И настал день, когда он был вызван на «дружескую беседу» с офицером КГБ. Это была обычная, рядовая встреча, в ходе которой «гэбист» напоминал своему собеседнику о том, что тот все-таки был выращен и вскормлен социалистическим отечеством, воспитывался в советской школе и потому просто не хочется верить, что такой симпатичный молодой человек окончательно отравлен ядом сионизма. Дальше следовало предложение «по-дружески» сообщать ему время от времени, кто из его сослуживцев-евреев ведет «антисоветские разговоры», а в обмен предлагались различные послабления по службе и «доброе отношение» офицеров.
Шабтай Калманович был одним из немногих солдат-евреев, кто такое предложение принял.
С того дня он стал регулярно встречаться со своим армейским «покровителем» и выполнять те или иные его поручения, то есть, попросту говоря, строчить доносы на своих товарищей, время от времени провоцируя их на откровенность.
В сущности, с данного момента он уже оказался «на крючке» у КГБ, а эта организация никогда ничего не забывала и никогда не отпускала пойманную ею «рыбку», если существовала самая небольшая вероятность того, что «рыбка» может пригодиться ей в будущем. Таким образом, судьба полкового стукача Шабтая Калмановича была предрешена.
Как рассказывает сам Шабтай Калманович в ряде интервью, данных им в разные годы российским и израильским журналистам, в 1970 году его вызвали в КГБ и заявили, что его семья может получить разрешение на выезд в Израиль, если он согласится после приезда в эту страну продолжить сотрудничество с советской внешней разведкой. Если же он не примет предложения, то с надеждами на выезд придется проститься не только ему, но и его сестре и родителям.– К тому же мы не собираемся, Боже упаси, просить вас совершать какие-либо диверсии или вредить вашей исторической родине, – добавил вербовавший его офицер. – Нет, нам лишь хочется, чтобы ваш Израиль как можно меньше вредил СССР, и потому нам бы хотелось, чтобы вы поставляли информацию исключительно о деятельности антисоветских организаций, действующих на территории Израиля. А возможно, мы не потребуем от вас и этого – все зависит от обстоятельств. Нам лишь важно знать, что в случае необходимости наши люди смогут к вам обратиться и получить необходимую им помощь…
Калманович – опять-таки по его словам – вспомнил о родителях, подумал о том, каким ударом станет для них окончательный отказ в праве на репатриацию, и… согласился.
И не просто согласился, а почти год провел в школе КГБ в Москве, где его учили всему, что должен знать и уметь разведчик. Причем учеником он, судя по всему, был очень и очень неплохим.
В декабре 1971 года семья Калмановичей сошла с трапа самолета в аэропорту Бен-Гурион, чтобы начать новую жизнь на столь вожделенной Земле обетованной. Разумеется, как и всех других новых репатриантов, Шабтая Калмановича пригласили в комнату офицера ШАБАКа, чтобы выяснить, не пытались ли его перед выездом завербовать советские спецслужбы и не известны ли ему некие военные тайны СССР, которые могли бы заинтересовать израильскую разведку. Но после десятиминутного формального разговора Шабтай Калманович вышел из этой комнаты. Никаких подозрений он не вызвал, да и сам факт, что его семья 12 лет находилась в «отказе», побуждал сотрудников относиться к 24-летнему новому репатрианту с симпатией.
Этот ореол «отказника» вкупе с данным ему от природы умением очаровывать людей и входить к ним в доверие помог Шабтаю Калмановичу быстро обжиться и преуспеть на новой родине. Сразу после окончания курсов по изучению иврита он был принят на работу в действовавший при канцелярии премьер-министра Центр пропаганды, где ему было поручено вести разъяснительную работу и оказывать помощь новым репатриантам из СССР. На молодого, симпатичного сотрудника Центра даже обратила внимание премьер- министр Голда Меир, всегда испытывавшая определенную слабость к молодым мужчинам. Трудно сказать, сыграло ли это какую-то роль в дальнейшей карьере Калмановича, но очень скоро в связи со своими большими успехами в качестве служащего Центра он был переведен на более ответственную должность – главы Объединения новых репатриантов, действующего под эгидой правящей партии «Авода».
В задачу Калмановича входили привлечение репатриантов из СССР в ряды партии, организация для новоприбывших различных мероприятий с участием лидеров «Аводы» и т. д. Эта должность, по сути дела, уже сама по себе открывала перед Калмановичем двери в высшие эшелоны израильской политики. А если учесть, что его непосредственная начальница Матильда Газ, разменявшая к тому времени шестой десяток, просто души в нем не чаяла, то неудивительно, что Калмановича стали считать «своим» человеком и в ЦК партии, и в коридорах Кнессета. Вскоре Матильда познакомила Шабтая с тогдашним главой идеологического отдела партии «Авода» Бени Маршаком, а тот, также проникшись симпатией к новому знакомому, свел его с министрами Игалем Алоном и Исраэлем Галили. Поистине о такой карьере новый репатриант, находившийся всего несколько лет в стране, мог только мечтать.
Нужно заметить, что в этот период на прыткого молодого человека, рвущегося в коридоры власти, впервые обратили внимание сотрудники ШАБАКа. Им как раз стремительная карьера Калмановича не понравилась: они прекрасно знали, что в качестве первой цели, которую ставит КГБ перед своими агентами, является именно проникновение во властные эшелоны. А потому ШАБАК предупредил Газ и Маршака, чтобы те не очень спешили с приближением к себе Калмановича, так как он вполне может оказаться советским шпионом. Но Матильда и Бени только отмахнулись от особистов, как от назойливых мух.
Между тем приличная, но все же довольно скромная зарплата партийного функционера отнюдь не удовлетворяла самолюбие и жизненные запросы Шабтая Калмановича, и он стал все чаще задумываться над тем, как ему расширить свои финансовые возможности…
Обдумывая, как заработать в течение короткого времени крупную сумму денег, Калманович решил, что ему необходимо заручиться полезными связями не только среди политической, но и среди деловой элиты Израиля. С этой целью он стал назначать все, даже самые незначительные свои встречи в тель-авивской гостинице «Дан» – излюбленном в тот период месте встречи израильских бизнесменов. Часами он просиживал в лобби-баре гостиницы за чашкой кофе, добиваясь того, чтобы окружающие привыкли к нему и стали принимать за ее завсегдатая. Попутно у него возникали различные знакомства, которые, вне сомнения, очень пригодились ему в будущем.
Тогда же, в первой половине 70-х годов, Калманович решил попробовать себя в качестве продюсера. Должность главы Объединения новых репатриантов из СССР позволяла ему свести близкое знакомство со многими артистами, певцами и художниками, репатриировавшимися в Израиль и прозябавшими не у дел. Калманович взялся организовывать их гастроли и выставки в Израиле и за рубежом, беря за это свой продюсерский процент. Попросту говоря, он беззастенчиво пользовался их бедственным положением и обирал своих подопечных. Кроме того, Шабтай Калманович стал первым, кто после разрыва дипотношений между Израилем и СССР начал обходными путями организовывать гастроли известных советских артистов в Израиле. Когда об этом его бизнесе стало известно в партии «Авода», Калмановичу было заявлено, что он должен уволиться с поста главы Объединения новых репатриантов из СССР. Напрасно Шабтай пытался убедить начальство, что вся его деятельность по организации гастролей и выставок новых репатриантов прекрасно вписывается в деятельность Объединения.
– Ты, конечно, душка, но оставить тебя на этой должности я не могу – иначе грянет грандиозный скандал! – объяснила ему Матильда Газ.
Впрочем, похоже, Шабтай Калманович не очень сильно переживал отставку. В 1975 год он наконец женился. Его жена – Таня Ярославская – работала врачом-гинекологом в той же больнице «Ихилов», что и его отец. Она была старше Шабтая на семь лет, успела уже не раз побывать замужем, но, как казалось какое-то время, они идеально подходили друг другу. Спустя год у Калмановичей родилась дочь Лиат. Вместе с женой Шабтай Калманович создал фирму по продаже «натуральной косметики», и этот бизнес принес им первые, весьма солидные деньги – Калманович смог переехать на роскошную виллу в престижном тель- авивском квартале Офека и позволить себе наконец вести тот образ жизни, о котором он так долго мечтал.Но его подлинный звездный час пробил в 1977 году, когда Шабтай Калманович стал одним из самых близких друзей бизнесмена Шмуэля Флатто-Шарона.
Репатриировавшийся из Франции после целого ряда громких финансовых афер Шмуэль Флатто-Шарон жил в постоянном страхе перед тем, что Израиль удовлетворит требование Франции о его выдаче, и, чтобы избежать такого развития событий, решил прорваться в Кнессет и получить парламентскую неприкосновенность. Шабтай Калманович стал одним из главных двигателей предвыборной компании Флатто-Шарона, а когда желанная цель в виде депутатского кресла была бизнесменом достигнута, начал
