молодой атабег Исмаил, сын Бури, овладел в результате внезапной атаки крепостью Баниас, которую ассасины передали франкам тремя годами ранее. Однако это отвоевание осталось единичным событием, поскольку мусульманские князья, поглощённые личными склоками, были неспособны извлечь выгоду из раздоров, сотрясавших иноземцев. Даже самого Зенги практически не было видно в Сирии. Возложив управление Алеппо на одного из помощников, он вновь был вынужден ввязаться в беспощадную войну с калифом. Но на этот раз Мустаршид, казалось, взял верх.
Султан Махмуд, союзник Зенги, умер в это время в возрасте двадцати шести лет, и внутри сельджукского клана опять, уже в который раз, разразилась война за престолонаследие. Глава правоверных воспользовался этим, чтобы поднять голову. Пообещав каждому из претендентов помолиться за него в мечети, калиф стал истинным хозяином положения. Зенги всполошился. Собрав свои войска, он отправился к Багдаду с намерением нанести аль-Мустаршиду столь же тяжкое поражение, как при их первом столкновении пять лет назад. Но калиф на этот раз встретил его во главе многих тысяч воинов около города Тикрита на Тигре, к северу от столицы Аббасидов. Отряды Зенги были разбиты наголову, и сам атабег чуть было не угодил в руки своих врагов, но в этот критический момент один человек вмешался в дело и помог ему спастись. Это был наместник Тикрита, молодой курдский военачальник с малоизвестным тогда именем Айюб. Вместо того, чтобы обрести милость калифа, доставив ему его соперника, этот воитель помог атабегу перебраться через реку, уйти от преследователей и вновь быстро утвердиться в Мосуле. Зенги никогда не забывал этого рыцарского поступка. Он поклялся хранить нерушимую дружбу со своим спасителем и его семьёй, что, по прошествии лет, определило карьеру сына Айюба, Юсуфа, более известного по его прозвищу Салахеддин или Саладин.
После победы над Зенги аль-Мустаршид оказался на вершине славы. Чтобы справиться с угрозой, турки объединились вокруг единственного сельджукского претендента Массуда, брата Махмуда. В январе 1133 года новый султан прибыл в Багдад, чтобы получить корону из рук главы правоверных. Обычно это была простая формальность, но аль-Мустаршид изменил церемонию по своему усмотрению. Ибн аль- Каланиси, наш «журналист» той эпохи, описывает эту сцену.
Имам, глава правоверных, сидел. К нему подвели султана Массуда, который воздал ему соответствующие почести. Затем калиф вручил ему одну за другой семь пышных одежд, последняя из которых была чёрной, корону, инкрустированную драгоценными камнями, браслеты и ожерелье из золота и сказал: «Получи эту милость с благодарностью и бойся Аллаха при людях и у себя дома». Султан поцеловал землю; потом он сел на приготовленную для него скамеечку. Тогда глава правоверных сказал ему: «Тот, кто не может справиться с собой, не может управлять другими». Находившийся рядом визирь, произнёс эти слова по-персидски и повторил обеты и хвалы. Потом калиф велел принести две сабли и торжественно вручил их султану вместе с двумя знамёнами, привязанными собственноручно. В конце церемонии имам аль-Мустаршид сказал: «Иди, возьми с собой то, что я дал тебе и будь в числе людей благодарных».
Даже если мы сделаем скидку на условность всего происходящего, всё равно следует признать, что аббасидский правитель щеголял своим превосходством. Он беззастенчиво попрекал турецкого султана за то, что вновь обретённое сельджукское единство в будущем станет угрозой возросшей власти калифа, но в то же время не собирался признавать Массуда законным правителем султаната. Во всяком случае, в 1133 году он продолжал мечтать о новых завоеваниях. В июне он направился во главе своих войск в направлении Мосула, всерьёз намереваясь овладеть им и тем самым покончить с Зенги. Султан Массуд не пытался разубедить его. Он даже предложил ему снова соединить Ирак и Сирию в одно государство под властью калифа; эта идея часто всплывала в последующие годы. Но после всех предложений, этот сельджукский султан помог Зенги устоять против атак калифа, который в течение трёх месяцев тщетно осаждал Мосул.
Эта неудача стала роковым поворотом в судьбе аль-Мустаршида. Оставленный большинством своих эмиров, он был разбит в июне 1135 года и пленён Массудом, который жестоко расправился с ним два месяца спустя. Главу правоверных нашли голым в его шатре с отрезанными ушами и носом; на его теле было множество ран от кинжала.
Полностью занятый этим конфликтом, Зенги, конечно, не мог непосредственно участвовать в сирийских делах. Он наверняка остался бы в Ираке, вплоть до окончательной ликвидации попытки аббасидской реставрации, если бы не получил в январе 1135 года отчаянное послание Исмаила, сына Бури и правителя Дамаска, умолявшего его прийти как можно скорее и взять город под свою власть. «Если это произойдёт с запозданием, я буду вынужден призвать франков и отдать Дамаск со всем, что в нём находится, и ответственность за кровь его жителей падёт на Имадеддина Зенги».
Исмаил, боявшийся за свою жизнь и полагавший, что убийца может поджидать его в любом углу дворца, решил покинуть свою столицу и бежать под защиту Зенги в крепость Сархад к югу от города, куда он уже перевёз свои богатства и одеяния.
Надо при этом сказать, что начало правления сына Бури казалось многообещающим. Придя к власти в 19 лет, он развил замечательную деятельность, лучшей иллюстрацией к чему явилось возвращение крепости Баниас. Он, правда, был заносчив и почти не слушал советников своего отца и дедушки Тогтекина. Но люди были готовы отнести это на счёт его молодости. Жители Дамаска не поддерживали только растущую жадность своего повелителя, который регулярно повышал подати.
Как бы то ни было, ситуация получила трагический оборот только в 1134 году, когда старый раб по имени Айба, служивший ещё Тогтекину, попытался убить своего господина. Исмаил, едва избежавший смерти, захотел выслушать признания нападавшего лично. «Если я действовал таким образом, — отвечал раб, — так это чтобы заслужить милость Аллаха, убирая таких зловредных людей, как ты. Ты угнетаешь бедных и беспомощных, ремесленников, поденщиков и крестьян. Ты не щадишь ни тружеников, ни воинов». И тут Айба стал перечислять имена всех тех, кто, как он утверждал, вместе с ним желали смерти Исмаила. Сын Бури, огорчённый до умопомрачения, решил схватить всех названных лиц и предать их смерти без всякого судебного процесса.
Исмаил, таким образом, угодил в адский круг. Каждая казнь заставляла его опасаться новой мести, и чтобы попытаться обезопасить себя, он шёл на новые убийства. Понимая, что долго так он продолжать не сможет, он решил отдать свой город Зенги и ретироваться в крепость Сархад. А между тем, жители Дамаска уже давно были единодушны в своей ненависти к правителю Алеппо, после того как тот направил Бури письмо с приглашением поучаствовать вместе с ним в экспедиции против франков. Мэтр Дамаска принял это приглашение с радостью и послал в Алеппо пятьсот всадников под началом лучших командиров в сопровождении собственного сына, уже упомянутого несчастного Савинджа. Зенги принял их с почётом, а потом велел всех разоружить и заключить в тюрьму, уведомив Бури, что если тот когда-либо осмелится ему перечить, жизнь заложников окажется в опасности. Савиндж был выпущен только через два года.
В 1135 году память об этом предательстве была ещё свежей, и когда влиятельные лица Дамаска узнали о планах Исмаила, они решили противостоять им любыми средствами. Эмиры пришли к согласию, и знатные люди, и вожаки рабов — все желали спасти свою жизнь и свой город. Группа заговорщиков решила довести ситуацию до сведения матери Исмаила, княгини Зоморрод[26], «Изумруд».
Она пришла в ужас, — сообщает дамасский хронист. — Она позвала своего сына и обрушилась на него с упрёками. Потом, руководствуясь желанием творить добро, она применила свою глубокую веру и свой ум, чтобы найти способ выкорчевать зло под корень и восстановить прежний покой Дамаска и его жителей. Она подошла к этому делу как человек здравомыслящий, опытный и познающий вещи в ясном сознании. Она не нашла иного противоядия от злодеяний её сына, нежели как устранить его и тем самым положить конец растущему беспорядку, в котором он был виновен.
Осуществление этого решения не заставило долго ждать себя.
