в «Эль Парадисо»? Он считается лучшим клубом в мире.
— Я спрошу ее.
— Думаешь, она согласится?
— А почему бы и нет? Я позвоню ей попозже и дам тебе знать.
— Отлично. Давай договоримся так: если ты мне не звонишь — значит, все в порядке и я жду вас в холле в восемь вечера.
Как только Кобболд слез с табурета, телохранители, отодвинув стулья, с двух сторон двинулись к нему.
— До скорого, — кивнул он и, повернувшись, исчез за дверью в сопровождении мулатов.
Пока, думал Марк, все идет по плану. Ему казалось невероятным, что этому человеку, по-своему проницательному, чуткому, умному и сильному, не передался по наследству инстинкт предков, предупреждавший о приближении смерти.
Неподалеку от берега, где можно было любоваться заливом, но тем не менее на некотором расстоянии, чтобы не ощущать запаха испражнений, когда ветер дует с пляжа, стоял «Эль Парадисо», считавшийся самым шикарным ночным клубом в мире. Обычно потолок в огромном круглом здании, увенчанном диадемой из огней, заменяло открытое небо, во с помощью знаменитого механизма, приводимого в движение одним поворотом рубильника, двадцать две тысячи квадратных футов крыши бесшумно вставали на место, и на смену затуманенным дождем настоящим звездам являлся небосвод с тысячью еще более ярких искусственных звезд, которые, совсем как настоящие, мигали в голубоватых розетках из анодированного алюминия.
Их провели к угловому столику, который Кобболд заказал заранее. Он устроился так, чтобы видеть все происходящее, а тот, кто пожелал бы с ним поговорить, должен был сначала пройти мимо облаченных в темно-синие шелковистые костюмы телохранителей, которые, задумчиво потягивая коктейли, сидели за соседним столиком.
Присутствие Линды вызвало разительную перемену в манерах и даже во внешности Кобболда. Утром в «Севилье» он показался Марку каким-то вульгарным, сейчас же держался с большим достоинством. Вся чарующая фальшь столицы Кубы сосредоточилась здесь, чтобы создать вокруг них атмосферу романтики. С бутафорских тропических деревьев, к ветвям которых были прикреплены настоящие орхидеи, свисали пластмассовые лианы, а хитроумно запрятанные лампы заливали зал лунным светом. В «Эль Парадисо» все было отменным. Еда была отличной, обслуживание быстрым, а шампанское неразбавленным. Два джаз- оркестра попеременно играли то рок-н-ролл, то, оглушая присутствующих грохотом ударных инструментов, ритмы, завезенные из африканских джунглей.
С Линдой Кобболд был обворожителен — весь внимание и уважение. Чувствовалось, что ей он нравится, а он и не скрывал своего увлечения. В «Эль Парадисо» она казалась настоящей красавицей: великолепные волосы, отливающие серебром в искусственном лунном свете, по-детски наивное выражение лица; глаза, в которых не было и тени раздумья; и безупречная кожа, не испорченная ни единой складочкой или морщинкой.
Чувствуя себя в безопасности в своем углу, Кобболд объяснил, что подвернул ногу и поэтому не может танцевать. Марк и Линда вышли на середину зала.
— Ну, что скажешь? — спросил Марк.
— Совсем недурно, — отозвалась она. — Лучше, чем я ожидала.
— Эндрю — парень что надо. Я говорил, что он тебе понравится.
— А что будет дальше?
— Мне кажется, ты ему тоже нравишься. Так что предоставим действовать природе. У меня как раз
