Но франки не остановились на этом. В 1108 году они находились накануне ещё более широкой территориальной экспансии, чем та, что началась после падения Иерусалима. Под угрозой находились все крупные прибрежные города, а местные князьки не имели больше ни сил, ни воли для защиты.
В качестве первой жертвы был избран Триполи. Ещё в 1103 году Сен-Жиль обосновался в окрестностях города и велел построить тут крепость, которую горожане сразу назвали его именем. Хорошо сохранившуюся «Калат Сен-Жиль» можно увидеть и в XX веке в центре современного Триполи. Ко времени же появления франков, город не выходил за пределы портового квартала аль-Мина, на оконечности полуострова, доступ к которому контролировала злополучная франкская крепость. Ни один караван не мог войти или выйти из Триполи, не повстречавшись с людьми Сен-Жиля.
Кади Факр аль-Мульк стремился любой ценой разрушить цитадель, которая грозила задушить его столицу. Каждую ночь его солдаты делали смелые вылазки, чтобы заколоть кинжалом кого-нибудь из франкских часовых или разрушить строившиеся стены, но только в сентябре 1104 года состоялась особо крупная операция. Весь гарнизон Триполи осуществил вылазку под командованием кади; многие франкские воины были убиты, и одно крыло крепости сожжено. На самого Сен-Жиля обрушилась пылающая кровля. Сильно обожжённый, он умер через пять месяцев в ужасных муках. Перед своей кончиной он позвал эмиссаров Факра аль-Мулька и предложил им договор: триполитанцы перестают нападать на цитадель, а предводитель франков обязуется в свою очередь не препятствовать более передвижению путников и купцов. Кади принял это предложение.
Странный компромисс! Разве не является главной целью всякой осады прежде всего создание препятствий для движения людей и доставке продовольствия? Но похоже, что между осаждающими и осаждёнными установились почти нормальные отношения. Порт Триполи сразу ожил; караваны стали приходить и уходить, уплатив таксу франкам. А знатные триполитанцы теперь пересекали вражеские рубежи, предъявляя охранные свидетельства! На самом деле воюющие стороны выжидали. Франки надеялись, что придёт христианский флот из Генуи или Константинополя и поможет им взять осаждённый город. А триполитанцы, которые не знали об этих ожиданиях, надеялись, что им самим на помощь придёт какая-нибудь армия. Самая сильная подмога могла прийти из Египта. Калифат Фатимидов — это великая морская держава, и её вмешательства будет достаточно, чтобы обескуражить франков. Однако взаимоотношения между правителями Триполи и Каира были более чем натянутыми. Отец аль-Афдала был рабом в семье кади и, похоже, сохранил неважные воспоминания о своих хозяевах. Визирь никогда не скрывал свою неприязнь и желание унизить Факра, который, со своей стороны, предпочёл бы сдать город Сен-Жилю, чем отдать свою судьбу в руки аль-Афдала. В Сирии кади также не мог рассчитывать на какого- либо союзника. Ему нужно было искать помощь в другом месте.
Когда в июне 1104 года до него дошли новости о победе при Гарране, он тут же отправил послание эмиру Сокману с просьбой увенчать свой триумф удалением франков из окрестностей Триполи. В подкрепление своей просьбы он предложил большое количество золота и покрытие всех издержек экспедиции. Победитель Гаррана был прельщен. Собрав сильную армию, он направился в Сирию. Но когда до Триполи оставалось всего четыре дня пути, Сокмана сразил приступ ангины. Его отряды рассеялись, а настроение кади и его подданных резко упало.
Однако в 1105 году появился слабый след надежды. Султан Баркиярук умер от туберкулёза, и это положило конец непрерывной братоубийственной войне, парализовавшей империю сельджуков с самого начала франкского вторжения. Теперь Ирак, Сирия и Западная Персия имели только одного правителя, «султана, спасителя мира и веры, Мохаммеда Ибн Маликшаха». Этот титул, принадлежавший 24-летнему сельджукскому монарху, взят дословно из письма триполитанцев. Факр аль-Мульк направлял султану послание за посланием и получал в ответ одно обещание за другим. Но никакая армия на помощь не приходила. Между тем блокада города усиливалась. Сен-Жиля заменил один из его кузенов, «аль-Сердани», граф Серданский, который увеличил давление на осаждённых. Всё труднее было получать продовольствие по суше. Цены на продукты питания росли с головокружительной быстротой: один фунт фиников продавался за золотой динар; в обычных условиях эта монета могла обеспечить пропитание целой семьи в течение нескольких недель. Многие жители пытались выехать в Тир, Хомс или Дамаск. Голод провоцировал предательства. Несколько знатных триполитанцев однажды встретились с аль-Сердани и, чтобы заслужить его милость, рассказали ему о путях, по которым в город ещё поступало кой-какое продовольствие. Факр аль-Мульк предложил тогда своему противнику сказочную сумму, чтобы тот выдал ему предателей, но граф отказался. На следующее утро благородных изменников обнаружили зарезанными посреди вражеского лагеря.
Несмотря на эту операцию, положение Триполи продолжало ухудшаться. Помощь всё задерживалась, и ходили настойчивые слухи о приближении франкского флота. Факр аль-Мульк решил отправиться лично в Багдад, чтобы там отстаивать своё дело перед султаном Мохаммедом и калифом аль-Мустазхиром Билляхом. Одному из двоюродных братьев кади было поручено исполнять в его отсутствие обязанности правителя, а войско получило денежное содержание на шесть месяцев вперёд. Был выделен немалый эскорт в пять сотен всадников и пеших солдат, со многими слугами, присматривавшими за разнообразными подарками. Это были украшенные чеканкой сабли, чистокровные скакуны, вышитые наряды, а также изделия из золота и серебра — главная гордость триполитанских ремесленников. В конце марта 1108 года кади покинул город со своим длинным кортежем.
Как бы то ни было, но дорога проходила через Сирию, и Факр аль-Мульк останавливался около Дамаска. Правитель Триполи испытывал явное отвращение к Дукаку, но этот недееспособный сельджукский князь к этому времени был уже мёртв, вне сомнения, отравлен, и город находился в руках его опекуна, хромого атабега Тогтекина, бывшего раба, чьи двусмысленные отношения с франками определяли ситуацию на сирийской политической сцене на протяжении последующих двадцати лет. Амбициозный, хитрый и беспринципный, этот турецкий военачальник был, как и Факр аль-Мульк, человеком зрелым и реально мыслящим.
Прерывая мстительную традицию времён Дукака, Тогтекин принял триполитанского правителя с помпой, устроил в его честь пир и даже пригласил в свой хаммам[19]. Кади оценил внимание, но жить предпочёл вне городских стен — доверие должно иметь предел!
В Багдаде встреча была ещё более пышной. Кади приняли как всесильного монарха — столь велик был в мусульманском мире престиж Триполи. Султан Мохаммед предоставил ему свой собственный корабль, чтобы переплыть Тигр. Ответственные за церемониал лица провели владыку Триполи в плавучую гостиницу, на корме которой находилась огромная вышитая подушка, на которой обычно восседал султан. Факр аль- Мульк уселся сбоку на месте посетителей, но сановники вцепились в него обеими руками: монарх лично настоял на том, чтобы гость сидел на его собственной подушке. На приёмах в разных дворцах кади отвечал на вопросы султана, калифа и его министров относительно осады города, а в это время весь Багдад восхвалял его доблесть в джихаде против франков.
Но когда дело дошло до политики, и Факр аль-Мульк стал просить Мохаммеда спешно послать армию для освобождения Триполи,
Факр аль-Мульк был ошеломлён. Ситуация с Мосулом была столь запутана, что её надо было решать
