с трясущимися руками бежит от водокачки через весь двор прямо на нее. Три других ребенка также начали кричать, но остались стоять у выхода со двора, словно не решаясь приблизиться.
Сендрин отступила на шаг назад, неуверенно, но без страха. Но когда она разглядела выражение лица приближавшейся женщины, она посчитала целесообразным отступить еще на несколько метров. При этом она спиной натолкнулась на упряжку и ударилась обо что-то лопаткой. Боль пронзила верхнюю часть туловища, как удар молнии.
Женщина промчалась по газону и так резко схватила мальчика на руки, что у него из рук выпала лейка, и остатки воды пролились на ее юбку. Казалось, она ничего не заметила, только кричала что-то непонятное в сторону Сендрин, затем повернулась так, чтобы Сендрин не могла видеть малыша.
При этом женщина начала петь странную песню, то повышая, то понижая голос, как поют колыбельную. Она словно пыталась успокоить ребенка — и это несмотря на то, что мальчик, кажется, даже не понял, что с ним произошло.
— Ах ты, Боже мой, что вы наделали! — раздался голос от портала дома.
Сендрин повернулась и увидела стоящую в дверях женщину в светлой одежде. Ей, должно быть, было около пятидесяти лет, стройностью она напоминала тополь, не выглядя при этом тощей. На ней были брюки для верховой езды и бежевая облегающая рубашка из накрахмаленной ткани, которая выдавала отсутствие корсета, модного у женщин ее возраста. Ее длинные светло-русые волосы были скручены в простой узел. Сендрин не обнаружила на ней никаких украшений, за исключением простого обручального кольца. Она выглядела, как женщина, которая умеет действовать энергично, при этом ни на одно мгновение не производя впечатление неотесанной провинциалки. Ее пальцы были тонкими и изящными, а лицо имело все те черты, какие мужчины обычно ценят в женщинах, — полные губы, высокие скулы и большие светло- голубые глаза. Несмотря на это, с первого раза невозможно было оценить ее безупречную красоту, — одна из загадок, над которыми билась Сендрин в течение последующих месяцев. Хотя Сендрин совершенно иначе представляла себе хозяйку этого дома, она ни секунды не сомневалась в том, что стояла лицом к лицу с Мадлен Каскаден.
— Что вы сделали? — на этот раз вопрос, кажется, не был риторическим.
— Я… ничего, — пролепетала Сендрин. — Я смотрела, как мальчик поливает газон.
— Вы на него смотрели?
— Это запрещено?
Мадлен Каскаден глубоко вздохнула и поспешила к чернокожей, которая по-прежнему обнимала своего сына и тихонько пела. Госпожа мягко погладила ребенка по головке, потом спокойно заговорила с женщиной, покопалась в кармане брюк, достала оттуда денежную купюру и сунула ее чернокожей в руку. В то же мгновенье женщина убежала вместе со своими детьми, скрывшись за углом дома.
Сендрин стояла и растерянно таращилась на Мадлен, которая повернулась к ней спиной и задумчиво смотрела туда, куда убежали слуги. Наконец хозяйка повернулась и подошла к Сендрин.
— Целый день, — проговорила она, взглядом ясно выражая свою досаду.
— Что, простите? — испуганно спросила Сендрин.
— Эта женщина и ее сын на весь день выпали из рабочего процесса, — проговорила Мадлен. — Кто- то другой вынужден будет сделать за них их работу, — она посмотрела через плечо Сендрин на вход дома. — Валериан, подбери замену!
Сендрин только теперь заметила, что Валериан, стоя в дверях, наблюдал за всем происходящим. Он ухмыльнулся и молча, зашел в дом.
— Мне очень жаль, если я причинила вам неприятности, — начала она, но ее перебила Мадлен.
— Ах, что уж теперь, вы же не могли знать, — ее суровый голос подчеркивал значение ее слов. — Однако хорошенько запомните на будущее: никогда не смотрите пристально на туземцев, если на то нет крайней необходимости, тем более на детей, и никогда, я повторяю,
— Но что я сделала?
— То, что мы называем «пристально смотреть» и в худшем случае считаем невежливым, для этих людей является чем-то вроде покушения на убийство. Они верят, что при помощи злого взгляда можно вмешаться в их жизнь. Необходим целый ряд дорогостоящих ритуалов, чтобы сделать отворот тому, что вы натворили. Демона не умаслить купюрой, правда, иногда это может несколько ускорить процесс.
Сендрин не удержалась и внезапно улыбнулась.
— Эта женщина на самом деле верит, что я хотела причинить ее сыну зло? Но это же абсурдно.
— Для вас и для меня, — серьезно ответила Мадлен, — но не для этих людей. Научитесь обращать внимание на такие вещи, если хотите остаться у нас на какое-то время.
Сендрин резко погасила улыбку и кивнула. С одной стороны, на нее произвела впечатление манера Мадлен называть вещи своими именами; с другой стороны, она почувствовала себя крайне неуверенно. Определенно, непросто будет выполнять требования этой женщины.
— Рекомендации ваших преподавателей были превосходными, — проговорила Мадлен, рассматривая Сендрин с головы до ног, словно у нее возникли сомнения в достоверности этих аттестаций. — Но вы еще очень молоды.
— Моя дата рождения значилась в моих документах, — возразила Сендрин.
Если Мадлен и нашла ее ответ дерзким, то никак этого не показала.
— У Саломы и Лукреции в это время как раз урок верховой езды. Мой муж ведь написал вам, что мы рассчитываем с вашей помощью дать детям разностороннее образование?
— Естественно.
— В Виндхуке с 1894 года существует школа для белых детей, но это слишком далеко, и мне не нравится, как там обращаются с детьми. Я придаю большое значение приличиям, хорошим манерам и христианскому воспитанию. Вы полагаете, что сможете с этим справиться?
— Конечно.
Хотела ли Мадлен на самом деле поставить ее на место или все это было только частью проверки, своеобразным боевым крещением? Сендрин становилось все более не по себе.
Мадлен еще на некоторое время задержала на ней свой взгляд. Сендрин приложила все усилия, чтобы выдержать этот строгий взгляд как можно спокойнее. Затем Мадлен внезапно повернулась ко входу и позвала:
— Йоханнес!
Когда никто не отозвался, она повторила свой призыв еще раз, на этот раз ее голос прозвучал резче. Через секунду на улицу выбежал сан, который в своей миниатюрной форменной одежде швейцара выглядел очень странно, почти карикатурно.
— Проводи фрейлейн Мук в ее комнату, — уже обращаясь к Сендрин, она произнесла: — Вы наверняка измучены. Одна из служанок позже принесет вам в комнату еду. Вы сможете познакомиться с остальными членами семьи и завтра утром, — коротко кивнув, она добавила: — Добро пожаловать на Юго- Запад, фрейлейн Мук! И добро пожаловать в мой дом, — с этими словами она развернулась и через портал вошла в дом.
Сендрин, удивленно глядя ей вслед, подавила свой гнев. С первого дня обучения ей внушали, что неприлично протестовать против пожеланий господ. Только научившись подчиняться, можно удовлетворительно выполнять обязанности гувернантки.
Швейцар Йоханнес между тем погрузил себе на плечи весь ее багаж. Он выглядел довольно печальным, но, когда Сендрин предложила взять у него часть вещей, он резко мотнул головой. Было заметно, что он почти оскорбился.
— Йоханнес — это не ваше настоящее имя, не так ли? — спросила она, следуя за ним через двор к боковому входу.
— Хозяйка дома предпочитает имена своей родины, — ответил он коротко и ясно. Акцент был слышен, несмотря на безупречную грамматику.
Пристройка, в которую он ее повел, выглядела нежилой. Она располагалась на левой стороне двора и была одним из двух длинных боковых крыльев дома. Снаружи Сендрин заметила, что от него ответвляются и другие пристройки. От тех, в свою очередь, тоже отходили постройки и эркеры, словно за прошедшие годы дом, как дерево, пустил новые ростки, которые постоянно разветвлялись.
