структурировать свои мысли, чтобы взвесить возможные альтернативы. Но закрывать глаза было ошибкой. После пятничного ужина он видел перед собой только Эрику.
Он заставил себя открыть глаза и попробовал сконцентрироваться, глядя на бетонные стены удручающего зеленого цвета. Здание полиции представляло собой типичное государственное учреждение семидесятых годов, судя по неизбывной любви его создателей к четырехгранности, бетону и грязно-зеленым цветам. Патрик, желая немного оживить свой кабинет, поставил на окно пару горшков с цветами и повесил на стены несколько постеров. Раньше на его письменном столе стояла их с Карин свадебная фотография. И хотя он много раз прибирал стол и несчетное число раз вытирал пыль, ему казалось, что он по-прежнему видит след на том месте, где она стояла. Он передвинул туда подставку для ручек и поспешил вернуться к своим мыслям: что делать дальше, принимая во внимание материал, лежащий сейчас перед ним.
На самом деле выбор был невелик, Патрик мог пойти двумя путями. Первый: он будет разбираться в деле один и по собственной инициативе, то есть ему придется заниматься этим во внерабочее время, потому что Мелльберг старался загружать Патрика так, что он целыми днями носился, как загнанная крыса. Конечно, в рабочее время он ни за что бы не успел прочитать статьи, но он сделал это не только из интереса и, как он считал, для пользы дела, — это стало еще и своего рода проявлением мятежного духа. И ему придется заплатить за это, продолжая работать оставшуюся часть вечера. Но меньше всего ему хотелось тратить немногое имеющееся у него свободное время на выполнение работы Мелльберга. Так что стоило все же попробовать и вариант номер два.
Если пойти к Мелльбергу и изложить дело под правильным углом, то он, возможно, даст разрешение вести расследование в нужном направлении в рабочее время. Самой слабой стороной Мелльберга было его тщеславие, и если достаточно грамотно сыграть на этом, то можно получить одобрение начальника. Патрик знал, что комиссар считал дело Александры Вийкнер верным билетом обратно в Гётеборг. Разумеется, до Патрика доходили многочисленные слухи насчет того, что все мосты за спиной Мелльберга сожжены, так что, возможно, он мог использовать это в своих интересах. Если найти какую-нибудь связь между делом Александры Вийкнер и семьей Лоренс, к примеру сказать о появившейся у него наводке насчет того, что Ян был отцом ребенка, то вполне возможно заполучить Мелльберга на свою сторону. Конечно, это не совсем этично, но Патрик чувствовал, у него буквально свербело внутри, что дальше в перспективе он обязательно найдет здесь связь со смертью Александры.
Одним энергичным движением он снял ногу со стола, одновременно откидываясь на стуле так, что тот покатился назад вместе с Патриком и стукнулся о стену. Патрик собрал бумаги и пошел в другой конец коридора, больше похожего на бункер. Чтобы не успеть пожалеть о своем решении, Патрик энергично постучал в дверь Мелльберга и услышал: «Войдите».
Как всегда, он удивился, как человек, совершенно ничего не делая, умудряется собрать у себя такую кучу бумаг. Кабинет Мелльберга утопал в бумагах: на окне, на всех стульях и в первую очередь на письменном столе — всюду лежали кучки и стопки, собирая пыль. Полка позади комиссара прогнулась под тяжестью папок-скоросшивателей, и Патрик задал себе вопрос: когда документы в этих скоросшивателях последний раз видели дневной свет? Мелльберг говорил по телефону, но помахал рукой, показывая, что Патрик может войти. Патрик изумился: что происходит? Мелльберг сиял, как звезда на рождественской елке, и с его лица не сходила улыбка. «Хорошо хоть у него уши на месте, — подумал Патрик, — иначе эта улыбочка доехала бы до затылка».
Мелльберг говорил по телефону односложно:
— Да. Конечно. Ничего подобного. Само собой разумеется. Вы сделали совершенно правильно. Нет. Да, большое спасибо, госпожа, я обещаю, мы обязательно учтем ваши показания. — С видом триумфатора он хлопнул телефонную трубку на место, заставив Патрика высоко подпрыгнуть на стуле. — Итак, лед тронулся.
Со счастливым оскалом Мелльберг смахивал на жизнерадостного Санта-Клауса. Патрик поймал себя на мысли, что в первый раз видит зубы Мелльберга. Они неожиданно оказались белыми и ровными, немножко слишком белыми и немножко слишком ровными для того, чтобы быть своими.
Мелльберг выжидательно смотрел на Патрика, и Патрик понял, что ему следует спросить шефа, что же произошло. Патрик так и сделал, но такого ответа он не ожидал.
— Он у меня в руках. Я поймал убийцу Александры Вийкнер.
Мелльберг был настолько доволен собой, что от возбуждения не заметил, как его волосяная конструкция съехала к одному уху. И в очередной раз Патрику пришлось приложить массу усилий, чтобы его не передернуло от омерзения. Патрик решил проигнорировать тот факт, что комиссар употребил местоимение «я», безусловно не желая ни в малейшей степени делить лавры со своими сотрудниками. Патрик наклонился вперед, положив локти на колени, и заинтересованно спросил:
— Что ты имеешь в виду? У нас прорыв в деле? С кем ты разговаривал?
Мелльберг поднял руку, пресекая дальнейшие вопросы, откинулся на стуле и сложил руки на пузе. Эту карамельку он собирался обсасывать так долго, как только возможно.
— Ну, как тебе сказать, Патрик. Если бы ты крутился в нашем деле столько, сколько я, то знал бы, что раскрытие дела — это не то, что получается само по себе, а то, что предчувствуешь заранее. Благодаря сочетанию моего богатого опыта и компетентности и в результате ежедневной упорной работы, усилий, которые я приложил в ходе расследования, — да. Некая Дагмар Петрен сейчас позвонила мне и рассказала о своих весьма интересных наблюдениях насчет того, что происходило до обнаружения тела. Да, я даже могу позволить себе сказать — исключительно важных наблюдениях, которые в дальнейшем приведут к успешной поимке убийцы.
От нетерпения у Патрика защекотало в носу, но он на собственном опыте знал, что ему остается только ждать, пока Мелльберг начнет. А, как говорится, пудель враз блох не выкусит. Патрик только искренне надеялся, что не уйдет на пенсию, прежде чем Мелльберг разродится.
— Вот, помню, осенью тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года было у нас в Гётеборге одно дело…
Патрик обреченно вздохнул про себя и приготовился выслушивать долгий рассказ.
Она нашла Дана там, где и ожидала его найти. Легко, словно они были сделаны из ваты, он перетаскивал на лодку снасти — большие толстые мотки троса, мешки и здоровенные кранцы. Эрике нравилось смотреть, как он работает. В свитере домашней вязки, в вязаной шапке и варежках, с вырывающимся изо рта при каждом вздохе паром, он казался неотъемлемой частью окружающей природы. Солнце сияло в чистом, без единого облачка, небе, и снег, лежащий на палубе, блестел в его лучах. Тишина стояла оглушающая. Дан работал эффективно и целеустремленно. Эрика видела, что он наслаждается каждой минутой. Он был на своем месте. Катер, море, острова на горизонте. Эрика знала, что он уже видит, как лед начинает раскалываться и как «Вероника» на полной скорости выходит в открытое море, устремившись к горизонту. Зима была одним сплошным долгим ожиданием, и Дан всегда с трудом переносил вынужденное сидение на берегу. Если лето выдавалось хорошим, то в прежние времена засаливали достаточно селедки, чтобы пережить зиму, а если нет, то приходилось искать пропитание как-нибудь еще. Как и многие другие прибрежные рыбаки, которые не выходят далеко в море, Дан не мог жить только промыслом, поэтому он по вечерам еще работал вторым учителем шведского на курсах в Танумсхеде два дня в неделю. Эрика знала, что из него вышел неплохой учитель, но его сердце было здесь, а никак не в классной комнате.
Дан был полностью поглощен работой на лодке, поэтому Эрике удалось подойти почти вплотную, прежде чем он заметил ее на причале. Эрика не смогла удержаться от того, чтобы не сравнить Дана и Патрика. Внешне они казались совершенно разными. Волосы Дана были такими светлыми, что летом, выгорая, становились практически белыми; у Патрика волосы были темные, одного цвета с глазами. Дан был мускулистый, а Патрик скорее жилистый. И при всем этом они вполне могли быть братьями — оба спокойные, мягкие, с врожденным чувством юмора, который проявлялся при подходящем случае. Вообще-то Эрика никогда раньше не думала о том, насколько они похожи в человеческом плане. Но, как ни посмотри, это ее скорее радовало. После Дана отношения с мужчинами у нее как-то не очень складывались. Все эти годы она пыталась найти, и иногда ей даже казалось, что нашла, человека совершенно другого склада — инфантильного, как говорила Анна.
— Ты связываешься с мальчишками, вместо того чтобы найти взрослого мужчину, поэтому
