моральный дух мусульманских отрядов упал окончательно. Арабы и турки обвиняли друг друга в трусости. Произошло несколько потасовок. На следующее утро после короткой стычки дамасское войско ретировалось в горы Ливана, тогда как франки спокойно продолжили свой путь в Палестину.
Кади Триполи предпочёл спасти Бодуэна, полагая, что главная опасность для его города исходит от Дукака, который сам поступил точно также с Карбугой два года назад. И кади, и Дукаку в решающий момент присутствие франков казалось меньшим злом. Но зло растёт быстро. Через три недели после неудачной засады у Нахр-аль-Кальба Бодуэн провозгласил себя королём Иерусалима и предпринял организационно- завоевательные действия для укрепления власти захватчиков. Пытаясь, столетием позже, понять, что заставило франков прийти на Восток, Ибн аль-Асир приписывает инициативу этого движения королю Бодуэну, «аль-Бардавилу», которого он считал в некотором роде правителем Запада. В какой-то мере это соответствовало действительности, ибо, хотя этот шевалье был лишь одним из многочисленных руководителей вторжения, мосульский историк имел основания характеризовать его как главного деятеля периода оккупации. По сравнению с неизлечимой раздробленностью арабского мира франкские государства, ввиду решительности, боевых качеств и относительной солидарности, проявили себя как настоящие региональные державы.
Мусульмане располагали, однако, одним важным козырем, который давала им крайняя численная слабость их врагов. Сразу после падения Иерусалима большинство франков возвратилось на родину. Бодуэн при вступлении на трон мог рассчитывать только на несколько сотен рыцарей. Но эта слабость исчезла, когда весной 1101 года стало известно, что в Константинополе собрались новые франкские ополчения, гораздо более многочисленные, чем прежде.
Первыми, конечно, забили тревогу Кылыч-Арслан и Данишменд, которые ещё помнили последний поход франков в Малую Азию. Они, не мешкая, решили объединиться и попробовать преградить путь новому вторжению. Турки более не осмеливались идти в сторону Никеи или Дорилеи, находившихся отныне твёрдо во владении Рума. Они предпочли устроить новую западню намного дальше на юго-востоке Анатолии. Кылыч-Арслан, который прибавил и в возрасте, и в опыте, велел отравить все источники воды вдоль пути, которым шла предшествующая экспедиция.
В мае 1101 года султан узнал, что около ста тысяч людей переправились через Босфор под началом Сен-Жиля, в течение года находившегося в Византии. Кылыч-Арслан собирался следовать за врагом по пятам, выбирая момент для нападения. Первым этапом на их пути должна была стать Никея. Но, как ни странно, разведчики, находившиеся около бывшей султанской столицы, не увидели никого. Ни с Мраморного моря, ни даже из Константинополя никаких известий о них не было. Кылыч-Арслан вышел на их след только в конце июня, когда они совершили внезапный набег на принадлежавший султану город Анкара, в центре Анатолии, на исключительно турецкой территории. Этого нападения турки никак не ожидали, и, прежде чем они прибыли на место, франки захватили город. Кылыч-Арслану показалось, что он вернулся на четыре года назад, к моменту падения Никеи. Но в этот раз времени для переживаний не было, ибо западные пришельцы теперь уже угрожали самым главным его владениям. Он решил устроить им ловушку, когда они выйдут из Анкары, чтобы направиться на юг. Но он снова допустил ошибку: захватчики, повернувшись спиной к Сирии, решительно двинулись на северо-восток в направлении Никсара, мощной крепости, в которой Данишменд держал Боэмонда. Так вот оно что! Франки хотят освободить правителя Антиохии!
Султан и его союзник только теперь поняли, куда идут чужеземцы, и, хотя этот маршрут казался им почти немыслимым, они решили устроить на нём засаду. Это место находилось у посёлка Марзифун. Пришельцы достигли его в первые дни августа, измотанные палящим солнцем. Это были несколько сотен рыцарей, едва передвигавших ноги и сгибавшихся под тяжестью раскалённых доспехов. За ними шло пёстрое сборище, состоявшее больше из женщин и детей, чем из настоящих воинов. Франки обратились в бегство при первой же атаке турецкой конницы. Это была не битва, а мясорубка, продолжавшаяся целый день. Под покровом ночи Сен-Жиль бежал вместе с ближайшими соратниками, бросив свою армию на произвол судьбы. На следующий день оставшиеся в живых франки были отправлены для продажи в рабство. Тысячи молодых пленниц заполнили гаремы Азии.
Едва закончилась бойня у Мерзифуна, как новые известия потревожили Кылыч-Арслана: очередное франкское ополчение уже шло через Малую Азию. На этот раз маршрут не был неожиданным. Воины креста двинулись на юг и только после многих дней пути поняли, что этот путь вёл их в западню. Когда султан со своей конницей прибыл в конце августа на северо-восток, франки, измученные жаждой, уже погибали. Они были истреблены, не оказав сопротивления.
Но это ещё не было концом. Третья франкская экспедиция последовала за второй по тому же пути с интервалом в одну неделю. Рыцари, пехотинцы, женщины и дети достигли, совершенно обезвоженные, города Гераклеи. Они уже видели сверкающую гладь реки и бросились к ней в беспорядке. Но как раз на берегу этого водного потока их и поджидал Кылыч-Арслан…
Франки уже никогда не смогли полностью оправиться после этого тройного избиения. С той жаждой экспансии, которая воодушевляла их в первые решающие годы, со столь большим начальным притоком людей, как военных, так и гражданских, они, конечно, успели колонизовать весь арабский Восток до того, как тот опомнился. Но затем именно нехватка людей стала причиной самого долговечного и самого впечатляющего франкского творения на земле арабов: речь идёт о строительстве крепостных замков. Ибо, чтобы компенсировать слабость их личного состава, они были вынуждены строить крепости, столь мощные, что горстка защитников могла оборонять их от множества осаждающих. Но франкам на протяжении долгих лет помогало в преодолении численной слабости ещё одно, ещё более грозное, чем их крепости, оружие: инерция арабского мира. Ничто так хорошо не иллюстрирует тогдашнее положение дел, как приводимое Ибн аль-Асиром описание удивительной битвы, развернувшейся около Триполи в начале апреля 1102 года.
Сен-Жиль, которого проклял бог, вернулся в Сирию после того, как был раздавлен Кылыч-Арсланом. В его распоряжении оставалось не более трёх сотен людей. И тогда Факр аль-Мульк, правитель Триполи, послал сказать королю Дукаку и властителю Хомса: «Настало время навсегда покончить с Сен-Жилем, пока у него так мало войска!» Дукак послал две тысячи людей, а правитель Хомса пришёл лично. Отряды из Триполи присоединились к ним перед воротами города, и они вместе дали бой Сен-Жилю. Тот бросил сто своих солдат против людей Триполи, сто — против воинов Дамаска, пятьдесят — против Хомса и ещё пятьдесят оставил при себе. Отряд из Хомса бежал при одном виде врага, за ними вскоре последовало войско Дамаска. Только триполитанцы оказали сопротивление. Увидев это, Сен-Жиль атаковал их с двумя сотнями других солдат, разбил их и убил семь тысяч.
Неужели три сотни франков победили несколько тысяч мусульман? И всё же рассказ арабского историка, видимо, соответствует действительности. Самое правдоподобное объяснение состоит в том, что Дукак решил отплатить кади Триполи за его поведение во время засады у Нахр-аль-Кальба. Предательство Факра аль-Мулька помешало устранению основателя Иерусалимского королевства; реванш князя Дамаска привёл к созданию четвёртого государства франков: графства Триполи.
Через шесть недель после этого унизительного поражения произошла новая демонстрация беспечности местных правителей, которые, несмотря на численное преобладание, оказались неспособными извлечь выгоду из ситуации, даже оказавшись победителями.
Упоминаемые события произошли в мае 1102 года. Египетская армия численностью около 20 тысяч человек под командованием Шарафа, сына визиря аль-Афдала, пришла в Палестину и сумела застать врасплох отряды Бодуэна у Рамлеха, около портового города Яффа. Сам король едва избежал плена, забравшись ползком в камыши. Большинство его рыцарей были убиты или захвачены в плен. С этого момента армия Каира вполне была в состоянии овладеть Иерусалимом, ибо, как пишет Ибн аль-Асир, город был без защитников, а франкский король находился в бегах.
Одни люди Шарафа говорили ему: «Пойдём возьмём Святой Город!» Другие же говорили: «Лучше возьмём Яффу!» Шараф никак не мог принять решение. Пока он так медлил, франки получили подкрепление с моря, и Шарафу пришлось вернуться к своему отцу в Египет.
Видя, что он был очень близок к победе, правитель Каира решил осуществить новое нападение на следующий год, затем ещё через год. Но при каждой попытке какое-то непредвиденное происшествие