– Я спрячу надежнее, – уговаривала его она.
– Дай мне немного денег! – попросил он.
– Оставь их мне! – ластилась она к аге.
– Тогда дай мне по крайней мере вчерашние пятьдесят пиастров.
– Ты их получишь, Селим-ага!
– Все?
– Все, но двадцать три пиастра уже истрачены.
– Ничего себе все! Где же они?
– Нет их. Отданы за муку и воду для заключенных.
– За воду? Она ничего не стоит.
– Для заключенных нет ничего не имеющего цены, запомни это, Селим-ага! Но, эмир, теперь у тебя ничего нет!
Держа в руках деньги, Мерсина явно подобрела.
– Я не люблю деньги, к тому же мне нельзя их брать!
– Нельзя тебе? Почему?
– Моя вера запрещает мне это.
– Твоя вера? Аллах-иль-Аллах! Вера не запрещает ведь принимать деньги!
– Моя – запрещает! Эти деньги не принадлежали ни макреджу, ибо он получил их незаконным способом, ни мутеселлиму, ни аге. Они бы и не попали в руки истинных их владельцев. Только по этой причине я заставил мутеселлима отдать часть денег. Если уж все так сложилось, что эти деньги не вернутся в руки тех, кому они принадлежат по праву, то лучше, если вы из них также немного получите, чем если бы они все достались мутеселлиму.
– Эфенди, это очень хорошая вера! – заверила меня Мерсина. – Ты верный последователь Пророка. Аллах да благословит тебя за это!
– Послушай, Мерсина. Был бы я верным последователем Пророка, вы бы не получили этих денег, я бы все положил в свою собственную сумку. Я не мусульманин.
– Как не мусульманин! – воскликнула она удивленно. – А кто же тогда?
– Христианин.
– Машалла, ты нессора?
– Нет, у меня другая вера, чем у них.
– Тогда ты тоже, наверное, веришь в Святую Марию?
– Да.
– О эмир, христиане, которые в нее верят, все хорошие люди.
– Откуда ты это знаешь?
– Это видно по тебе, и я знаю еще об этом от старой Мары Дуриме.
– Вот как. Ты ее знаешь?
– Она известна всей Амадии. Она редко выходит, но уж если появляется, то дарит радость всем людям, которые ей встретятся на пути. Она тоже верит в Деву Марию, и ей поклоняются многие. Вот, вспомнила, что мне нужно сходить к ней.
– Она уехала.
– Да, она снова уехала; тем не менее мне нужно к ней.
– Зачем?
– Мне нужно сказать, что ты уезжаешь.
– Кто тебя об этом просил?
– Отец девочки, которую ты исцелил.
– Останься!
– Я должна!
– Мерсина, останься! Я тебе приказываю!
Я зря повышал голос, она уже спустилась по лестнице, и, когда я подошел к окну, она уже спешно пересекала площадь.
– Не беспокойся, эфенди! – сказал Селим-ага. – Она обещала. О, зачем ты дал мне деньги в ее присутствии! Теперь мне не достанется ни одной пара из них.
– Она растратит их на свои нужды?
– Нет, она скупа, эфенди. Все, что ей удается сберечь, она прячет так, чтобы я не нашел. Она очень гордится тем, что у меня будет много денег, когда она умрет. Хоть это и не особо удобно, ведь мне приходится страдать от этого сейчас. Я вынужден курить плохой, самый плохой табак и, когда я иду в трактир, пить самые дешевые из лекарств, а они, как ты понимаешь, нехорошие.
