ему так никогда и не удастся ей угодить?
— Наверное, мне надо было поговорить с тобой, прежде чем давать ему ответ. Но разве от этого что-то изменилось бы?
Александр лихорадочно соображал. Изменилось бы? Ничего себе вопрос! Да он сотрудничает с человеком, против которого собирается бороться его мать, и лично заинтересован в том, чтобы этот билль прошел в Остине. Тогда он получит землю Морин и продаст ее мафии. Надо во что бы то ни стало убедить Барбару, чтобы она отказалась помогать Брендону.
— Конечно, изменилось бы. С чего ты взяла, что Брендону можно доверять? Ты поверила ему на слово, отбросив всякую предосторожность А если он все это сочинил? Где доказательства?
— У него их нет.
— Невероятно!
— Прости, что я тебя обидела…
— Ты извиняешься? — Александр не верил своим ушам.
Еще не было такого случая, чтобы его мать перед ним извинялась. Черт возьми, что же случилось в этом кабинете, когда Брендон приезжал к Барбаре?
— Это ошибка, мама, помяни мое слово. Еще есть время.
Отмени этот митинг.
— Нет, я уже решила.
— Добром это не кончится! Еще никогда Котреллы не были заодно с Уильямсами.
— Что ж, наверное, пора менять эту традицию, — задумчиво проговорила она.
Александр был совершенно сбит с толку.
Алекс знал, что до конца своих дней будет вспоминать этот разговор и пытаться его осмыслить. Он никак не мог взять в толк, что же все-таки происходит, но одно знал наверняка: Брендон дважды уложил его на лопатки. Один раз — с Морин, второй раз — с Барбарой.
Но он не из тех, кто легко сдается!
Барбара закончила свою речь, призывавшую друзей и соседей присоединиться к ней с Брендоном и выступить против билля об игорном бизнесе. Раздались аплодисменты. Но когда на сцену вышел Брендон и начал свою еще более пламенную речь, толпа впала в неистовство.
Морин светилась от гордости, почти физически ощущая исходящую от него энергию. Она всегда считала, что Брендон борется за правое дело, и сейчас, оглядывая лица стоявших вокруг людей, понимала, что он победит. В его лице, голосе и словах чувствовалась неподдельная искренность. Он желал Техасу добра — это было очевидно. Брендон говорил без бумажки. Его речь шла из самого сердца. «Как бы здорово он смотрелся на телеэкране!» — подумала девушка и пожалела, что не захватила с собой видеокамеру и не сняла его на пленку для себя.
Когда речь закончилась, все бросились к Брендону, чтобы поговорить с ним, пожать ему руку. Морин очень хотела подойти, обнять его, впитать в себя его энергию. Но она стояла в сторонке, уступая место тем, кто будет финансировать его кампанию, и тем, кто поместит в свои журналы и газеты статьи в его поддержку.
Шарлин первая отыскала Морин в толпе.
— Он бесподобен, Морин! И он прав. Если мы все объединимся, то поборем мафию.
— Я тоже так думаю.
— Завтра утром я пойду к своему экстрасенсу. Почему бы тебе не пойти со мной? Мы узнаем по картам, победит ли Брендон.
Морин глубоко вздохнула:
— Прекрати, Шарлин. С тех пор как разразился нефтяной кризис, ты зачастила к своей гадалке. Мне не нужно ходить к экстрасенсам. Я и так знаю, что Брендон прав.
— Но лучше убедиться наверняка.
— Иногда не стоит этого делать.
— Почему, Морин? — Шарлин прищурила глаза. — Ты что, боишься услышать про себя и Брендона? Ты его боишься? Или себя?
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что тебе стоит почаще прислушиваться к своему сердцу. Ведь ты любишь его.
— Сейчас не время влюбляться. Мне надо думать о ранчо…
— Боже мой! И ты говоришь такое? А я-то думала, что ты умная девушка. Если ты видишь лишь то, что говорит тебе твой разум, то жизнь твоя очень бедна. Только сердце делает нас счастливыми, Мо. Сердце, а не разум.
— Если твое сердце — такой хороший жизненный проводник, почему же ты, чуть что, сразу бежишь к гадалке?
Чего тебе не хватает, Шарлин?
Морин увидела слезы, блеснувшие в темных глазах подруги, и поняла, что была слишком резка с ней. Но ей не нравилось, что Шарлин разбирает ее по частям, точно она картинка-головоломка.
Все еще борясь со слезами, Шарлин сказала:
— Я только хотела тебе помочь. — Развернувшись, она зашагала к дому.
— А я хотела помочь тебе, — печально пробормотала Морин, глядя ей вслед.
Войдя в дом, Шарлин прямиком направилась к парадной двери и сказала слуге, чтобы он позвал ее шофера.
Как только машина тронулась, она откинула голову на спинку сиденья. Ей хотелось лишь одного — поскорее вернуться домой, в свое убежище, и рассказать Чарльзу про сегодняшний день. Он знает, что сказать, как ее утешить. Он подскажет, как наставить Морин на путь истинный. А утром она, как и собиралась, пойдет к своему экстрасенсу. Почему бы и нет? Но, посмотрев из окна машины на ослепительно голубое небо, Шарлин вдруг засомневалась.
Может быть, Морин права, и она действительно слишком уж полагается на своего экстрасенса? Что же получается: она слушает не свое сердце, не свой разум, а какого-то постороннего человека?
Она спросит у Чарльза, что ей делать. Он должен знать.
Раньше он всегда давал ей хорошие советы, почему бы не довериться ему и на этот раз? Ведь ничего не изменилось…
Или все-таки изменилось?
К полуночи большинство гостей разошлись. Те, кто не обещал Брендону деньги и услуги, обещали их Барбаре. На политическую кампанию набралось полмиллиона долларов.
В годы подъема эта сумма показалась бы смешной, но во время кризиса даже такие деньги были манной небесной.
Гости тянулись к выходу, уверяя Брендона в своей поддержке. Барбара, широко улыбаясь, благодарила каждого в отдельности. Она знала, что техасцы еще долго будут говорить об этом вечере.
Морин и Линн сидели за столиком у бассейна. Человек пятьдесят шестьдесят еще не хотели уходить, в их числе и Берт Бин.
— Ты знаешь, Берт не верит во, все это, — сказала Линн.
— Я так и думала.
— Он считает, что билль об игорном бизнесе поднимет штат на ноги.
— А ты сама как считаешь?
— Я считаю, что мне нужно разводиться.
Морин удивилась лишь тому, что Линн наконец-то сказала о своих намерениях вслух.
— Ты уверена?
— Как никогда. Но мне нужно сделать это правильно. Я не хочу, чтобы мои дети как-то пострадали.
— Я понимаю.
— Мне нужна твоя помощь.