дальних странах, а союз с англичанином, чье правительство ревностно следит за безопасностью всех, имеющих к их стране хотя бы какое-нибудь отношение, иначе как благоразумным назвать было бы трудно. Мы сближались все больше и больше, и он, вопреки обыкновению, даже стал испытывать ко мне чуть ли не братские чувства.
Итак, мы стояли рядом, причем он поигрывал своим золотым пенсне с таким видом, словно хотел представить элементарный оптический прибор величайшим открытием мира. При нем был его неизменный зонт, который по желанию можно было преобразовать в трость, шпагу, кресло, курительную трубку и подзорную трубу. Этот уникум был преподнесен ему в качестве подарка в Лондонском клубе путешественников на Нир-стрит, 47; он не расставался с ним ни днем ни ночью и не променял бы на все сокровища мира. Эта chair-and-umbrella-pipe[25], как он называл свой зонт, была ему так же дорога, как и его великолепная быстроходная паровая яхта, стоящая сейчас в гавани; ее построили по проекту самого сэра Джона на верфях Гринока, всемирно известного судостроительного завода, поскольку он не желал быть зависимым ни от одного капитана.
Я продолжал осматривать окрестности, когда внимание мое было привлечено взводом туземных солдат, движущихся по направлению к нависшей над морем скале. При оружии, по двое шагающие солдаты, связанный по рукам мужчина, одежда которого выдавала в нем сингальца. В любом случае речь могла идти лишь об экзекуции, и, движимый любопытством, что же предпримет в подобной ситуации мой спутник, я решил вывести его из самосозерцательного состояния.
— Сэр Джон Раффли!
Он не ответил.
— Сэр Джон Раффли! — вскричал я.
— Yes![26] — блеснул он на меня золотой оправой.
— Не желаете ли взглянуть туда, сэр?
— С какой целью?
— Я полагаю, некто будет брошен в воду!
— Некто? Кто это некто? Собака? Лошадь? Человек?
— Человек, сэр Джон!
— Well[27]. Не будем мешать ему тонуть, Чарли!
И он с неменяющимся выражением лица продолжил обзор далее. Шествие, достигнув вершины скалы, остановилось. Солдаты сомкнули ряды возле связанного.
— Хотел бы я знать, какой дьявол сыграл с тем несчастным такую злую шутку, — заметил я, дабы привлечь внимание моего соседа.
— Он что-нибудь для вас сделал?
— Нет.
— Good-god[28], так дайте же ему спокойно утонуть, Чарли!
— Но обе его руки связаны!
Теперь я высказал то необходимое, что требовалось для участия сэра Джона. Каждый, хоть немного попираемый в своем праве на свободу, оказывался ему небезразличен.
— Он связан? Zounds[29], это чудовищно, это отвратительно! В старой доброй Англии такого бы не допустили!
— Вы абсолютно правы! Британцы справедливы всегда и в любых инстанциях. Варварам чужда подобная человечность. Взгляните, сколько охранников глумится над несчастным юношей.
— Где это, Чарли?
— Там, вверху, на вершине скалы.
Теперь он смотрел в ту сторону, куда я ему указывал. Я ожидал от него еще одного небрежного замечания, но сэр Джон воскликнул:
— Возможно ли!
— Что?
— То, что это Калади!
— Калади? Кто это, сэр Джон?
— Позже узнаете. А сейчас я должен удостовериться.
Он взял свой зонт, повернул несколько одному ему известных винтов, и вот уже перед нами стояла на подставке великолепная подзорная труба, в которую сэр Джон и смотрел на место предполагаемой экзекуции.
— Не угодно ли пари, Чарли? — спросил он, причем лицо его в то время, как он молча смотрел в трубу, приобретало все более напряженное выражение.
— О чем?
— О том, что этот человек не будет утоплен.
— О!
— Не правда ли, звучит несколько неправдоподобно? Тем не менее, я ставлю сто соверенов![30]
— Против кого?
— Против вас, разумеется!
— Вы же знаете, я никогда не принимаю подобные предложения.
— Well, это так. Вы замечательный малый, Чарли, но до истинного джентльмена вам еще далеко, поскольку вы всегда отказываетесь от того, чтобы получить хороший куш. Несмотря на это, я именно вам докажу, что запросто могу выиграть пари!
Он засунул в рот два пальца и издал столь сильный, пронзительный свист, что его, надо полагать, было слышно очень далеко. Без сомнения, осужденный слышал его тоже.
Был ли знаком ему сигнал англичанина? Быстрым движением он повернул втянутую в плечи голову и устремил свой взгляд на башню маяка. Раффли издал свист вновь, затем, схватив зонт, принялся размахивать им.
Ответное действие было мгновенно и поразительно. Тот, кого должны были сбросить в воду, неожиданно для всех, прорвав оцепление солдат, подбежал к краю скалы и бросился головой вперед в море.
— Вот видите, Чарли, — молвил Джон Раффли, — я выиграл!
— Этого я еще не вижу; несомненно, человек утонул сам!
— Сам утонул? Вы в своем уме?
— Другого объяснения я не вижу!
— Well, вы еще увидите! Behold[31], он вынырнул. Ну, Чарли, что вы скажете на это?
— Ей-богу, он жив! У него связаны руки, но парень плавает как рыба!
— Как рыба! Pshaw![32] Этого чересчур мало; как омар, хотите сказать! Это Калади, мой прежний слуга, лучший ныряльщик и пловец, коему нет равных на всем острове, о чем, впрочем, даже не подозревал бравый мудали[33], который его и осудил.
— Он был вашим слугой? И поэтому ему знаком ваш свист?
— Ну разумеется. Вообще же, он, видимо, причинил дьявольский вред, ведь вся эта окружная администрация старается попустительствовать туземцам, где и насколько возможно; оно и понятно, ведь они сами — исключительно сингальцы. Впрочем, он приближается!
Обычно неразговорчивый, сэр Джон был возбужден до крайности. Следя за каждым движением пловца с невольным волнением, он размахивал руками, словно желая помочь ему, поминутно снабжая меня необходимыми разъяснениями.
— Как быстро он продвигается вперед! Он отмечен среди целого народа, дьявол метил его! Прежде, чем солдаты начнут обходить залив, чтобы попасть на башню, Калади будет здесь. Я его знаю. Прошлой весной мы плавали с ним в Калина-Ганге, Калу-Ганге и даже в Мехавела-Ганге.
— Но чем он занимался до того, как стал вашим слугой?
— Калади был искуснейшим ловцом жемчуга на побережье Регомбо [34] и лишь благодаря мне попал в глубь страны. Я сразу его узнал и теперь спасу.
