запад, чтоб не попасть в окружение. Фашисты понимали: они забрались в самый центр России, разорили огромный кусок государства, напакостили. И в бою пощады им не будет. К тому же фашисты вели лживую пропаганду: мол, русские в плен не берут, уничтожают всех подряд. И почти двухсоттысячная армия ломилась на запад с одной мыслью: вырваться из кольца.
Снег лежал глубокий. Мороз стоял сильный. К Касторному стремились бойцы на санях, пешком, утопая по пояс в снегу. Танки тоже зарывались в снегу. Но 28 января в Касторном наши части соединились. Вся 2-я армия противника была окружена. Несколько дивизий вырвались и бежали к Тиму. Боевая техника целой армии, боеприпасы были взяты нашими.
– После Сталинграда, дружок мой, это была вторая катастрофа для фашистов. А на юге наши должны были освободить Донбасс. Нашему командованию стало известно тогда, что в ставке Гитлера в начале февраля было секретное совещание. Министром вооружения и боеприпасов у Гитлера был такой Шпеер. А имперским уполномоченным по снабжению Германии углем – Плейгер. На совещании они доложили Гитлеру, что без Донбасса им будет очень трудно. И в ставке решили из Донбасса не отступать. Вот фашисты и готовились к контрнаступлению. Уяснил?
– Да. Уяснил, – поспешно отвечал я. – А Никитин и Якин в это время живы были?
– Живы. Тут их работа и началась. Ведь ни в штабе всей группы, ни в штабе корпуса не знали, какие силы врага стоят против нас и где именно. Все были убеждены, что против наших танков немцы двинут танки. Но сколько и в каком месте? Помнишь: когда фашисты готовились к летнему наступлению, они ведь тайно это делали. Когда мы готовились к прорыву от Верхнего Мамона, тоже ведь тайком собирали силы. Даже в письмах не сообщали о возможном наступлении. И по радио командование никаких распоряжений не давало. Не забыл про это?
– Нет.
– Вот и враги на этот раз скрытно готовились к контрудару… Воздушная наша разведка ничего не могла обнаружить. До передней линии врагов было метров шестьсот. Батальоны постоянно высылали дозоры. Некоторые дозоры с холмов далеко просматривали позиции врага. Вплоть до железной дороги, до которой от линии фронта было километров пять, просматривали местность. Никакого движения у немцев не замечали. И пробраться через линию фронта никак не могли. Дважды взвод лейтенанта Никитина пытался. Не вышло. Второй раз, чтоб отвлечь противника в центре, на правом фланге подняли стрельбу, завыли моторы танков. А взвод Никитина пополз на левом фланге. Разведчиков накрыли пулемётным огнём. Потеряли пять человек.
После второй неудачной попытки проникнуть за линию фронта, потеряв ещё пять человек, лейтенант Никитин решил в ночь на 4 февраля попытаться проникнуть к врагу только с тремя старыми товарищами. Он хотел взять Якина, Зобнина и Куличенко. Переговорил с ними. И решили не ночью лезть, а вечером.
– Прямо по центру поползём, – говорил Якин, – они здесь и не ждут нас. Как солнце сядет, поползём. До полных потёмок проберёмся поближе. А там видно будет. Пройдём! – уверенно говорил он. – Сухарей набрать надо. Да партийные билеты сдать в штаб.
Никитин отправился в штаб с предложением. А из штаба уже прислали за ним. Посадили в машину. От штабных Никитин узнал, что командиры теперь будут называться офицерами и скоро всем выдадут погоны. Разведчики подвижной группы генерала Попова приехали в штаб, куда собрались командиры разведок всех корпусов. Уже это подсказало Никитину, что задача будет поставлена очень важная.
Командиров взводов штабных разведок вызывали к командующему по очереди. Никитина пригласили вторым. Командиры сидели за длинным деревянным столом. На стене висела большая карта. Незнакомый Никитину полковник подозвал его к карте. Рассказал ему, что севернее Купянска фронт прорван нашими частями. Но наступление приостановилось. До места прорыва от Ольховатки сорок километров. Туда взвод Никитина перебросят на машине. На левом фланге прорыва взвод проникнет в тыл противника. По тылам его пройдёт обратно до дороги, ведущей на Славянск. По пути к ним присоединятся партизаны. Первая задача: узнать, где сосредоточены танки противника. Вторая: изучить дорогу на Славянск. Минирована ли она? И где? Разведать объезды. И в тех местах оставить бойцов до подхода наших танков. Разминировать не нужно – фашисты могут спохватиться. Со штабом корпуса держать постоянно связь.
– Готов ли взвод выполнить задание? – спросил полковник.
– Готов, товарищ полковник.
– Поедете сейчас же.
– Где я найду партизан? – спросил Никитин.
– Они вас сами найдут.
Взвод Никитина увезли к прорыву за сорок километров. Наши войска в этом месте захватили участок железной дороги. Возле домика обходчика стояли два бронетранспортёра. К одной машине была прицеплена сорокапятка. За машинами стояли сани с грузом, покрытым брезентом. Бойцы взяли с саней шесть ручных миномётиков, передали их разведчикам.
– А где мины к ним? – беспокоился Василий Якин. Продукты, ящики с минами и патронами лежали на одном из бронетранспортёров. Военный в длиннополой шубе вручил Никитину карту. На ней был указан возможный обход Купянска.
До ветки на Харьков мин нигде нет, – сказал на прощанье военный в длиннополой шубе. – А перевалите через полотно, там уж сами смотрите…
Транспортёры были новенькие, но уже обкатанные. На выхлопных трубах имелись глушители. На каждой машине по два пулемёта. Никитин ещё не видывал таких машин. Моторы работали почти бесшумно.
– Ай да машинки, – восхищался Якин, – на такой машине можно в самое пекло забраться – и не заметят!
Под снегом была грязь. Гусеницы врезались в неё, но машины шли легко. Старший из артиллеристов дорогу знал, но то и дело сверял направление по компасу. Продвигались долиной реки Оскол. И река и железная дорога были где-то справа от разведчиков. И слышно было, как изредка сипели паровозы.
Когда стало светать, машины свернули в лесок и остановились. Старший артиллерист дал знать рукой, чтоб все затаились. Постоял, прислушиваясь, и исчез в лесу. Ждали его долго. Наконец он показался из-за деревьев. За ним шли четверо партизан в форме немецких солдат, но все в валенках.
– Здесь расстанемся, – сказал он Никитину. Артиллерист снял шубу, стянул с себя гимнастёрку. Под ней был китель немецкого офицера. Один из партизан подал ему вражескую шинель, но он сказал – Ладно, потом, – и опять надел шубу, а на голову – немецкую офицерскую фуражку с ватными наушниками. –
