Он любил приходить в церковь между службами. Было темно и холодно, и хотя сейчас здесь никого не было, он чувствовал запах крестьян, приходивших сюда, — запах конской мочи, дождя и подгнившей соломы. Дождь упорно стучал по крыше, отдаваясь в церкви эхом, походившим на хлопанье крыльев. Вода просачивалась внутрь, и отсутствие заботы о ремонте церкви постоянно вменялось настоятелю в вину.
Доктор Ди дрожал от сквозняка — ветер прорывался в окна. Грудь у него болела, и он так много кашлял, пытаясь уснуть в своем кресле, — хотя и заварил себе, листья шалфея, купленные у аптекаря, что в конце концов встал, не потревожив Кит, и вышел, заперев за собой дверь.
Кости тоже болели. Четыре года тому назад, зимой, когда была особенно ужасная погода, он так простудился, что думал — это его убьет. Он не знал, сможет ли оправиться снова после такой простуды. За эти годы он стал еще слабее. Он уже пережил большинство людей своего поколения, не зная, чему это приписать: работе всей жизни или знанию целебных свойств трав. Может быть, он и впрямь достиг бессмертия?
Кит, напомнил он себе. Он должен думать о Ките. Здесь, в тишине церкви, до него дошла вся сложность положения Кита. Как они смогут все скрывать? Им нужно уехать, причем очень быстро. Завтра Кита будут ждать в церкви. Но даже если ребенок согласится с ним уехать, может ли он передать свои познания в магии девочке?
Он сидел, погруженный в свои мысли, и вдруг до него донеслись какое-то шуршание и шарканье. Сначала он не обратил на это внимания, решив, что в церковь просто забрел с полей какой-то зверек. Однако когда звук повторился, настоятель подумал, что, возможно, зверек ранен, и, с трудом поднявшись, отправился со свечой посмотреть, что там такое.
Эхо было обманчивым. Шум доносился не от алтаря. Доктор Ди последовал дальше, в придел Богородицы. Свеча отбрасывала длинные тени на алтарь и освещала изображение Богородицы с младенцем на витраже — именно против этого витража особенно ополчился Роберт Даун. Настоятель переложил свечу в другую руку.
— Кто тут? — спросил он и услышал хныканье, не похожее на звериное.
— Говорите! — сказал он, подавляя страх.
Он увидел, как занавес вокруг алтаря шевельнулся.
Доктор Ди не был трусом, но сердце у него ушло в пятки. Он сделал два-три шага вперед.
— Покажитесь, — произнес он охрипшим голосом.
Ничего не происходило. Подойдя к занавесу у алтаря, настоятель отдернул его. Кто-то снова захныкал, и, когда настоятель наклонился, он увидел новичка, Саймона.
— Мальчик? — сказал настоятель, чуть не выронив свечу. — Что ты здесь делаешь?
Саймон ничего не ответил. Он был грязный и кутался в испачканное одеяло. К волосам прилипли трава и листья, а одеяло, как понял, приглядевшись, настоятель, было испачкано не грязью, а кровью. Он в ужасе разглядывал мальчика.
— Ты ранен, — с трудом выговорил настоятель.
Мальчик не открывал рта. Во взгляде его, как у кролика, которого сейчас убьет ястреб, уже не было страха, только полная безнадежность.
— Ты… ты не можешь здесь оставаться, — сказал настоятель и протянул руку.
Сначала Саймон не шевелился, потом ухватился своей грязной ручонкой. Доктор Ди напрягся и вытащил мальчика. Тот не хотел вставать — схватившись за плащ настоятеля, он уткнулся лицом ему в колени.
Настоятель смотрел на него, не зная, что делать. Еще одна проблема, которую он должен решить. Сколько же времени мальчик здесь находится?
— Встань, — велел он, но мальчик не шелохнулся. Вздохнув, настоятель присел на корточки, слыша, как хрустнуло у него в коленях. «Я слишком стар для всего этого», — подумал он, стараясь не дышать, потому что от мальчика разило, как из сточной канавы. Поставив свечу на пол, он приподнял лицо ребенка. Теперь черные глаза смотрели умоляюще.
— Что такое? — спросил настоятель. — Что случилось?
Вместо ответа мальчик отпустил плащ и показал ему окровавленное одеяло. Настоятель отпрянул из-за его запаха. Мальчик пролепетал что-то, настоятель не расслышал.
— Что? — повторил он, и мальчик громко зарыдал. — Где ты взял это одеяло?
— М-м-м-ма… — рыдал мальчик. — М-м-ма — М-м-ма…
Он скулил, как скулит от боли зверь, и эхо усиливало этот звук.
Доктор Ди легонько встряхнул его.
— Отвечай мне! — велел он.
— М-м-ма — Ма — ма… — простонал Саймон, и настоятель вдруг вспомнил мать мальчика, которая приходила с ним в церковь, когда он пел в первый раз.
— Мама? — переспросил он, снова встряхивая мальчика, и тот внезапно перестал стонать, всхлипнув в последний раз.
Черты его лица были искажены болью.
— Где она? Ее ранили?
Саймон снова ухватился за плащ и спрятал лицо в его складках. Сухие душераздирающие рыдания вырвались из его груди, мышцы свело судорогой.
Настоятель облизнул языком пересохшие губы. Может быть, мальчик пытается ему сказать, что его мать мертва?
— Что с твоей матерью? — слабым голосом спросил он.
Мальчика начала бить сильная дрожь. Настоятель взял его лицо в руки.
— Саймон? — спросил он, припоминая. — Ты Саймон, не так ли?
По глазам мальчика он увидел, что правильно назвал его имя.
— Саймон, что такое? Что-то случилось с твоей матерью? — продолжал он расспросы, крепко держа мальчика, когда тот неожиданно сделал движение, словно хотел вырваться. — Скажи мне. Она… мертва?
Снова громкое рыдание, хотя глаза мальчика оставались сухими. Настоятель слегка сжал пальцами голову мальчика, словно пытаясь вытянуть из нее его историю.
— Ты кому-нибудь говорил?
Но он знал ответ на этот вопрос. Мальчик пришел сюда, к нему.
— Ты пришел сюда, — медленно, с большим усилием выговорил настоятель, — ко мне. Почему?
Мальчик снова протянул свою грязную руку, и настоятель поморщился, когда она коснулась его лица.
— Верните ее, — прошептал он.
Ему пришлось трижды повторить эти слова, прежде чем настоятель понял.
— Вернуть ее? — переспросил он, глядя на Саймона. — Оживить?
Мальчик кивнул.
Настоятель мысленно застонал. Вот что значит его репутация. Он протянул дрожащую руку и, ухватившись за деревянную скамью, поднялся вместе с мальчиком. Он уселся на нее, и мальчик устроился рядом, не сводя с него серьезного взгляда.
Настоятель покачал головой. Он чувствовал, что изможден и сломлен. Именно этого и хочет Келли, подумал он внезапно. Некромантии. Но это не для него.
— Я не могу воскрешать мертвецов, мальчик, — сказал он и подумал, что если бы мог, то не сидел бы сейчас в этой тихой заводи.
Но мальчик смотрел на него, словно не понимая.
— Послушай, — принялся объяснять настоятель. — Мертвые — они ушли. Отправились в свое последнее путешествие. С перевозчиком душ, Хароном. По реке Стикс. В Гадес, подземное царство. — Сейчас он стал многословен, пытаясь подыскать слова, которые бы понял мальчик. — На Небеса. В рай, — добавил он. — Или в ад. Они не возвращаются.
Внезапно перед ним возникло лицо Келли, и он сразу же прогнал его. Мальчик что-то говорил.
— Я — хочу уйти, — говорил он.
— Уйти? — с глупым видом повторил настоятель.
Что имеет в виду этот мальчик?
— Куда уйти? — спросил он, но ребенок лишь смотрел на него с мольбой в глазах, и доктор Ди вдруг понял, о чем он говорит. Его сердце забилось неровно. Он вдруг вспомнил «Божественную комедию» Данте. Данте спускался в ад и вернулся оттуда. Но откуда это известно мальчику?
— Как Данте? — проверил он Саймона, но тот посмотрел на него, не понимая, о чем идет речь.
— Да, — продолжил настоятель, размышляя вслух. — Как Данте. Орфей. Персефона. Но это же всего лишь истории. Это лишь книги.
Произнося эти слова, он чувствовал, как труд всей его жизни легко рассыпается прямо у него на глазах в прах.
— Всего лишь книги, — повторил он и с изумлением обнаружил, что ему все равно.
Но мальчик снова вцепился в его плащ.
— Пошлите меня, — молил он, и настоятель похолодел, поняв, о чем он просит.
— Что ты говоришь? — прошептал доктор Ди и нервно огляделся, словно в любую минуту мог появиться кто-нибудь из членов церковной коллегии.
Саймон продолжал теребить его плащ.
— Пошлите меня, — настаивал он.
Настоятель провел рукой по лбу и внезапно ощутил там какое-то давление.
— Успокойся, — сказал он. — Ты сам не знаешь, о чем просишь.
Глаза Саймона, казалось, прожгли его насквозь.
— Я не могу
Голову сильно сдавило.
— Послушай, — терпеливо объяснял он. — Мертвые не возвращаются. Я не могу их воскресить. А живые не могут последовать за ними.
«О нет, могут», — произнес голос у него в голове.
Настоятель вздрогнул и продолжил, игнорируя этот голос:
— Что-то случилось с твоей мамой, — сказал он, собираясь с мыслями. — Тебе нужно обращаться не ко мне, а к церковному сторожу.
Мальчик неистово затряс головой.
— Чего ты от меня хочешь?
— Маму, — ответил мальчик.
Вот так просто.
Настоятель недоверчиво взглянул на него.
— Ты просишь меня
Большие темные глаза мальчика продолжали прожигать его насквозь. Тысячи мыслей, слов и объяснений роились в мозгу настоятеля. Он начал было говорить, но осекся, потом снова попытался.
— Я не могу тебе помочь, — сказал он. Объяснять было бесполезно. — Я такое не сделаю. Я не убийца, мальчик. — Он слегка повысил голос от обиды на несправедливость тех, кто
