преподносить сюрпризы, умел достигать того, чего, по мнению других, был недостоин.
В конце концов Шимон Левинзон, похоже, и сам уверился в некой своей тайной избранности…
После автокатастрофы Шимон Левинзон попытался было вернуться к гражданской карьере и благодаря все тем же обширным семейным связям был назначен заместителем директора Государственной компании по выпуску памятных монет и медалей. Однако вскоре со скандалом уволился из компании: опять-таки, по его словам, потому, что не пожелал закрывать глаза на процветавшую в ней коррупцию. Затем Левинзон попытался устроиться на работу в ШАБАК, но и здесь оказался не ко двору. И в 1963 году Левинзон возвращается «на круги своя» – в армию, на должность начальника группы, обеспечивающей доставку очередной смены израильских полицейских на гору Скопус. Напомню, что территория этой горы, по условиям Соглашения о прекращении огня 1949 года, находилась под израильским контролем, в то время как все прилегающие к ней кварталы Иерусалима оставались под властью Иордании. И Левинзон не просто хорошо справлялся с новой должностью, но и выполнял связанные с ней разного рода деликатные поручения – например, переправил на гору Скопус партию оружия, что было строжайше запрещено Соглашением о прекращении огня.В 1967 году уже в чине майора Шимон Левинзон был назначен помощником офицера по связям с ООН в Иерусалиме, и на этом посту ему часто приходилось общаться как с представителями международных подразделений ООН, так с иорданскими офицерами, и со всеми он удивительно ладил. Волею судьбы именно майор Шимон Левинзон оказался тем самым человеком, который передал 5 июня 1967 года королю Иордании Хусейну «пожелание» израильского правительства не вмешиваться в войну Израиля с Египтом и Сирией, если та все-таки начнется. Как известно, Хусейн решил данным пожеланием пренебречь и в результате потерял Восточный Иерусалим и значительную часть территории своей страны.
О том, на каком уровне находились отношения Шимона Левинзона с иорданскими офицерами, свидетельствует знаменитая история со сдачей в плен приближенного короля Хусейна иорданского генерала Дауди Эль-Аббаси. В дни Шестидневной войны Эль-Аббаси заявил о том, что сдается в плен, и договорился с израильтянами о том месте, куда он должен был прибыть для этой сдачи. Однако в назначенный час в назначенном месте генерал Эль-Аббаси сдаваться в плен отказался. Когда стали выяснять, в чем дело, оказалось, что Эль-Аббаси был готов отдать свое оружие только лично в руки «кэптэну Левинзону».
По окончании Шестидневной войны Левинзон снова – в который раз! – уходит из армии и направляется в качестве военного советника в охваченную тогда пламенем войны Эритрею. Там, в Эритрее, он прожил вместе с женой несколько лет, и там же родились трое из четверых его детей…
В Израиль Левинзон вернулся только в 1971 году и в поисках нового места работы обратился к тогдашнему министру обороны Моше Даяну. Даян помнил, как хорошо Левинзон справлялся с задачей наведения контактов с иорданскими офицерами, и назначил его офицером по связям с командованием международных миротворческих подразделений ООН на Ближнем Востоке. В сущности, на тот момент такие подразделения базировались только на израильско-ливанской границе, и именно там Левинзону и предстояло проводить большую часть времени. Подписав указ о назначении Левинзона офицером по связям и о присвоении ему звания подполковника, Моше Даян обратился к нему с «личной просьбой»: «приглядывать» за командующим Северным округом Рафаэлем Эйтаном (Рафулем)[39] и раз в неделю присылать ему подробный отчет обо всем, что происходит на северной границе.
Таким образом, каждую неделю на стол Моше Даяна в числе прочих документов ложились два отчета с севера: один – официальный, от Рафуля, а второй – неофициальный, от Левинзона.
Разумеется, Рафулю очень скоро стало известно, что Левинзон контролирует его действия и «стучит» на него министру обороны, и этого он подполковнику-выскочке не простил.
Тем временем началась и закончилась Война Судного дня, воинский контингент ООН был усилен, начавшиеся переговоры с Египтом требовали установления постоянного контакта между израильской и египетской армиями, а кроме того, нужно было как-то заново договариваться с Иорданией. И Левинзон был объявлен старшим офицером по связям не только с воинским контингентом ООН, но и со всеми иностранными армиями вообще, получив при этом очередное звание полковника.
На новом месте Левинзон чувствовал себя как рыба в воде.
Он быстро передружился со всеми высокопоставленными офицерами миротворческих сил ООН, а также с офицерами генштабов египетской и иорданской армий. Командование ЮНИФИЛа то и дело расточало Левинзону комплименты, утверждая, что ему нет равного в умении соблюсти интересы обеих сторон, смести все камни преткновения, обойти острые углы и достичь искомого компромисса. Вместе с тем в Генштабе ЦАХАЛа многие ворчали на то, что Левинзон излишне сближается с представителями, по сути дела, недружественных Израилю сил и нередко решает спорные ситуации, поступаясь интересами своей страны. «Иногда совершенно непонятно, является ли он представителем интересов ЦАХАЛа в ООН или представителем интересов ООН в ЦАХАЛе!» – как-то язвительно заметил в адрес Левинзона один из израильских генералов.
В 1978 году начальником Генштаба израильской армии стал Рафуль, и это – учитывая его отношение к Шимону Левинзону – означало завершение армейской карьеры последнего.
– Я не желаю больше видеть в армии твою профессорскую физиономию! – со свойственной ему прямотой сказал Рафаэль Эйтан Левинзону.
Бедный Рафуль! Если бы он знал, что у Левинзона, и в самом деле обладавшего внешностью профессора, не было не только университетского, но и законченного среднего образования!
Обдумывая, как ему жить дальше, Левинзон вспомнил о своих друзьях из ООН и обратился к ним за помощью. И помощь пришла: Шимону Левинзону предложили стать одним из руководителей Фонда ООН по борьбе с наркоторговлей в Юго-Восточной Азии. Правление Фонда располагалось в Бангкоке, и условия работы, которые предложили Левинзону, были просто сказочными: огромная квартира в лучшем квартале города, арендованная за счет ООН, зарплата в 60 тысяч долларов в год, плюс персональный автомобиль, плюс оплата всех расходов на поездки, обеды в ресторанах и т. д.
А поездить Левинзону пришлось много – основной задачей Фонда была борьба с выращиванием и переработкой мака в опиум и героин в печально знаменитом «Золотом треугольнике». По всей видимости, особых успехов на новом поприще Шимон Левинзон не добился, так как спустя три года, в 1980 году, ООН решила контракта с ним не возобновлять, мотивируя это его безынициативностью. Сам Левинзон свою отставку объяснял тем, что вскрыл факты коррупции и разбазаривания денег в структурах ООН.
Как бы то ни было, в 1983 году Шимон Левинзон вновь оказался на перепутье.
Он отправил жену с детьми в Израиль, приобрел там роскошный дом в расположенном неподалеку от Иерусалима престижном поселке Мевасерет-Цион, а сам вернулся в Таиланд, чтобы придумать, как заработать на оплату взятой для покупки дома ссуды и достойную жизнь своей семьи. После нескольких недель поисков он сумел получить место генерального представителя американской компании NRI в Юго- Восточной Азии, но почти вся назначенная ему зарплата должна была уйти на погашение долгов. Нужно было придумать, откуда взять деньги, причем придумать это надо было срочно, а денег должно было быть много.
Задавшись вопросом о том, что бы такого продать и как можно дороже, Шимон Левинзон вспомнил, что является обладателем целого ряда военных секретов Израиля: будучи офицером по связям с иностранными армиями, он был хорошо знаком со всей системой обороны как на северной, так и на южной границах Израиля, а эти сведения, с его точки зрения, стоили немало.
К тому же никаких угрызений совести Левинзон на тот момент не испытывал: ЦАХАЛ, а значит, и Израиль, с его точки зрения, выбросили его на улицу, как только он оказался им не нужен, а потому он считал себя свободным от каких-либо моральных обязательств перед родиной.
При этом Левинзон отнюдь не собирался становиться шпионом, он лишь хотел продать имевшуюся у него информацию за приличные деньги и на этом поставить точку. Оставалось только придумать, кому именно должна быть продана информация. И выбор тут был, в сущности, небольшой – русским или арабам. Подумав, Левинзон решил остановиться именно на русских, они почему-то казались ему побогаче арабов.
Выбрав удобный день, Левинзон направился к зданию посольства СССР в Бангкоке и убедился, что у его входа не стоят скрытые камеры, снимающие каждого, кто входит в посольство.
А чтобы не привлекать к себе внимания и не вызвать ни у кого никаких подозрений, Левинзон решил…
