мою комнату и потом отправился за мной в Виндхук.
— И да и нет, — проговорил Кваббо. — Но ты делаешь успехи. Ты больше не противишься тому, что есть в тебе. Это хорошо. — Он одобрительно кивнул ей, словно просил продолжать исследования. — Все, что ты сказала, правда. За одним исключением: я никогда не был в твоей комнате, и это тоже правда. Но ты тоже являлась мне той ночью. Возможно, тебе не было об этом известно, но ты обратила на меня внимание в тот день на руднике. Так же, как я почувствовал твой талант, ты почувствовала мой. Поэтому мы встретились во сне.
Она вспомнила об окне, через которое никто бы не смог проникнуть в комнату, о дважды повернутом ключе в дверном замке. Она уже тогда решила, что ее ночной посетитель — это не более чем сон.
— Я ничего не понимаю.
— Конечно, ты понимаешь. Только ты все еще сопротивляешься. Но это изменится. Вероятно, уже скоро. Тогда ты будешь готова к тому, что произойдет.
— Что ты имеешь в виду?
— Имей терпение. Сначала научись идти по пути, прежде чем подумаешь о цели.
О чем он говорил?
Она хотела резко встать и покинуть хижину, как вдруг снова вспомнила о ребенке.
— Что будет с малышом? — спросила она. — Он здесь в безопасности?
— Это человек-гиена, — ответил Кваббо, словно не требовалось никаких дальнейших пояснений.
Озноб охватил ее с головы до ног.
— Значит, вы его убьете?
— Нет, пока никто не узнает правду. Я никому не скажу об этом. — Он пожал плечами, жест беспомощности. — Но ты не знаешь людей-гиен. Участь мальчика предрешена. Он станет человеком-гиеной, когда почувствует голод. Такое происходит не впервые.
— Ты действительно веришь в то, что существуют люди, которые превращаются в животных? — Ей тотчас ударил в нос острый запах аммиака, исходящий от мыла. Он вызывал жжение в носу и в горле.
— Человек-гиена никогда не показывает свое истинное лицо в присутствии своей жертвы, — пояснил Кваббо. — Если бы он показался тебе в своем животном виде, он никогда не смог бы позже съесть тебя. Поэтому он обнаруживает свою настоящую сущность только в тот момент, когда разрывает тебе горло. Это закон богов, которому следуют также и люди-гиены. Если они не голодны, они любезны и приятны на вид. Но если они показывают тебе свое лицо гиены, то с тобой покончено. Тебя удивляет, что он появился перед тобой в образе безвредного ребенка, а не монстра?
— Он и есть безвредный ребенок!
— Это покажет будущее. Редко удается поймать человека-гиену. Почти все истории, которые я слышал о них, плохо заканчивались для охотников. На них всегда нападают и съедают.
— Теперь я действительно хотела бы попасть домой.
Он невозмутимо кивнул.
— Как хочешь. Я рад, что мы поговорили друг с другом. Подумай над тем, что я тебе сказал. Задай себе некоторые вопросы. Проверь себя.
— Да… Да, разумеется, — промолвила она, запинаясь, и поднялась. — Удачи тебе, Кваббо.
— До встречи, — попрощался он и посмотрел ей вслед. — До встречи, Сендрин Мук.
Взгляды женщин следовали за нею до тех пор, пока она не покинула поселение санов, только тогда они вернулись к своей работе. Начался легкий моросящий дождь, который жадно поглощался высушенной землей саванны. Когда Сендрин еще раз обернулась, она увидела, что саны обратились лицами к небу, их губы безмолвно шевелились.
— Извините, — проговорил голос у нее за спиной. — Извините, пожалуйста.
Сендрин как раз пересекала улицу перед вокзалом, когда ей стало ясно, что обращаются именно к ней. Она раздраженно повернулась.
На деревянной веранде, устроенной перед четырьмя маленькими магазинами, стоял старый белый мужчина. Ему наверняка было более шестидесяти лет, и Сендрин бросилось в глаза то, что он держался за опору навеса. Его штаны и жилет были черного цвета, из-под жилета выглядывала светлая рубашка. У него были белые, сверкающие серебром волосы. За его левым ухом торчал карандаш.
— Простите меня, моя госпожа, — сказал он. Дождь в течение последних минут усиливался и покрывал морщинистое лицо старика влагой. — Не сочтите меня, пожалуйста, назойливым. Не найдется ли у вас свободной минутки для меня?
Импульсивно она хотела ответить отрицательно, но врожденная вежливость удержала ее от этого.
— Идет дождь, — сказала она. — Я бы хотела как можно быстрее попасть домой.
— Идите сюда, под крышу, — предложил он. — Я обещаю, что не задержу вас долго.
После беседы с Кваббо и всего того, что произошло в деревне санов, у нее не было настроения для любезной беседы. Она была внутренне взбудораженной и чувствовала, что произошедшие события скоро потребуют от нее какой-то дани. Уже теперь она была изнеможенной до головокружения.
— В другой раз, — извинилась она и хотела продолжить путь.
— Вот, — крикнул ей мужчина вслед. — Это для вас.
Когда она повернулась, старик вытащил из-за спины черный плащ. Он висел на его руке как мертвая ворона с обвисшими крыльями.
— Для меня? — спросила она недоверчиво.
— Как вы заметили, идет дождь. Вы простудитесь.
Она медленно приблизилась к мужчине. Он отступил на пару шагов, чтобы она смогла зайти под навес магазинчика.
— Я видел, что вы несколько раз заглядывали в мой магазин, — продолжал он и движением головы указал на темную витрину с манекеном. Сендрин с облегчением обратила внимание на то, что подтаявшее лицо куклы смотрело в другую сторону.
— Вот как? — спросила она.
— Да, и я подумал, что в такую погоду вы, вероятно, захотели бы зайти и осмотреться, — он улыбнулся, любезный пожилой господин. — Помещение небольшое, но зато сухое. А здесь, снаружи, вы определенно ничего интересного не увидите. — Внезапно он вспомнил о плаще. — Ах, это я хотел бы подарить вам.
Для длительной поездки в открытом экипаже плащ был бы очень кстати, вне всяких сомнений. Однако она покачала головой.
— Это очень любезно с вашей стороны. Но я не привыкла принимать подарки от незнакомых людей.
— О Боже, — вырвалось у него, — я смутил вас. Святые небеса, это вовсе не входило в мои планы. Конечно же, вы можете когда-нибудь вернуть мне плащ. Я уверен, что вы не испортите его. Рассматривайте это так, что вы просто взяли его в долг.
— Я боюсь, что это почти то же самое, — решительно сказала она.
— Нет? — он печально перевел взгляд с нее на плащ и опустил руку. — Ну, я действовал из лучших побуждений и… — он не закончил предложение и сказал вместо этого: — Видите ли, я был священником, прежде чем… ну, прежде чем я открыл этот магазин.
Она удивленно посмотрела на него, пытаясь увидеть его глаза, но он по-прежнему смотрел на землю.
— Вы — священнослужитель?
— Я был священнослужителем, боюсь, что так звучит правильнее. — Он оживился и внезапно снова посмотрел на нее. — Да, я, пожалуй, был им. Позвольте, я представлюсь? Якоб Гаупт — это мое имя — некогда единственный священник Виндхука. Последний миссионер, если хотите. Более или менее выживший из вымершего вида.
